Большинство красногвардейцев Новочеркасского гарнизона, застигнутые нашей внезапной атакой врасплох, бежали в разные стороны. Но часть их засела в Епархиальном училище и Политехническом институте, а некоторые нашли себе убежище в Краснокутской роще или на кладбище и кирпичных заводах. Поэтому, прежде всего, требовалось срочно привести в порядок наши полки, занявшие город и ликвидировать эти остатки красных, затем установить гарнизонную службу и, наконец, изыскать возможность усиления нашего северного заслона, где противник упорно проявлял активность со стороны Шахт, пытаясь значительными силами переходить в наступление. Казаки охотились в домах и крытых скотных дворах, находя оставшихся в живых красноармейцев одного за другим и стреляя в них из карабинов и пистолетов.

Между тем, наше положение далеко тогда еще не было блестящим. Лучшие по составу и численности Новочеркасский и Кривянский полки, отлично работавшие при атаке Новочеркасска, в тот момент никакой реальной силы из себя не представляли. Командир Новочеркасского полка отпустил почти всех своих казаков и партизан пойти навестить родных и узнать об их судьбе, а Кривянцы, разбившись на малые группы, рыскали в привокзальном районе, отыскивая большевиков и, главное, свое имущество, награбленное подлыми железнодорожниками в станице Кривянской. Казаки этих полков должны были вновь собраться только к полудню 25-го апреля.

Полки Бессергеневский и Заплавский были слабого состава и несли службу ближайшего охранения города с юга, а отчасти и в городе. Кроме того, они занимались очисткой от большевиков Краснокутской рощи и кирпичных заводов, где по оврагам укрылись целые роты беглых красногвардейцев. Наиболее слабым и мало надежным Богаевским полком пришлось сменить уже значительно потрепанный 6-й Пластунский батальон. Последний работал на северном направлении в районе Каменоломни и не сумел правильно выполнить поставленную ему задачу.

Но уже 24-го апреля большевики по личному приказу Ленина повели со стороны Александровск-Грушевский (и центральной России) большое наступление на Новочеркасск. Вернуть город, во что бы то ни стало! Опять во множестве использовались бронепоезда и бронеавтомобили. И прочие "джихадмобили"! Причем, судя по рожам наступающих солдат, большевики мобилизовали и построили в строй половину Китая! Что дальше? Привезут к нам негров из Африки и индусов и бросят в атаку? Какие инструкции Ленин через Литвинова получил из Лондона? Пусть привозят, тут мы этих негров и похороним!

Первая и вторая атаки красных были нами отбиты. Однако я видел, что дальнейшего нажима противника Богаевцы не выдержат. Резервов у нас не было. Помощь могла оказать только "Северная группа", отдыхавшая, как впавший в зимнюю спячку еж, в эти тяжелые дни в районе станицы Раздорской (42 км от Новочеркасска). Но она на все наши повторные просьбы передвинуться в район станицы Заплавской и этим одним принудить большевиков отказаться от атаки Новочеркасска, из-за опасения подставить ей свой левый фланг, а отчасти и тыл, — упорно продолжала оставаться глуха и не сделала ни единого шагу. Не помог нам и прямой приказ Походного Атамана. Ну, как же так?

Глава 10

К вечеру 24-го апреля обстановка складывалась таким образом: на Ростовском направлении было тихо (в Таганроге уже немцы); но из Северного заслона к нам непрерывным потоком шли тревожные донесения. Там противник неимоверно усиливался и яростно продолжал пытаться опрокинуть наш отряд. Из центральной России к красным постоянно прибывали эшелоны с солдатами и военной техникой. Наконец, была полная неизвестность о намерении "Северной группы" вечно отдыхающего полковника Семилетова, при которой находилась ставка-штаб Походного Атамана. Последний, в эти дни, занял как бы нейтральное положение между нами и своей ставкой и, в сущности, совсем не хотел ни работать, ни вмешиваться в дела. При таких условиях мы были вынуждены собственными силами выкручиваться из создавшегося опасного положения.

