— Замок не очень далеко, — сказал я Барричу.

Хендс уже пустил свою лошадь. Приземистый мерин храбро двинулся вперед, пробиваясь сквозь снежные наносы. Я слегка похлопал Уголек, и она неохотно тронулась с места. Путь шел поперек склона, и я соскользнул в седле набок. Пока я тщетно пытался обрести равновесие, ко мне подъехал Баррич. Он протянул руку, схватил меня за ворот и снова усадил на лошадь.

— Не очень далеко, — согласился он. — Ты выдержишь.

Я с трудом кивнул. За последний час он помогал мне всего лишь второй раз. «Один из моих лучших вечеров», — горестно сказал я себе. Я выпрямился в седле, решительно расправив плечи. Почти дома. Путешествие было долгим и трудным. Погода была плохая, и постоянные тяготы не пошли на пользу моему здоровью. Большую часть пути я вспоминаю как страшный сон: дни, когда я болтался в седле, почти не различая дороги; ночи, когда я лежал между Хендсом и Барричем в нашей маленькой палатке и дрожал от слабости, такой мучительной, что не давала заснуть. Я думал, что, по мере того как мы будем подъезжать к герцогству Бакк, наше путешествие станет легче. Я не прислушивался к предостережениям Баррича.

В городке Турлейк у озера Тур мы остановились на ночь в трактире. Я думал, что на следующий день мы проплывем немного на речной барже. Порой лед сковывал берега Оленьей реки, но стремнина не замерзала круглый год благодаря сильному течению. Я сразу отправился в свою комнату, потому что сил у меня почти не осталось. Но прошло целых два часа, прежде чем мои спутники решили последовать моему примеру.

Баррич был мрачен и молчалив, но, после того как все улеглись, Хендс шепотом сообщил мне, что в этом городе очень плохо отзываются о короле.

— Знай местные, что мы из Оленьего замка, то вряд ли бы разговаривали так свободно. Но поскольку на нас горская одежда, они решили, что мы купцы или мелкие торговцы. Несколько раз я боялся, что Баррич набросится на кого-нибудь из них. По правде говоря, не знаю, как он сдержался. Все жалуются на налоги для защиты побережья. Они смеялись над королем и говорили, что, несмотря на все налоги, которые они отрывают от сердца, пираты все равно пришли незамеченными осенью, когда стояла хорошая погода, и сожгли еще два города. — Хендс помолчал и неуверенно добавил: — Но они очень хвалят принца Регала. Он проезжал здесь, сопровождая Кетриккен в Олений замок. Один человек за столом назвал ее большой белой рыбиной и заявил, что она совсем неподходящая жена для короля. А другой вступил в разговор и сказал, что, по крайней мере, принц Регал держался достойно, несмотря на все трудности, и выглядел так, как и подобает принцу. Потом они пили за здоровье и долгую жизнь Регала.

Я похолодел и прошептал в ответ:

— Два «перекованных» города! Ты слышал какие?

— Китовый Ус в Вернее и Илистая Бухта в самом Бакке.

Темнота сгустилась вокруг меня, и я всю ночь лежал, глядя в нее.

На следующее утро мы покинули берега озера Тур. Верхом. По суше. Баррич даже не стал придерживаться дороги. Я тщетно возражал. Он выслушал мои жалобы, потом отвел меня в сторону и свирепо спросил:

— Хочешь умереть?

Я тупо смотрел на него.

Он с отвращением фыркнул:

— Фитц, ничего не изменилось. Ты по-прежнему королевский бастард, и принц Регал все еще считает тебя помехой. Он не единожды, а трижды пытался избавиться от тебя. Думаешь, он с распростертыми объятиями встретит тебя в замке? Нет. Для него было бы гораздо лучше, если бы мы вообще никогда не вернулись. Так что давай не будем искушать судьбу. Мы пойдем по суше. Если Регал или его приспешники захотят встретиться с нами, им придется поискать нас в лесах. А принц никогда не был хорошим охотником.

— А разве Верити не защитит нас? — неуверенно спросил я.

— Ты человек короля. А Верити — наследник. Ты защищаешь своего короля, Фитц, а не наоборот. Конечно, он ценит тебя и постарается помочь. Но у него есть и более важные дела. Красные корабли. Молодая жена. И младший брат, который думает, что корона выглядела бы лучше на его голове. Нет. Не надейся, что наследник будет заботиться о тебе. Займись этим сам.

