— Ах, боже мой, по-моему, мы причиняем себе много хлопот из-за пустяков! — сказал д'Артаньян, как известно никогда ни в чем не сомневавшийся. — В два дня, загнав двух-трех лошадей, — это мне нипочем, деньги у меня есть! — я доскачу до Бетюна, вручу настоятельнице письмо королевы и увезу мою милую не в Лотарингию и не в Бельгию, а в Париж, — где она будет лучше укрыта, особенно пока кардинал будет стоять под Ла-Рошелью. А когда мы вернемся из похода, тут уж мы добьемся от королевы — отчасти пользуясь покровительством ее кузины, отчасти за оказанные нами услуги всего, чего захотим. Оставайтесь здесь, не тратьте сил понапрасну! Меня и Планше вполне хватит для такого простого предприятия.
На это Атос спокойно ответил:
— У нас тоже есть деньги — я еще не пропил всей своей доли, полученной за перстень, а Портос и Арамис еще не всю ее проели. Стало быть, мы так же легко можем загнать четырех лошадей, как и одну. Но не забывайте, д'Артаньян… — прибавил он таким мрачным голосом, что юноша невольно вздрогнул, — не забывайте, что Бетюн — тот самый город, где кардинал назначил свидание женщине, которая повсюду, где бы она ни появлялась, приносит несчастье! Если бы вы имели дело только с четырьмя мужчинами, д'Артаньян, я отпустил бы вас одного. Вы же будете иметь дело с этой женщиной — так поедем вчетвером, и дай бог, чтобы всех нас, да еще с четырьмя слугами в придачу, оказалось достаточно!
— Вы меня пугаете, Атос! — вскричал д'Артаньян. — Да чего же вы опасаетесь, черт возьми?
— Всего! — ответил Атос.
Д'Артаньян внимательно поглядел на своих товарищей, лица которых, как и лицо Атоса, выражали глубокую тревогу; не промолвив ни слова, все пришпорили коней и продолжали свой путь.
Двадцать пятого числа под вечер, когда они въехали в Аррас и д'Артаньян спешился у «Золотой бороны», чтобы выпить стакан вина в этой гостинице, какой-то всадник выехал с почтового двора, где он переменил лошадь, и на свежем скакуне галопом помчался по дороге в Париж.
В ту минуту, как он выезжал из ворот на улицу, ветром распахнуло плащ, в который он был закутан, хотя дело происходило в августе, и чуть не снесло с него шляпу, но путник вовремя удержал ее рукой, поймав уже на лету, и проворно надвинул себе на глаза.
Д'Артаньян, пристально смотревший на этого человека, отчаянно побледнел и выронил из рук стакан.
— Что с вами, сударь? — встревожился Планше. — Эй, господа, бегите на помощь, господину моему худо!
Трое друзей подбежали и увидели, что д'Артаньян и не думал падать в обморок, а кинулся к своему коню. Они преградили ему дорогу.
— Куда ты, черт побери, летишь сломя голову? — крикнул Атос.
— Это он! — вскричал д'Артаньян. — Это он! Дайте мне его догнать!
— Да кто «он»? — спросил Атос.
— Он, этот человек!
— Какой человек?
— Тот проклятый человек — мой злой гений, который попадается мне навстречу каждый раз, когда угрожает какое-нибудь несчастье! Тот, кто сопровождал эту ужасную женщину, когда я ее в первый раз встретил, тот, кого я искал, когда вызвал на дуэль нашего друга Атоса, кого я видел утром того самого дня, когда похитили госпожу Бонасье! Я его разглядел, это он! Я узнал его!
— Черт возьми… — задумчиво проговорил Атос.
— На коней, господа, на коней! Поскачем за ним, и мы его догоним.
— Мой милый, примите во внимание, — удержал его Арамис, — что он едет в сторону, противоположную той, куда мы направляемся; что у него свежая лошадь, а наши устали, и, следовательно, мы их загоним, даже без всякой надежды настичь его. Оставим мужчину, д'Артаньян, спасем женщину!
— Эй, сударь! — закричал конюх, выбегая из ворот и кидаясь вслед незнакомцу. — Эй, сударь! Вот бумажка, которая выпала из вашей шляпы… Эй, сударь! Эй!
— Друг мой, — остановил его д'Артаньян, — хочешь полпистоля за эту бумажку?
