Гневный писк, долетевший со стороны реки, прервал их болтовню:

— Заглохните, идиоты! Быстро все сюда!

У воды стоял мокрый Харчо. Рядом с ним на песке неподвижно лежал Кислый Батон. Он не дышал. Харчо только что вытащил его на берег.

— Наш вожак погиб, он утонул, — сказал Харчо. — Теперь я главный!

Крысы окружили утопленника и с интересом стали его рассматривать.

— Гляди, как у него живот раздуло, — воскликнул Одноухий. — Видать много воды наглотался!

— И пасть раскрыта, — сказала Брынза, жена Харчо. — А я и не знала, что у Кислого Батона почти все зубы дырявые.

— Он был стар, — ответил Харчо. — Молодая крыса не тонет. Ну, чего уставились? Делайте волокушу и тащите его в Красную Яму. Две молодые крысы тут же побежали за ивовыми ветками для волокуши. Когда кто-нибудь из шайки умирал, его укладывали на волокушу и тащили к Красной Яме — крысиному кладбищу. Там мертвого сородича сбрасывали на дно и оставляли на растерзание воронам. Крысы не чтили память своих предков.

После того, как с бывшим вожаком разделались, как полагается, снова вспомнили про необычного зверька, свалившегося к ним словно с неба.

— И эта вот гадкая, мокрая, сопливая тряпочка убила Кислого Батона? — с удивлением спросил Харчо, наклонившись к зверьку и обнюхав его с головы до кончика хвоста.

— Да, это он убил, я точно видел, — подтвердил Одноухий.

— Добавляй всегда «сыр», — неожиданно рявкнул Харчо, щёлкнув на него зубами. — Я теперь ваш вожак!

— Куда добавлять какой сыр? — удивился Одноухий.

Харчо подскочил к нему и, за непонятливость, укусил.

— В конце слов добавляй, дубина! Если ты говоришь: «Это он убил», то добавляй — «сыр». Понял?

— Понял! — Одноухий вытянул хвост стрункой. — А почему надо «сыр» добавлять?

— Дурак, так надо! Так всегда вожаку говорят, из уважения. Ясно?

— Ясно, сыр!

— Вот, теперь правильно. — Харчо довольно осклабился.

— А что с этим делать? — спросила Брынза, махнув хвостом на зверька. Заметив недовольство нового вожака, она с вызовом бросила: — Я никогда не буду говорить тебе «сыр», даже если ты загрызёшь меня до смерти. Я твоя жена!

Харчо щёлкнул зубами, но не стал с ней спорить.

— Его надо бросить в Красную Яму, — сказал он и укусил зверька за кончик хвоста.

Странный зверёк жалобно пискнул.

— Этот зверёныш сидел на бревне и лупил по воде вот этой своей лопатой, — сказал Харчо. — Поэтому бревно и неслось, как торпеда!

— Он ещё жив, зачем бросать его в Красную Яму? — сказала Брынза.

— Тогда надо сначала убить его, а потом бросить в Красную Яму, — ответил вожак.

— Но он же совсем крошечный! — вмешалась жена Одноухого, которую за пышные белые усы все звали Сметанкой. — Сыр! — поспешно добавила она, увидев, как зло сверкнули зубы вожака.

— Да, он совсем ещё малыш, — сказала Брынза. — Я не стану его убивать.

— В самом деле, сыр! — воскликнул Одноухий. — Разве мы, благородные крысы, должны убивать детей, сыр?

— Но этот ваш «малыш» продырявил нашу лодку! Смотрите!

Все по очереди забрались на лодку и посмотрели на здоровенную дыру в её боку, в том месте, куда ударило бревно. Дыра была очень некрасивой, и волны плескались всего в трёх носах от её края, вот-вот готовые ворваться в трюмы с провизией. А чуть в стороне у берега покачивалось само бревно.

— И посмотрите на бревно, — продолжал Харчо. — Видите, оно специально заточено на конце! Этот ваш сладкий ребёночек хорошо подготовился, чтобы напасть на нас!

Крысы злобно заклацали челюстями. Конец бревна и правда был заострён.

На нем даже были видны следы от зубов.

— Вот мы сейчас поглядим, чья это работа, — сказал вожаки, подскочив к лежавшему на животе зверьку, перевернул его на спину.

