— Совсем шмары оборзели. Их тут содержат как принцесс, трудовой отпуск у них оплачиваемый, хочу даю, хочу не даю. И всё равно шипят гадюки, в другом месте за кусок хлеба уморились бы подставлять.

— Ага, это они на вольных стабах не жили. Там просто, не хочешь ложиться, бери двустволку и отправляйся сама себе спораны добывать, — злобно сплюнул другой.

Мы пришли в большой ангар, расположенный за высоким забором с внушительными сторожевыми башнями в стиле древних замков, только вместо катапульт тут были спарки крупнокалиберных пулемётов или башни танков. В помещении был холод, нагнетаемый сплитами и ряды клеток с грудами соломы. При появлении нас из стогов начали вылезать голые девки с безумными глазами и просящими взглядами. Трах взял около входа корзину с булками и проходя по рядам раздавал их женщинам. Схватив булку, они кидались её есть и опять зарывались в солому.

— Видишь, на корм сбежались, мои девочки, кушайте, кушайте, — комментировал он происходящее.

— А что здесь так холодно?

— А это для того, чтобы они по разным углам расползались. Одна на клетку. В угол солому кинули, главное не тряпок, они по старой памяти тряпки одевать ухитряются. Чтобы им удобно было зарыться. Сидит тихонечко, выползает, пожрёт и обратно, а будет здесь тепло, она по всей клетке метаться будет и орать.

— А почему одна?

— Женская логика. Их вместе их держать нельзя. Они между собой драться будут, еду отнимать, царапаться. Оно конечно быстро заживает, но не кондицию тоже не хочется.

— Это и есть твоё производство?

— Оно самое. Я их тут приучаю, что помыли, отодрали, покормили. Самые лучшие невесты.

— А отодрали, это конечно твоя часть технологического процесса?

— Разумеется, на мне самое трудозатратное. Работа дураков любит.

— Да Трах, тяжела и незавидна твоя работа, ещё бы, такая физическая нагрузка и никакой благодарности от воспитанниц. Сколько же ты бедняжка в них трудов вкладываешь?

— Вот сам посуди, всё же очень просто. У них такие умения развиваются, я полностью иммунный, и то краешком так зацепит, бывает, что потом приходится вискарем, по неделе в баре отпиваться, а если ты обычный мужик, один раз торчок всунул, всё, считай попал. Привязанность за один раз развивается, уже навсегда. Знаешь, отобьют одни одну такую где-нибудь, или подарят, или подложат, торчку ведь не прикажешь, он не хочет всяких обнимашек и целовашек, ему потом дырка нужна именно такая, именно вот эта. А потом сгорел сарай где её держали, или маньяк нашёлся и резанул, или заражённые набежали. В жизни всякое бывает. — Трах оскалился. — И он к нам, так мол и так, не хватает мне моей пипетки, надо бы как-нибудь организовать. И всё, и броня пошла, и ресурсы. Вот так Резак, круче любого спека, только от спека люди дуреют, а здесь они как бы силой напитываются. Сунул раз в пару дней, и тебе жить хочется, работоспособность, хоть горы сворачивай.

— Слушай Трах, я так понял, что потом они без этих тёлок не обходятся.

— Неа, не обходятся.

— Это получается вы их на наркоту из своих девиц посадили?

— Ага. Это нимфы, намного круче чем обычные нимфы, только они не глазами и мурчанием, они на прямую. Действие, как кувалдой по голове. Вот поэтому их оставлять с нормальной колотушкой нельзя, только двинутой. Если она будет не больная на всю голову, представляешь сколько она наворотить может?

— Представляю.

— Мозги им спецы ломают, а вот тренировками я занимаюсь. И даже поручить некому. Совершенно делегировать не получается. Это не физический уровень, это совсем другое, это умение. Когда у них умения раскрываются, то после каждого раза тебя трясёт, как молотком по голове, паника, приходится бегать к нашей главной, лёгкий массажик мозга выпрашивать.

— На тебя же умения нимф не действует?

— Не действует, но конкретно тебе они же ничего не обещали? Там помимо прямого умения, к которому я иммунный, много что открывается, даже выбраковывать приходиться иногда. Только пристроился, а тебе как даст, сам не понял, как уполз. Несколько дней притрушенный хожу, сисек пугаюсь. Сколько всего повидал, а привыкнуть не могу, а представляешь пузатому и богатому такую подсунуть. У негоже голову снесёт, а массажик мозга ему делать некому. Если ты за яйца царя стаба держишь, то считай весь стаб твой, даже мудрить ничего не надо.

— Над миром властвовать хотите?