— Извольте, сударь, с большим удовольствием! Вот она!
Конюх, в восторге от удачной сделки, вернулся на почтовый двор, а д'Артаньян развернул листок бумаги.
— Что там? — спросили обступившие его друзья.
— Всего одно слово! — ответил д'Артаньян.
— Да, — подтвердил Арамис, — но это слово — название города или деревни.
— «Армантьер», — прочитал Портос. — Армантьер… Не слыхал такого места.
— И это название города пли деревни написано ее рукой! — заметил Атос.
— Если так, спрячем хорошенько эту бумажку — может быть, я не зря отдал последние полпистоля, — заключил д'Артаньян. — На коней, друзья, на коней!
И четверо товарищей пустились вскачь по дороге в Бетюн.
Глава 31. МОНАСТЫРЬ КАРМЕЛИТОК В БЕТЮНЕ
Большим преступникам предназначен в жизни определенный путь, на котором они преодолевают все препятствия и избавляются от всех опасностей вплоть до того часа, когда по воле провидения, уставшего от их злодеяний, наступает конец их беззаконному благополучию.
Так было и с миледи: она удачно проскользнула между сторожевыми судами обоих государств и прибыла в Булонь без всяких приключений.
Высаживаясь в Портсмуте, миледи утверждала, что она англичанка, которую преследования французов заставили покинуть Ла-Рошель; высадившись, после двухдневного переезда по морю, в Булони, она выдала себя за француженку, которую англичане из ненависти к Франции притесняли в Портсмуте.
Миледи обладала к тому же самым надежным паспортом: красотой, представительным видом и щедростью, с которой она раздавала направо и налево пистоли. Избавленная благодаря любезности и учтивым манерам старика, начальника порта, от соблюдения обычных формальностей, она пробыла в Булони лишь столько времени, сколько потребовалось для того, чтобы отправить по почте письмо такого содержания:
«Его высокопреосвященству монсеньеру кардиналу де Ришелье, в лагерь под Ла-Рошелью.
Вы можете быть спокойны, ваше высокопреосвященство: его светлость герцог Бекингэм не поедет во Францию.
Миледи.
Булонь, вечером 25 августа.
Р.S. Согласно желанию вашего высокопреосвященства, я направляюсь в Бетюн, в монастырь кармелиток, где буду ждать ваших приказаний».
Действительно, в тот же вечер миледи тронулась в путь. Ночь застала ее в дороге; она остановилась на ночлег в гостинице, в пять часов утра отправилась дальше и три часа спустя приехала в Бетюн.
Она осведомилась, где находится монастырь кармелиток, и тотчас явилась туда.
Настоятельница вышла ей навстречу. Миледи показала приказ кардинала; аббатиса велела отвести приезжей комнату и подать завтрак.
Прошлое уже изгладилось из памяти миледи; всецело устремляя взгляд в будущее, она видела перед собой только ожидавшие ее великие милости кардинала, которому она так удачно услужила, нисколько не замешав его имени в это кровавое дело.
Снедавшие ее все новые страсти делали ее жизнь похожей на те облака, которые плывут по небу, отражая то лазурь, то пламя, то непроглядный мрак бури, и оставляют на земле одни только следы опустошения и смерти.
После завтрака аббатиса пришла к ней с визитом; в монастыре мало развлечений, и доброй настоятельнице не терпелось познакомиться со своей новой гостьей.
Миледи хотела понравиться аббатисе, что было нетрудно для этой женщины, обладавшей блестящим умом и привлекательной внешностью; она постаралась быть любезней и обворожила добрую настоятельницу занимательным разговором и прелестью, которой было исполнено все ее существо.
Аббатиса была особой знатного происхождения и очень любила придворные истории, так редко доходившие до отдаленных уголков королевства и еще того реже проникавшие за стены монастырей, у порога которых смолкает мирская суета.
Миледи же как раз была широко осведомлена о всех аристократических интригах, среди которых она постоянно жила в продолжение пяти или шести лет; поэтому она стала занимать добрую аббатису рассказами о легкомысленных нравах французского двора, мирно уживавшихся с преувеличенной набожностью короля; она познакомила ее со скандальными похождениями придворных дам и вельмож, имена которых были хорошо известны аббатисе, слегка коснулась любви королевы и Бекингэма и наговорила кучу всяких вещей, чтобы заставить и свою собеседницу разговориться.