– Па, – обратился Зизи, – я не из полиции, и мне наплевать на префектуру. Только как-то на ратодроме я слышал, как об этом говорили…
– На ратодроме? – спросил Коллардон. – Где это?
– Авеню Сен-Уэн… там, где встречаются с Гаду…
– Значит, ты ее знаешь?
– Ну конечно! Довольно-таки!
Папаша Коллардон снова принялся пить. Теперь он казался наполовину пьяным и охваченным слепой яростью:
– Хочешь, я тебе скажу, Изидор, кто она, эта Гаду: просто шлюха! Вот! Она заставила меня проделать дьявольские трюки и не рассчиталась, как следовало!.. За твое здоровье!..
Коллардон пил, не закусывая, однако он был достаточно великодушен, – опорожняя свой стакан, он предлагал точно такой же и Зизи. Хотя уже три пустые бутылки выстроились в ряд на столе, кучер заказал четвертую, добавив:
– Вот, например, история с поездкой, которую она вынудила меня сделать однажды ночью… Это стоило тысячу франков, черт подери, но, клянусь, если я получил из них сорок пять! Ах ты, чума! Это так не пройдет!..
Он пил еще, потом, опершись локтями о стол, пристально посмотрел на сына и повторил:
– Это так не пройдет!
Пока отец говорил, Зизи сидел, глубоко задумавшись…
Как случилось, что папаша Коллардон окрестил «шлюхой» ту самую мегеру, которую он сам ненавидел от всего сердца?
Значит, он знаком с Гаду?
Связан ли он с похитителями пленницы из «Деревянных коней»?
К сожалению, мысли Зизи путались. Он много выпил, пил еще, и, тем не менее, ему казалось, что он уже узнал или скоро узнает что-то очень интересное…
То, что именно отец был кучером фиакра, в котором нашли мертвого Фавье, не вызывало у Зизи особого удивления. Без сомнения, папаша Коллардон был мастером на все руки, и Гаду, если верить газетам, убийцей была она, могла очень просто привлечь его как соучастника. Очевидно, Коллардон бывал в ангаре на улице Шампьонне. Это интересовало Зизи больше всего!
Грум смутно сознавал, что прежде всего, чтобы узнать как можно больше подробностей, надо было не допускать полного опьянения отца.
– Что, если пойти поесть улиток на Центральный рынок? – предложил он, особенно не настаивая. – Подходит, па?
Коллардон был уже не в состоянии сопротивляться.
– Наплевать! – ответил он сыну.
Затем, охваченный внезапным горем, он спросил:
– Ведь это я расплачиваюсь, разве не так? А ведь ты даже не хочешь пригласить своего старого отца, не хочешь помочь мне при моих увечьях? Однако, негодяй, в твоем возрасте…
Зизи прервал его:
– Давай, заплати, папа! Не занимайся моими превратностями судьбы. А что касается твоих увечий, они тебе особенно не мешают!
Папаша Коллардон поднялся. Он засунул руки в карманы широкого плаща и удивленно пробормотал:
– Черт подери! Что же это такое?
Зизи в свою очередь также удивился.
– Вот здорово! – воскликнул грум. – У тебя есть рента?
Действительно, папаша Коллардон, вытаскивая из кармана кисет для табака, который с давних пор служил ему кошельком, выронил на пол кипу бумаг, оказавшихся всего-навсего акциями ренты, настоящими акциями ренты.
– Это тебе не игра в бирюльки! – объявил Коллардон, глядя на разбросанные по полу бумаги, которые с трудом собирал Зизи. – Все это не мое!
– Не твое?
– Разумеется, нет!
И кучер с наивностью добавил:
– Чье же это может быть? Посмотри! Наверху надпись… возможно, там указано?
Тем временем Зизи с трудом разбирал строчки, написанные на акциях, так как алкоголь начинал затуманивать его голову.
Фамилии, которые он смог прочесть, заставили его вздрогнуть. Эти акции принадлежали дядюшке Фавье!
– Черт возьми! – воскликнул Зизи, глядя на своего отца с внезапным ужасом. – Но ведь все это было украдено Гаду, все связано с делами, где действовал «Жап». Как это оказалось в твоем кармане? Значит, ты убийца?
