Жизнь понемногу налаживалась. Репетиции, ремонт, интервью, иногда участие в развлекательных программах и съемки в рекламе. Саймон успел стать лицом фирмы, выпускающей мужской парфюм, и его фото сверкали на каждом углу и в каждом журнале.

— Не реклама, а замануха для геев, — прокомментировал это Мелкий.

— Почему для геев?

— Потому что женщинам парфюм не подходит, а любому гетеросексуалу хочется врезать по такой наглой морде из чувства противоречия…

Синди тоже не сидел, сложа руки. Он неустанно искал идеи для выступлений, репетировал и гонял себя до изнеможения. Танцору хотелось доказать всему миру в целом и одному конкретному человеку в отдельности, что способен на большее, чем маячить на заднем плане и появляться в заметках журналистов как постельный мальчик Саймона Блика. Весь мир пока молчал. Что до лидера группы, то он ценил таланты танцора на сцене, на кухне и в постели и никогда этого не скрывал, хотя рассыпаться в похвалах было не в привычках Саймона. Вокалист предпочитал получать комплименты сам — и вот тут-то Синди давал себе волю. Ему никогда не сложно было рассказывать любовнику, как он великолепен, напротив, захоти Блэк сдержаться — и он бы лопнул от переизбытка восхищения. Саймону же его излияния доставляли искреннее удовольствие, тем более что Синди никогда не пытался льстить ради своей выгоды. Мелкий ворчал, что Блэк окончательно испортил характер одной звезды с манией величия, но к нему не прислушивались.

Однажды танцор в составе группы съездил к морю на съемки клипа. Нежась в свободное время на пляже рядом с Саймоном, Синди поймал себя на странном ощущении. Ему казалось, что его только наладившаяся жизнь должна пойти прахом, словно где-то поблизости была спрятана бомба, и с минуты на минуту мог раздаться взрыв. «Все не может быть так хорошо всегда», — подумал Синди, рассеянно вертя в пальцах бокал с минеральной водой и невидящими глазами глядя на плещущегося в воде Мелкого и Смита, натирающегося кремом от загара, — «Все это обязательно закончится».

— Эй, что с тобой? — спросил Саймон. — Ты какой-то странный.

— Нормальный я, — отозвался Синди. — Задумался.

— А, вот почему ты на себя не похож…

— Ах ты!..

Утопить Блика на мелководье не получилось, группа благополучно закончила работу над клипом и вернулась в Анатар. Предчувствия Синди не сбывались, но иногда, уже ночью опустив голову на плечо Саймона, или в перерывах между репетициями, или глядя в зеркало с утра, Синди прислушивался и пытался понять: сколько осталось? Сколько секунд еще промелькнет, прежде чем его жизнь взорвется?

Постепенно публика переставала воспринимать Синди как приложение к любовнику. Все реже в колонках, посвященных творческим событиям и светской жизни Анатара, его называли «сожителем Саймона Блика». Из «спутника звезды» Блэк превращался в «участника «Черной Луны» и «заявившего о себе молодого танцора». Когда Синди впервые предложили дать отдельное интервью, он чуть не умер от переизбытка эмоций. Интервью было маленьким, журналист откровенно любовался остроумием собственных вопросов и реплик, да и издание было захудалое, но Синди был так рад, словно его показали по центральному каналу в прайм-тайм. Он по-прежнему не любил журналистов и не верил им, но маленькая заметка на сайте газеты была первым шагом к известности и признанию зрителей. То, что без рекламы и мелькания в СМИ невозможно пробиться к вершинам, он усвоил быстро.

