На оружейных башнях и орудийных палубах неуязвимого бронированного чудовища из массы нагретого металла играли отблески солнечного света, перемешиваясь с отражениями огня от выстрелов пушек и пулеметов. Из люков поднимался пар, а из пушечных портов вырвалось пламя, а от толстой брони, усеянной рядами заклепок, отражались все наши пули и осколки, она лишь гудела при этом как гигантский барабан. Пар и дым стоял над бронированным монстром завесой, то и дело разрывавшейся алыми сполохами, будто Люцифер собственной персоной открывал дверцу своей адской топки. Под прикрытием брони — пять пушек, двенадцать станковых пулеметов с водяным охлаждением. Сила!

Большевики снова и снова стреляли по рядам казаков, зная, что им всего-навсего нужно сломить эту презренную маленькую армию и захватить Новочеркасск, и весь Белый мятеж Юга распадется, как гнилая тыква и это неизбежно, ибо так сказал сам Ленин, но донские партизаны, возвращая пулю за пулей, знали, что Красный Север, однажды получив кровавую рану, сто раз подумает, прежде чем снова осмелится вторгнуться в священную землю Дона.

Вскоре малочисленный гарнизон предместья стал постепенно очищать Хотунок и жаться к юго-восточной окраине Новочеркасска. На казаков, как я заметил, не столько материально, как морально действовал бронепоезд красных, постоянно выплевывающий густой угольный дым в голубое весеннее небо. Но все же, этот бронированный монстр нарвался на нашу закладку, помещенную в вырытую яму в том похожем на могилу отпечатке, который шпала оставляет на железнодорожном полотне. Раздался мощный врыв, разрушивший пути и повредивший ходовую часть паровоза. Молодцы саперы! Отлично сработали! Бронепоезд грозно загудел, выпустил густую струю дыма, но все же его экипажу — революционным матросам пришлось убедится, что они угодили в ловушку. Ни туда, ни сюда. Впрочем, это нисколько не мешало пушкам и пулеметам бронепоезда вести по нашим позициям ожесточенный огонь.

Ввиду этого, я приказал срочно составить два пустых поезда и пустить первый из них со станции, по ж/д путям, навстречу бронепоезду противника. К сожалению, паровозы были без машинистов, так как среди этих трусов храбрецов не нашлось. Как грабить, так железнодорожники первые, а как искупать вину — так боятся! В свободную кабину отправленного паровоза я распорядился разместить, для усиления поражающего воздействия, две бочки с керосином и одну со смолой.

Как только бронепоезд большевиков заметил мчащийся ему навстречу поезд, он дал по нему несколько выстрелов, но наш паровоз с путей не сошел, и только языки пламени появились у него из кабины. Обычно, в подобных ситуациях, опасаясь столкновения, бронепоезда красных полным задним ходом на предельной скорости уходили, преследуемые пустыми составами. Пока где-нибудь на повороте неуправляемый паровоз не соскакивал с рельс и кувыркался под откос.

Но теперь столкновение было неизбежным. И оно свершилось! Мощный удар сотряс красный бронепоезд, перевернув два первых вагона, первый из которых уже жадно лизали жгучие языки пламени. Еще два бронированных вагона соскочили с рельс и угрожающе накренились на насыпи. Теперь большая часть бронепоезда была для нас не опасной, так как из-за наклона вагонов не пострадавшие при аварии, измазанные сажей "ревматы" из экипажа могли теперь задействовать только узкий сектор для обстрела. Но из двух хвостовых вагонов, оставшихся стоять на путях, сильный обстрел продолжался, как ни в чем не бывало.

Что же не понимают "товарищи" намеков, так мы продолжим! Мы люди не гордые! Приготовим жареные окорочка из "ревматов" в жестяной коробке! Поможем коммунистам уменьшить буйное поголовье Кронштадта, все меньше им потом моряков придется расстреливать! Как говорят англичане: "Если крыса не сдохла сразу — спускай пса по второму разу!" Тут же запускаем второй паровоз, к которому прицеплены две цистерны, с бензином и керосином! Пошли, родимые! Теперь все совсем хорошо, повторного столкновения бронепоезд красных не выдержал.