Меня беспокоили только лишние дни пути, мешавшие отправиться на поиски Молли. Но этого довода я привести не мог. Я не рассказывал Барричу о моем сне. И я сказал:

— Регал был бы сумасшедшим, если бы попытался убить нас снова. Все знали бы, что он убийца.

— Не сумасшедшим, Фитц. Только безжалостным. А Регал таков и есть. Не стоит надеяться, что принц будет жить по нашим законам. Если у Регала будет возможность убить нас, он воспользуется ею. Он не будет беспокоиться о том, кто и что заподозрит, если доказательств его вины не останется. Верити только наследник. Не король. Пока нет. Доколе король Шрюд жив и сидит на троне, Регал будет находить пути обойти своего отца. Ему очень многое сходит с рук. Даже убийство.

Баррич направил лошадь в сторону от проезжей дороги, пробрался через сугробы и поехал наверх, по неприметному заснеженному склону холма, чтобы взять курс прямо на Баккип. Хендс посмотрел на меня, как будто ему стало нехорошо. Но мы последовали за Барричем. И каждую ночь, которую мы проводили, съежившись в маленькой палатке, вместо того чтобы отдыхать в уютном трактире, я размышлял о Регале. При каждом мучительном подъеме и трудном спуске я думал о младшем принце. Я считал каждый лишний час, разделявший меня и Молли. Я чувствовал, что какая-то сила пробуждается во мне, только когда мечтал о том, как изобью Регала до смерти. Я не мог мечтать о возмездии — оно было привилегией короны, — но раз уж мне не дано насладиться местью, то и Регалу не удастся насладиться победой. Я вернусь в Олений замок. Я встану перед ним, прямой и гордый, и, когда его черный взгляд упадет на меня, я не дрогну. И, клялся я, Регал никогда не увидит меня дрожащим или хватающимся за стенку, чтобы не упасть, и не будет проводить рукой перед моим помутневшим взглядом. Он никогда не узнает, как близок был к тому, чтобы победить.

И наконец мы въехали в Олений замок — не вверх по извивающейся прибрежной дороге, а из поросших лесом гор. Снегопад немного уменьшился, потом прекратился совсем. Ночной ветер прогнал облака, и в свете ясной луны черные камни твердыни Видящих мрачно блестели на фоне моря. Желтые огни горели в оружейных башнях и у боковых ворот.

— Мы дома, — тихо сказал Баррич.

Мы съехали с последнего холма на дорогу и направились к главным воротам Оленьего замка. Молодой солдат стоял на посту. Он опустил пику, загородив дорогу, и потребовал назвать наши имена. Баррич откинул с лица капюшон, но парень не пошевелился.

— Я Баррич, главный конюший! — грозно сообщил ему Баррич. — Я состою здесь главным конюшим дольше, чем ты живешь на свете. Скорей уж мне следовало бы спросить тебя, что ты тут делаешь у моих ворот!

Прежде чем испуганный парень успел ответить, раздался грохот и из сторожевой будки выбежали солдаты.

— Это действительно Баррич! — воскликнул сержант караула.

Баррич мгновенно оказался в центре толпы. Все выкрикивали приветствия, смеялись и шумели, а мы с Хендсом сидели на своих усталых лошадях в стороне от общей суеты. Сержант, некто Блейд по прозвищу Клинок, наконец прикрикнул на солдат, и они замолчали. Это было сделано прежде всего для того, чтобы он получил возможность высказаться.

— Мы не ждали тебя до весны, — заявил крепкий старый солдат, — и нам сказали, что вернуться может не тот человек, который уехал отсюда. Но ты неплохо выглядишь, вот оно как. Самую малость замерз и одет по-чужеземному, да пара новых шрамов прибавилась — но это все ж таки ты. Говорили, что ты сильно покалечен, а бастард так и совсем помер. Чума или отрава…

Баррич засмеялся и поднял руки, чтобы все могли полюбоваться на его горскую одежду. На мгновение я увидел Баррича таким, каким, по всей вероятности, видели его солдаты, — в лиловых стеганых штанах и высоких ботинках. Я уже не удивлялся, что нас остановили у ворот. Но продолжал удивляться дошедшим до замка слухам.