Именно в этот момент войска и могут дрогнуть, что, к сожалению, и происходило. Ведь и в самом деле, невеселая выходила ситуация — видишь перед собой всего-то четырех фашистских гадов, а чувствуешь, что тебя лупят как будто 105 — 164 гада!

Еще тяжелее ситуация оказывалась, когда по требованию командиров танковых частей вермахта первыми в прорыв шли пехотные дивизии — для создания плацдарма в целях развертывания наступления первых.

Как отмечалось выше, в этом случае пехотная дивизия вермахта могла сузить фронт прорыва до 2,5 км, что означало 6,74 пехотинца на 1 м линии прорыва, а на нем в обороне было, если это происходило в ПрибОВО, всего-то 0,16 — 0,25 нашего стрелка.

Следовательно, на каждые 0,16 — 0,25 нашего стрелка выпадало превосходство противника в диапазоне от 27 до 42 раз, а в пересчете на одного бойца из плоти и крови превосходство противника выходило от 168,5 до 263 раз!

Гитлеровский черт из табакерки вновь вырвался — опять налицо мгновенный эффект якобы беспрецедентно чудовищной ударной мощи и силы вермахта и опять-таки непосредственно из воздуха в дырке от бублика! Вполне можно представить себе, какой беспрецедентно чудовищный шок испытывали дивизии первого эшелона, приговоренные к такой «жесткой обороне».

Естественно, полагается и проверить корректность проведенных вычислений. Если, например, придерживаться только термина «дивизия», то из-за указанных выше оперативных плотностей в обороне и прорыве уже получается соотношение 1:10 в пользу гитлерюг!

Однако наша-то дивизия в 1,81 раза уступала нормативной по численности, следовательно, соотношение уже 1:18,1, и к тому же у нашей дивизии в 7 — 9 раз против нормативной понижена устойчивость в обороне, следовательно, во столько же раз увеличивается превосходство противника, т. е. выходит уже 1:126,7 и 162,9 раза!

Как видите, порядок цифр тот же самый и при первом варианте расчета, и при этом превосходство откровенно зашкаливает далеко за 100-кратный уровень. Но еще раз подчеркиваю, что это превосходство из воздуха!

Однако при ориентации в первую очередь на сам термин «дивизия» технология расчета уровня превосходства обязана учитывать и массу других обстоятельств, так как с этого момента в роли катализаторов трагедии в полном составе в действие вступал комплекс всех негативов предвоенной подготовки, которые за послевоенные десятилетия были блестяще изучены.

Нашей стрелковой дивизии, как известно, было положено вместе с 14 483 чел. по штатам военного времени иметь также 16 танков, 13 бронемашин, 558 автомашин, 99 тракторов, 2 артполка, а также зенитный и противотанковый дивизионы.

Танки, бронемашины, тракторы, а также значительная часть и без того в диком дефиците имевшихся автомашин перед войной были переданы в формировавшиеся 30 мехкорпусов.

В результате «на своих двоих» передвигались не только стрелковые дивизии, но и даже мехкорпуса (большая часть мехкорпуса Рокоссовского, например, двое суток пешком добиралась до возможности вступить в бой).

В самой дивизии в наличии были только 54 ствола «сорокапятки» — собственно противотанковой артиллерии, как правило, не было. В довершение всего накануне войны началась практически бесконтрольная со стороны Генштаба и НКО реорганизация зенитной и противотанковой артиллерии. При самых благих целях получилось, как всегда, — в момент нападения боеспособных подразделений не оказалось, правда, за редчайшими, но исключительно хорошо показавшими себя исключениями.

Ко всему прочему мехкорпуса, которые по официальному плану должны были прийти на помощь стрелковым частям, а по неофициальному — немедленно ринуться во встречно-лобовой контрблицкриг, в основном находились далековато, причем это «далековато» обусловлено главным образом крайне низкой мобильностью МК из-за острейшего дефицита техники и ГСМ. В значительной своей массе они вступили в бой к исходу первого, а то и второго дня агрессии, т. е., как вы понимаете, для сильно утомленных большими переходами войск встречный бой фактически прямо с марша — отнюдь не самый лучший вариант.