Серые разбойники вновь окружили его плотным кольцом. Они увидели круглую смешную мордочку с зажмуренными глазками. Из-под верхней губы зверька торчал острый, очень страшного вида зуб. Зуб был кривой и блестел на солнце, как настоящий железный нож.

— Видите? — торжествующе воскликнул Харчо. — Что я вам говорил?

— Придётся его убить! — сказал кто-то в толпе. — Сыр!

— Убить! Убить! Убить! — подхватили остальные. — Сыр! Сыр! Сыр!

Крысы подняли визг.

— Убить! Убить! Убить!

Этим визгом они заводили себя. При звуке страшного слова глаза их наливались кровью. Убийцы жаждали мести!

Вдруг зверёк пошевелился. Его мордочку перекосило от боли. Из-под безобразного кривого зуба выкатилась красная капелька.

— Смотри-ка, он порезался своим собственным зубом, — удивлённо сказал Одноухий.

— Это не зуб, — сказала Брынза.

Она вцепилась в непонятный предмет своими зубами — послышался железный скрежет.

— Что ты делаешь! — гневно запищал Харчо.

Брынза потянула, и зуб вылез из-под губы несчастного зверька, который сразу вздохнул облегчённо. Крысиха отошла в сторону и выплюнула на песок железку.

— Это не зуб! — повторила она и сверкнула глазами на мужа. — Какая-то дурацкая железка впилась в губу несчастного малыша, а вы хотели убить его за это? Ему было больно, вот он и бил по воде хвостом. Бедняга так вымотался, что теперь чуть жив от боли и усталости.

Она положила на грудь малыша свой хвост.

— Его сердце едва-едва бьётся. И этого слабого, беззащитного глупышку вы только что хотели бросить в Красную Яму? — Брынза поднялась на задние лапы и грозно осмотрела притихших разбойников. — Отныне я никому не позволю даже кончиком хвоста задеть этого крысёнка! Теперь он мой. Я буду заботиться о нём. А когда он вырастет, то станет таким же ловким и хитрым, как все мы. И будет разбойничать наравне со всеми. Ясно вам? — С этими словами она повернулась к Харчо. — Ясно, СЫ-ЫР?

У старой крысихи давно уже не заводилось своих детей, и все поняли, что она не отступится от зверёныша — будет защищать его до последнего. К тому же всем в лагере было известно, что Харчо побаивается жену. Однажды они крепко поссорились, и она выгнала мужа на улицу.

— Пусть будет по-твоему, — хмуро произнес Харчо и чихнул. — Только знай, что никто из нас не будет любить его… Теперь я иду домой. Я продрог. Мне надо обсохнуть, поесть и подумать, как нам уберечь наши запасы от воды.

Но утром следующего дня вода в реке начала спадать. Кромка берега отступила далеко от лодки, и на некоторое время в крысиный лагерь вернулась спокойная жизнь.

Таким вот удивительным образом маленький бобрёнок попал в крысиную семью.

Весь первый день крысиха не отходила от малыша. Она пыталась накормить его кашицей из рыбьей головы, которую тщательно разжевала для него, но малыш всё выплюнул. Тогда она легла рядом с ним и до самого вечера гладила крошку, говорила ему ласковые слова и зализывала раны.

Харчо в тот день не появлялся. Он не мог примириться с тем, что жена взяла на воспитание зверёныша с круглой головой и сплющенным хвостом. Вожак считал это позором всего крысиного рода. В ту ночь он даже не пришёл спать домой, оставшись у Одноухого, которого новый вожак сделал своей правой лапой.

Два старых друга просидели всю ночь на крыльце, до самого рассвета вспоминая своё тяжёлое детство, из которого им запомнились только лютый голод, вражда между крысиными семьями и постоянные стычки с людьми и собаками. В те суровые времена ни одной крысихе, даже очень уважаемой, и в голову не могло прийти взять на воспитание чужого зверёныша, который каждый день будет отнимать у неё и у остальных крыс по целому куску сухаря.

Так, вздыхая и морща носы, сидели они под яркой луной, пока та не закатилась за горизонт. Потом напились из лужи, легли в доме Одноухого на мешковину и захрапели на всю округу.