Полагаться на потрепанных Богаевцев было опасно. Поэтому, чтобы непосредственно прикрыть Новочеркасск с севера, мы наспех сколотили из свободных казаков, преимущественно легко раненых, две сотни и ими заняли городское предместье Хотунок. Мера эта оказалась весьма удачной, так как нас снова ждало или глупость, или предательство. Командир Богаевского полка, как говорится, потерял сердце.

Под предлогом личного доклада текущей обстановки, он оставил свой полк, приехал в город и стал готовиться к бегству. Когда же большевики снова нажали, то Богаевцы, оставшиеся без командира, не оказав почти никакого сопротивления, начали поспешно отходить к городу и частично разбегаться. Это — позор! Таким образом, вся защита Новочеркасска с этой стороны легла на две сборные казачьи сотни, которыми мы своевременно заняли Хотунок. Совершенно ничтожные силы! Наступившая темнота, хотя и прекратила дальнейшее наступление нашего грозного противника, но, тем не менее, в городе создалось неопределенное и даже тревожное настроение. Этому значительно способствовали многочисленные дезертиры из Богаевского полка и больше всех сам его «лихой» командир.

Оценивая обстановку и учитывая психологию наших станичников, я считал, что посылка ночью подкреплений на Хотунок или выдвижение их к Персияновке не даст положительных результатов. По-моему, гораздо было целесообразнее употребить ночь на сбор наших частей, чтобы утром, когда противник, несомненно, возобновит атаку, дать ему решительный бой у северо-восточной окраины города. Подготовим сюрпризы для бронепоездов и броневых автомобилей. Будем бить красных здесь! Эти мои соображения командующий "Южной" группой, полковник Денисов, вполне одобрил.

Уже три ночи подряд мы не смыкали глаз. Поэтому я настоял, чтобы полковник Денисов пошел отдыхать и набираться сил для предстоящего боя, а я бы бодрствовал и занимался подготовительной работой. Условившись так, я тотчас же приступил к сбору свободных казаков и добровольцев. Вместе с тем, сформировал наспех и 4-х орудийную батарею из пушек, найденных нами в Новочеркасске. Командирам Новочеркасского и Кривянского полков приказал срочно собрать своих людей. Я полагал, что на южном направлении можно было рискнуть, ограничившись там лишь наблюдением за противником. Проведение всех этих мер требовало большой решительности, а между тем хроническая усталость брала свое. Я напрягал огромные усилия, чтобы совладеть с искушением присесть и тотчас же заснуть. Глаза буквально слипались, голова гудела как трансформатор.

К часу ночи, уже стали поступать в штаб донесения о постепенном сборе казаков в намеченные пункты. Было закончено формирование батареи. Противник пока активности не проявлял. Все это увеличивало наши шансы на успех, и я бодро смотрел в будущее. Как раз в это именно время у меня произошла чрезвычайно интересная встреча с полковником X, которая значительно расширила мой кругозор далеко за пределы занимаемого нами района. Обер-офицер для поручений подъесаул П. М. Греков (Высоко порядочный и кристальной честности человек. Впоследствии командовал калмыцким полком, участвовал в рейдах генерала Мамонтова), доложил мне, что какой-то штатский, именующий себя полковником, желает лично со мной говорить по весьма важному и срочному делу.

Я приказал его впустить. Ко мне в комнату вошел небольшого роста какой то штатский, серой и неприметной внешности, по виду 45–48 лет, отрекомендовавшийся мне полковником X. А почему не "мистер Х"? Или, если вспомнить фильмы про мутантов, один из людей Х? Свою личность и чин вошедший удостоверил тем, что показал мне тщательно спрятанное удостоверение на военном бланке с незнакомой мне подписью "Полковника Дроздовского". Такое и я могу себе без проблем сделать!

От него я услышал чрезвычайно интересный рассказ. Он сообщил мне, что полковник Дроздовский сформировал на Румынском фронте небольшой отряд, преимущественно из офицеров и повел его походным порядком на Дон. Отряду пришлось каждый свой шаг пробивать боем. И вот два дня тому назад, достигнув Ростова, "дроздовцы" с налета почти взяли город (малым отрядом большой город???), но трудность удержания такого большого пункта побудила полковника Дроздовского оставить Ростов. По словам рассказчика, отряд Дроздовского в данный момент был расположен в районе армянского селения Малые Салы.