Лежат бронированные вагоны на грунте, часть из них объяты сильным пламенем и там раздаются взрывы от сработавшего боекомплекта, часть покореженные лежат и чадят, окутанные черным густым дымом и насыщая воздух запахом горелого мяса. Кончилась красная артиллерия! Пламя резко взметнулось на двадцать метров вверх, а взрывающиеся боеприпасы плевались струйками яркого дыма во всех направлениях. Вагоны должны были сгореть дотла, пока от них не останутся покореженные от жара листы стали, да множество почерневших колес в куче пепла и золы. От горящего топлива исходил такой жар, что даже толстые рельсы скрючивались в бесполезные железки, огненный керосин шипел и потрескивал, растекаясь жидкими ручейками по земле.

С этого момента картина боя резко изменилась. Наша слабосильная батарея, установленная по 2 орудия у Троицкой и Константино-Еленинской церквей, имея великолепный обстрел и прислугу исключительно из офицеров, развила меткий и губительный огонь по многочисленным цепям противника. Тому это определенно не понравилось! Большевики как-то пока не привыкли к такому обхождению. Ведь до этого боя красные всегда могли только обстреливать нас, а сами под ответный огонь артиллерии почти не попадали. То орудий у нас не было, то снарядов!

Пушки казаков после выстрелов откатывались назад, с грохотом подпрыгивая в колее, оставленной собственными колесами, шипели, когда охлаждали дула, а потом снова стреляли, изрыгая клубы дыма, густеющие, как осенний туман. Пот струйками стекал по слоям копоти, запекшейся на лицах наших артиллеристов. Передок одного из броневиков "большевиков" взорвался от прямого попадания, и один из членов экипажа заорал во все легкие, когда от попавшего в живот осколка все его внутренности вывалились наружу, выплеснув кишки, как отходы мясной лавки, прямо на горячую броню. От нашего меткого огня красногвардейцы замялись, в их сердцах угнездился страх, часть из них отхлынула назад, другие приостановились и залегли.

Наблюдающий издалека за боем в бинокль красный командарм Антонов поморщился. Снова провал. Потери были велики. Очень велики. А как все замечательно начиналось… Но радовало его только одно — сегодня противника все равно задавят. Белоказаков должны задавить. Это только самое начало боя…

Мы воспользовались этим минутным затишьем и перегруппировали наши части. Но к противнику с севера, огромными толпами постоянно двигались большие подкрепления и непрестанно вливались в атакующие цепи. Человеческое цунами, построенное, вооруженное и готовое воевать! Когда же мы вас всех перемелем!

Безумец Антонов (этот картофельный дурень опять поставил на карту все, веря лишь в штык, саблю и рукопашную), раздраженный тем, что вынужден был отложить сладкий миг победы из-за нашего упрямого сопротивления, приказал бросить еще больше людей, готовыми умереть по одному только слову своих новомодных гуру, на эту кровавую равнину, под огонь пушек, в ту жуткую мясорубку, под картечь, под обстрел винтовок и пулеметов.

Красные комиссары приказали своей пехоте, сомкнутые ряды которой жаждали мести, двигаться вперед, и огромные толпы людей отвечали на приказ, экзальтированно крича "ура" с бешеной энергией. Ясный солнечный свет мерцал, отраженный тысячами большевистских штыков. Очертания красноармейских колонн заполняли все окрестные поля своими воинственными криками и топотом ног.

Некоторые батальоны были набраны из китайцев- интернационалистов, и их желтокожие офицеры кричали на своем языке, призывая солдат показать всему миру, как храбро умеют сражаться жители Поднебесной. Рядом им в ответ раздавались кличи белобрысых латышских рот. Им откликался ор диких мадьяр: "Хольнуп… хольнупутан!" Это был долгий вой, как у кричащего над жертвой зверя, от которого шевелились волосы на затылке. Он был полон истинного зла и леденил кровь подобно завываниям скребущих монстров или воплям демонов, молящих выпустить их из огненных врат ада. Нашествие народов мира. Ломят массой, гады. Бой начал принимать затяжной характер.