Прежде всего это сам Ян Берзин — глава военной разведки, его ближайший помощник — Анатолий Никонов, ведущий сотрудник Разведупра и уже знакомый нам Ян Матисович Жигур — вот почему он и знал концепции Тухачевского непосредственно от их истоков, ну и, конечно, сам М. Н. Тухачевский неизгладимая печать весьма своеобразных взглядов которого пронизала все содержание итогового труда.

К маю 1928 г. робота была завершена и, представляя собой информационно-аналитический обзор сугубо разведывательного характера, была опубликована, как указывалось выше, всего в 80 экземплярах.

Если вы, хоть чуть-чуть припоминая «технологию» блицкрига, что в «коричневом», что в «красном» вариантах, взглянете хотя бы только на названия разделов этого труда, то перед вами как в проявочном растворе, хотя и смутновато, но уже начнут проявляться вполне узнаваемые черты все той же стратегии блицкрига на этапе ее протоэмбрионального развития: общеполитическая обстановка, людские ресурсы, экономические факторы, экономическая база войны, влияние техники на характер будущей войны, транспорт, влияние современной авиации, роль военно-морских сил в будущей войне, наиважнейшие оперативные проблемы будущей войны, важнейшие организационные вопросы и, наконец, выводы относительно военной реконструкции СССР…[569]

Бесспорно, операции на флангах являют собой неотъемлемый компонент стратегического искусства, но в то же время оно ведь ими не исчерпывается. Почему же тогда приоритет был отдан именно фланговым операциям? С какой стати был обозначен столь ярко выраженный приоритет операций на флангах, тем более, как увидим из дальнейшего, именно в начальный период войны?!

Ведь одно дело фланговые операции в процессе уже идущей войны — это абсолютно естественный, нормальный и здравый образ мышления военных стратегов и полководцев, как правило, приводящий к серьезному успеху (стратегическое искусство России во все времена изобилует такими примерами), но совсем иное, когда приоритет фланговым операциям отдается в самом начале войны и особенно как фактическому ее началу.

Чего ради «стратега» так одолел «синдром фланговых операций»? Едва ли он был вызван только личным «польским пунктиком» в скудном боевом опыте Тухачевского, когда в 1920 г. он умудрился наступать на Варшаву с оголенными флангами да при отставшем тыле, вследствие чего и поэтому потерпел закономерно сокрушительное поражение. Но до конца жизни он считал, что тогда, в 1920 г., он все сделал правильно, а победу у него, видите ли, украли…

Но если кто и украл, так только его, вдохновленная парадоксальной зацикленностью Ленина на бессмысленных идеях «полевой революции» и безответственным авантюризмом Троцкого безграмотная самоуверенность, ибо, вопреки всем легендам и мифам, Сталин тут абсолютно ни при чем — сейчас с документальной точностью доказана абсолютная непричастность Сталина к провалу наступления на Варшаву[570]. Кстати, Сталин был единственным членом Политбюро, который очень резко выступил против еще до начала так дорого обошедшейся России безумной авантюры Ленина, Троцкого и Тухачевского — 165 тысяч красноармейцев попали в польский плен, более половины из них были зверски замучены в польских концлагерях, за что, между прочим, польские мерзавцы даже и не извинились перед Россией; даже сейчас; а тогда Советская Россия оказалась вынуждена пойти на колоссальные территориальные и материальные уступки Польше Пилсудского, ликвидировать которые смогла только в 1939 г.[571]

Нет, происхождение «флангового синдрома» у Тухачевского было вызвано явно чем-то иным. И, очевидно, есть смысл повнимательней приглядеться к ситуации того времени.

Вторая половина 20-х гг. прошлого века ознаменовалась резким нарастанием угрозы вооруженного нападения на СССР консолидированными силами Запада, в т. ч. и при наметившейся тогда тенденции к координации таких потуг с Японией.

С другой стороны, это было и то самое время, когда даже далекий от советских экспериментов известный французский писатель первой половины ХХ в. Анри Барбюс и то заметил, что оппозиция в СССР впервые после Октября 1917 г. разворачивается методично, агрессивно и по единому плану[572]. Троцкий, к примеру, именно тогда говорил о том, что-де надо брать власть тогда, когда враг в 80 км от столицы![573]

…Сразу же отметим, что основополагающая причина всего этого заключалась в том, что откровенно отринувший курс на «мировую революцию» Сталин, опираясь на здравомыслящее ядро своих сторонников, провозгласил тогда курс на строительство социализма в одной отдельно взятой стране, в рамках которого центральное место занимала индустриализация страны. По сути дела он взял курс на деленинизацию, чего ему никак простить не могут, особенно на Западе, который тут же и отреагировал — не для того он крушил еще царскую Россию, чтобы обрести нового мощного и к тому же никак не управляемого извне гиганта на Востоке.

В ход пошли и Локарно, и т. н. «золотая блокада», когда Запад отказался что-либо продавать СССР, особенно промышленное оборудование для производства средств производства, за золото или валюту, но только за зерно, в результате чего в СССР был откровенно спровоцирован т. н. «хлебный кризис». Дело в том, что в условиях НЭПа прознавшие об этом крестьяне, особенно кулачье и середняки, отказывались продавать государству зерно, товарность которого, к слову сказать, по сравнению с царской Россией была значительно ниже, и резко вздули цены на зерно на внутреннем рынке, угрожая фактически голодом, особенно городскому населению[574].

Это до крайности обострило внутреннюю социально-экономическую и политическую обстановку в стране. Планы индустриализации оказались под угрозой: нет зерна — нет закупок промышленного оборудования, нет последнего — нет производства средств производства, в т. ч. и для села, а также предметов потребления, в т. ч., и для села — нет зерна… Далее круг, естественно. А в качестве альтернативы предлагался либо всеобщий бунт, либо превращение СССР в аграрно-сырьевой придаток Запада.

И не случайно, что вся эта внутрисоюзная оппозиционная сволочь активно зашевелилась именно в это время — в мутной воде острейшего кризиса легче ловить иудины тридцать сребреников с Запада…[575]

На самого Тухачевского (как и в целом на вояк) именно с 1926 г. уже и из-за границы стали поступать сигналы о том, что он имеет отношение к некоей формирующейся в СССР «военной партии» оппозиционно настроенной к центральной власти[576].

Всем «традиционно» склонным услышать в этом эхо операции «Трест», в рамках которой Лубянка с личного согласия Тухачевского легендировала его причастность к вымышленной подпольной антисоветской организации, спешу сообщить, что хотя и неизвестно, по чьему конкретно приказу, но тем не менее с января 1924 г. имя Тухачевского было выведено из этой операции (по документам операции «Трест» действительно непонятно, кем было отдано такое распоряжение)[577]. К тому же следует иметь в виду, что Лубянка на всех стадиях операции «Трест» весьма жестко контролировала прохождение и распространение продвигавшейся ею дезинформации якобы из военных кругов СССР и потому четко знала, что конкретно известно соответствующим заинтересованным силам на Западе, в т. ч. и генеральным штабам западных стран, и даже то, как эта «деза» распространяется между ними[578]. По этим материалам четко видно, что нет даже и тени намека на что-либо похожее на то, что стало поступать из-за границы, начиная с 1926 г., и потому придется вспомнить, особенно если предварительно учесть, что сигналы стали поступать именно из Германии, что туда же, в Германию, и в начале того же 1926 г. для лечения своего «бесценного для мировой революции» здоровья выезжал Лейба Давидович Бронштейн-Троцкий[579] — главный «апостол» влияния германского рейхсвера на РККА вплоть до 1925 г. включительно…