Зизи говорил тихо. Гарсон трактира читал засаленную газету, служившую для заворачивания колбасы, в другом конце зала. К счастью, он не обращал внимания на разговор этих двух клиентов. При резких словах сына папаша Коллардон побагровел.
– Я убийца? – возразил он. – Я думаю, что ты оскорбляешь меня… Ты забыл, что я твой отец, и ты обязан мне своим появлением на свет?..
Потом он принялся искренне отрицать:
– Нет, я не убийца! Если я и одолжил свой фиакр Гаду, чтобы прикончить старого Фавье, если я и выкинул его труп за Гран Пале, если я и оказываю иногда помощь некоторым типам… то это не значит, что я замешан в преступлениях… Я бы просто не смог этого сделать! К тому же эти бумаги не мои!
– Тогда почему же они оказались в твоем кармане?
– Не знаю! – ответил Коллардон, а затем, обратившись к гарсону, заказал:
– Одну литровую! Литровую за шестнадцать… черт возьми, и быстро!
Зизи и его отец снова чокнулись…
Начиная с этого момента, Зизи потерял четкость речи, тогда как Коллардон, наоборот, приобрел свою обычную ясность ума.
– Видишь ли, – говорил он Зизи плаксивым тоном, – видишь ли, имеются вещи, которых я не понимаю!.. Это не мои бумаги. Значит, кто-то подложил их в мой карман. А если их подложили в мой карман, то только с одной целью, чтобы у меня были неприятности! Так вот, если бы я с кем-нибудь сегодня поругался и меня бы схватили этим вечером на почтовом дворе, при мне нашли бы эти бумаги, и я не смог бы отвертеться от серьезного процесса.
Тем временем Зизи медленно листал акции. Вдруг грум смертельно побледнел…
На обратной стороне одной из бумаг была жирно выведена красная страшная надпись: «Правосудие Жапа!»
«Что все это значит?» – подумал Зизи.
Он выпил до дна свой стакан, потом поднялся, пошатываясь:
– Па, надо удирать! Ты расплачиваешься?
– Расплачиваюсь, – согласился папаша Коллардон.
Он заплатил и вышел из трактира вместе с сыном.
Но в этот момент, выходя из душного зала на ледяную улицу, Зизи внезапно почувствовал дурноту.
– Я не знаю, что со мной… – прошептал он, – но сейчас… сейчас…
Тогда папаша Коллардон окинул своего сына взглядом:
– Черт возьми! Да ты пьян!
И с достоинством и отеческой снисходительностью он втолкнул своего отпрыска в фиакр, который через несколько мгновений отправился в путь.
В три часа ночи Зизи проснулся, удивленный, на матрасе, лежавшем на полу.
– Где я, черт возьми? – спросил себя грум.
Он приподнялся, ошеломленно осмотрел комнату, в которой находился…
– Проклятое утро! – проворчал Зизи. – Вчера вечером я напился, как сапожник, и даю слово, что па привел меня к себе… В конце концов, мой папаша не такой уж и плохой человек!
Зизи действительно узнал свой отчий дом.
Очевидно, Коллардону показалось, что его сын настолько пьян, что оставлять его на улице опасно. Именно по этой причине он и привел сына к себе…
Впрочем, Зизи захотел немедленно пролить свет на это происшествие. Поскольку он спал одетым, то сразу встал, на цыпочках пересек комнату и приблизился к кровати, на которой, по его представлениям, должен был отдыхать отец…
Но он не успел сделать и трех шагов, как оказался на грани потери сознания.
– Кровь! – вскрикнул он. – Ах!.. Черт побери! И мой отец мертв!.. Ну и ну!
Кровь растеклась по полу большими лужами. Кровью были забрызганы стены.
Зизи остолбенел от волнения на несколько секунд. Затем он дотащился до кровати. Там лежал папаша Коллардон. Он был неподвижен, глаза закрыты, на шее – огромная рана, которая должна была обильно кровоточить.
– Черт возьми! – еще раз прошептал Зизи. – Но кто же все это сделал? Что же произошло?
Его сотрясала сильная дрожь. Ему было страшно. Опять какая-то тайна…
И тогда Зизи внезапно спросил себя, не он ли сам в пьяном бреду совершил это преступление!
Это, конечно, было преступление. Папашу Коллардона убили во сне…
Зизи смутно припоминал, что в момент возвращения домой между ними произошла бурная ссора…