— Это не я, это наша главная хочет, а меня и моя скромная должность устраивает. Я свою работу люблю. Пошли резак, что-нибудь о себе плеснём. Но к этим ты не подходи, я бы тебе предложил, но потом от клетки нет тащу, уж извини. Пошли выпьем, потом своей к Гайке на радостях вернёшься, она у тебя девка видная. Проходи сюда, у меня тут каптерка небольшая.

Мы прошли мимо двух сидевших на стульчиках, но прилично вооруженных охранников. Они скользнули по мне взглядом, как положено у всех вахтёров-лифтёров, весьма недобрым, но ничего не сказали, просто пропустили внутрь. Небольшое помещение без окон, обставленное каким-то невероятным по выдержки и редкости алкоголем. Пара стульев, довольно большой диван, раскладывающийся в ещё больший диван и бочка вместо стола составляли меблировку этого скромного места.

Хозяин помещения с гордостью представил мне предмет своей гордости:

— Настоящая бочка из-под виски. По технологии в начале выдерживают в огромной бочке, а потом в более мелких, а потом ещё раз выдерживают. Вот это как раз не очень большая, которую можно перекатить. Она коллекционная, редчайшая, она… Сам понюхай.

Я понюхал. Действительно, это была не мазаная дёгтем морская или какая-нибудь дрянная для дачи и огорода, от этой бочки шёл запах получше чем из многих бутылок которые мне доводилось открывать.

— О! — сказал Трах и поднял палец вверх, — а теперь на неё надо сверху поместить то, чего она достойна удерживать.

Из небольшого холодильника появились охлаждённые квадратики-камни.

— Это Резак, для того, чтобы виски не разбавлять. Все как придурки его разбавляют, то водой, то соком. Я ещё понимаю, можно колой. Можно чуть охладить камнями, но тут вот какая закавыка, виски пьётся не холодным со льдом. Это для дегенератов. Тот аромат и букет, который вкладывали в этот напиток и сто лет выдерживали надо понять. Представляешь, четыре поколения винокуров, а бывает и больше, они что, рассчитывали что его с апельсиновым соком бодяжить будут? Нет Резак, виски пьётся тёплым. Ну если хочешь, вот они кубики, хоть разбавлять не придётся.

— Нет, уважаемый Трах, я буду пить как ты. Я обычно привык доверять мнению профессионалов, особенно когда они ещё и коллекционеры.

Уселся около бочки, положил на неё руки. Появилось несколько бутылок и правильные стаканы для виски.

— А почему в вашей главной такое странное имя — Самка. Она же в таком статусе, десять раз могла же перекреститься. Да и не должно быть у неё кликухи, она-то местнорождённая.

— Оооо, Резак. — Трах картинно вжал голову, обернулся по сторонам, понизил голос на несколько тонов и заговорчески шепнул, — это информация для служебного пользования, но тебе, как мастеру добычи базового мяса скажу. Это её любимый так назвал, полный придурок, отмороженный дегенерат и извращенец даже для нашей компании. Влюбилась она в него по уши, давала всё, а он пользовался и грубил нещадно. Бывает изобьёт до полусмерти и орёт: «Самка ты! И будут тебя тварь так называть, Самкой, пока я живой буду». Он её как женщину вообще не понимал, пока не изобьёт до такого состояния, что она на ногах стоять не может.

— И?

— Вот и называют её Самкой.

— И до сих пор бьёт?

— Да ты что! Её давным-давно никто не бьёт, и любовь прошла, и желающих нет без её согласия хоть пальцем тронуть. Она теперь хозяйка города, а её врагов шуруповёртами в лесу к деревьям прикручивают. На неё, даже косо посмотреть, и думать не моги.

— Так почему она не перекреститься?

— Так ведь он же жив!

Наверное, у меня была глупое лицо. Трах заржал:

— Да всё с ним нормально, ну как нормально, жив он. Надоело ей это всё. В начале она от него сбежала, потом организовала город, а потом она его откуда-то выкрала. А теперь у нас храниться, тут, за нашим зверинцем в ящике лежит, в кладовой. Самка ему собственноручно ноги и руки отрезала, что-бы в ящик поместился. Его в активной кроме держат, чтоб всё слышал и всё чувствовал, и круговая запись в наушниках крутится. Она сама надиктовывала, со всеми чувствами. А как конечности начинают немножко отрастать, она их опять отрезает, чтоб в ящик помещался. Бывает приходит ко мне за бутылкой и говорит: «Дай мне что-нибудь очень-очень хорошее, для моего родного и любимого человека», и уходит. Разрежет швы на губах…