В составе «Черной Луны» он отыграл еще один концерт — спокойнее, чем первый. На этот раз никто не проваливался под сцену, зрителей собрали меньше, да и такого грандиозного шоу, которое устроила Шарлот в прошлый раз, организовывать не стали. Зато впервые Синди вышел вместе с остальными на поклон, а не пропал в темноте, когда стихла музыка. Он стоял на сцене между Металлом и раскрасневшейся Пель, для которой это был дебют, а внизу, в скрывающей зал темноте, вспарываемой только вспышками камер и редкими лучами прожекторов, люди отбивали ладони, топали, свистели и орали. И снова Синди посетило странное ощущение, как будто напротив него в зале возилось одно громадное многотелое восторженное существо. Это существо могло раздавить танцора, но пока оно любило его и потому возносило вместе с остальными. Когда Синди очнулся и посмотрел на Саймона, то без труда убедился — певец чувствует то же самое. Иногда лидер напоминал Синди вампира, который питался эмоциями зала, но в отличие от мифического кровососа, Саймон отдавал в зал не меньше, выкладываясь на концертах полностью. И уж конечно, он заслуживал и аплодисментов, и известности, и любви зрителей. И теперь, получая отдачу от зала, он выглядел так, что у Синди засосало под ложечкой. Саймон почувствовал этот взгляд, посмотрел на Синди и улыбнулся. «Обычный человек не может быть таким. Его создали в секретной лаборатории, где ученые пытаются получить идеального человека», — это танцор додумывал, уже идя по коридорам в гримерную. Возбуждение медленно оставляло его, и мир постепенно становился прежним.

В гримерке пили за Пель. С лихорадочным румянцем на щеках и растрепанными кудрями она напоминала развращенного ангела. Металл кружил ее по комнате, Пель хохотала и брыкалась. Синди тоже опрокинул в себя бокал игристого и, как всегда, после этого коварного напитка ему захотелось остаться с Саймоном наедине.

— Домой? — спросил он, опустив ладонь на локоть певца. — Отметим…

Слово «домой» ему только недавно стало даваться легко и просто, без желания одернуть себя. В стороне хмыкнул Мелкий, а Саймон вдруг смерил Синди одним из тех странных взглядов, которые он так и не научился разгадывать. В такие моменты лицо Саймона было совершенно непроницаемо, и Синди, как ни старался, не мог понять, о чем же думает его любовник.

— Езжай пока один, — сказал Саймон. — Я буду позже.

Синди привык уже, что с Саймоном никогда нельзя сказать наперед, как именно тот будет действовать, примет он предложение или пошлет собеседника к чертовой матери, но в этот раз Синди покоробило. Все-таки они только что отыграли вместе концерт и отыграли неплохо, и Синди всерьез рассчитывал на приятную ночь вдвоем.

Накрашенные ресницы опустились, танцор медленно выдохнул, не позволяя себе вспышки. Саймона нельзя было шантажировать эмоциями, это Синди понял уже давно — по части эмоций Блик мог еще и дать ему фору. Кроме того… Саймон не сказал «нет». «Буду позже — не значит «иди нахрен», — подумал Синди, натягивая сапоги. — «Подожду…»

Однако ждать пришлось долго. Синди бездумно слонялся по комнатам, вертя в пальцах комм. Саймон не приезжал, задержавшись неведомо где, и его любовник так и бродил, как робот: из гостиной в спальню, из спальни в кухню. Стоило бы прервать это бессмысленное брожение, но у Синди все валилось из рук.

Не то чтобы такого не было раньше — было, но все же после концерта, после того, как зал окатывал их обоих восторгом, разъединение воспринималось болезненнее. «Мы ничего друг другу не должны, кроме как по работе», — напомнил Синди себе, подбрасывая на ладони яблоко раз за разом, даже не думая от него откусить, — «Мы отыграли концерт, и теперь вольны делать, что угодно. Никаких обязанностей, мы просто иногда спим вместе».

Фраза получилась на редкость неубедительной. В последнее время Синди чувствовал себя балансирующим на проволоке, которая впивалась ему в ступни. Можно было соскочить вперед, свести отношения к сексу, а потом отказаться и от него, став просто еще одним участником команды, возможно, другом, как Мелкий или Металл, и жить спокойно, не терзая себя попусту.

И сдохнуть от тоски, глядя, как Саймон ведет к себе домой кого-то еще.

А второй вариант был в сотни, в тысячи раз страшнее. Все равно что падать на спину, не зная, что встретит внизу: мягкий матрас или голый бетон, с которого себя уже не соскрести? Чтобы решиться на это, нужно было довериться Саймону и признать, что Синди привязало к нему нечто большее, чем общая постель и один адрес. Забыть про Майка, выкинуть из головы свои прежние страхи и решиться.