Некоторая часть мехкорпусов по указанию Генерального штаба выдвинулась к границам значительно раньше, и к утру 22 июня они были уже в авангарде первого эшелона Первого стратегического эшелона, хотя по официальному замыслу, вновь это подчеркиваю, им положено было находиться во втором эшелоне и придти на помощь стрелкам для выбивания вклинившегося в нашу оборону противника.

Об этом, в частности, свидетельствует до известного уникальный пример 28-й танковой дивизии полковника И. Д. Черняховского, входившей в состав 12-го МК ПрибОВО.

Парадоксально, но факт, о котором лично свидетельствует в своих мемуарах бывший начальник автобронетанковых поиск ПрибОВО П. П. Полубояров, что командование 12-го и 3-го МК получили директиву о приведении вверенных им частей в боевую готовность аж в 23.00 16 июня! Т. е. до получения санкционированной лично Сталиным директивы ГШ и НКО о приведении войск приграничных округов в боевую готовность в связи с ожидаемым в ближайшие дни нападением Германии! Это что же выходит, что в округа были даны какие-то иные, едва ли не приватного характера предупреждения? Кем, откуда? Ведь военная иерархия очень жесткая — все команды и приказы идут сверху и по нисходящей. А судьбами МК к тому же распоряжался Генштаб, т. е. лично Жуков! И, следовательно, как же тогда относиться к его сказкам о внезапности, если явно он сам за 6 дней до агрессии дал такую директиву! А только как к чудовищной лжи! Потому что еще более парадоксально то, как исполнялась директива о приведении 12-го МК в боевую готовность.

Всем хорошо известно, что приказ о приведении войск в боевую готовность исполняется немедленно. А вот в 12-м МК, в частности, в его 28-й танковой дивизии, удивительным образом тянули исполнение аж до второй половины 18 июня! А это как понимать? Директиву-то дали, но тут же сказали, что маленько повремените, товарищи?! Так что ли должно выходить? Но тогда кто бы объяснил, что это за «игрища» такие были? Кто этим «дирижировал»? Генштаб? НКО? Или дуэт Тимошенко — Жуков в полном составе?

Как бы там ни было, но в 23.00 18 июня дивизия Черняховского (9300 чел., 250 танков Т-26 и БТ-7) выступила с зимних квартир в Риге и, отмотав за два ночных перехода аж 400 км, к утру 20 июня сосредоточился в районе Груджяй — Межкуйчяй — Буйвони, что в 15 — 20 км севернее литовского города Шяуляй, в 130 км от государственной границы с Восточной Пруссией. Но утром 22 июня она уже вступила в бой, следовательно, с 20 июня и до начала агрессии происходило ползучее выдвижение на рубежи, с которых дивизия должна была стартовать в немедленный встречно-лобовой контрблицкриг![362]

Конечно, нет ничего плохого в том, что дивизия Черняховского уже в первый день агрессии «намолотила» изрядное количество германских негодяев и их техники. Но кто бы действительно объяснил, что все это должно было означать? Особенно если учесть, что в контрблицкриг она собралась без должного запаса горючего!

В свою очередь, пехотная дивизия вермахта имела не только 16 859 чел., но и 299 орудий и минометов, в т. ч. 72 противотанковых, а также автотранспорт и гужевой транспорт.

При ширине фронта прорыва в 4 км пехотная дивизия вермахта могла выставить минимум 75 стволов на 1 км, а на этом злосчастном километре ее прорыва находилось всего-то 160 — 250 наших стрелков в обороне, «закопать» которых в землю, имея 75 стволов на 1 км, можно за 2 — 4 выстрела, ибо наши 54 «сорокапятки» при 40 км линии фронта обороны составят всего 1,35 ствола на 1 км.

Однако, как уже подчеркивалось выше, вначале, как правило, наступала танковая дивизия, и практически на тех же 4 км линии прорыва. А это, к слову сказать, 16 000 чел., минимум 135 танков (в среднем 172, при колебаниях от 135 до 209), 25 бронемашин и 192 орудия, в т. ч. 53 противотанковых.