Слова давались ему с трудом, он уже давно ни с кем не разговаривал. Большинство времени он лишь кричал от боли.

— Бедняжка Джок, — вздохнула женщина

— Лиа? Это… это действительно ты? — выдохнул он, не веря своим ушам.

— Лиа? Что ж, ты можешь называть меня так, — сказала она, выходя из тени на лунный свет.

Она была такой же красивой, как тогда в саду, в тот злополучный день гибели эльфийского принца. Русые волосы, голубые глаза, скуластое лицо, пухлые губы. Лиа. Его Лиа. Та, что предала его.

— Но… как?

Как девушка могла оказаться так далеко от дома, в самом сердце страны эльфов?

— Слуги Хозяина способны и не на такое.

— Хозяина? Я не виноват! Я не мог этого сделать, только не я!

— Знаю, — она улыбнулась.

— Знаешь? Но почему тогда ты молчала? Надо сказать эльфам, надо объяснить им…

— Поздно. Сейчас темные не желают никого слушать, сейчас они жаждут мести. Разбираться, действительно ли ты виновен, они станут не раньше, чем через несколько месяцев. А этого времени у тебя, увы, нет. Эльфы решили сделать исключение из вековых законов — завтра тебя ждет Зеленый лист.

Джок дернулся на веревке, закачался, как маятник, и всхлипнул от ужаса. Он не хотел умирать… так.

— У тебя есть выбор, глупыш Джок. — Лиа подошла вплотную, и он почувствовал запах ее клубничных духов. — Или эльфы устроят тебе показательную казнь, или…

— Или? — эхом откликнулся Джок.

— …или ты станешь верным слугой Хозяина. Лиа говорила долго, очень долго, и, когда она закончила, Джок сказал всего лишь одно слово:

— Да.

В глазах его разгоралась ненависть.

Лиа достала из складок своего платья кривой эльфийский нож, привстала на цыпочки и перерезала горло Джоку. На ее волосы, лицо, шею, платье обрушился горячий водопад. Она стояла, принимая эту страшную Купель Кровавой Росы. Стояла и улыбалась. Когда все кончилось, она посмотрела на мертвое тело, висящее перед ней, и сказала:

— Ты родишься вновь, родишься в Доме Любви и станешь самым первым, самым преданным слугой!

Через минуту на лесной поляне уже никого не было, лишь мертвец тихонько покачивался на веревке…

— Ты плохо спал этой ночью. Опять кошмары? — спросил у меня Кли-кли, кутаясь в плащ и зябко ежась от утренней прохлады.

— Угу, — угрюмо ответил я ему, скатывая одеяло.

— Про что на этот раз?

— Про Джока-принесшего-зиму[79].

— Ух ты! Расскажи! — заинтересовался гоблин.

— Отстань, Кли-кли, не до тебя! — После вчерашнего разговора у костра и нового сна мне было над чем подумать.

Кли-кли разочарованно хрюкнул и поплелся приставать к Фонарщику, который седлал наших лошадей. Погода с утра вновь испортилась, и моросил легкий дождик. Капли были такими мелкими, что я их едва мог разглядеть. Как бы не ливануло по новой, этот дождь успел нас всех порядком достать. Уж не знаешь, что лучше — отупляющая жара или такая вот промозглая погода. За ночь костер полностью прогорел, а оставшиеся после него угли задушил дождик. Вновь разжигать костер не имело смысла — пока с ним провозишься, потеряешь кучу времени. На ходу перекусив холодным мясом подстреленных вчера Эллом куропаток, мы отправились в путь.

Тоскливая холмистая равнина тянулась и тянулась мимо нас, не имея ни конца, ни края, тучи и полумрак дождливого дня навевали глубочайшую тоску. Через полтора часа скачки Алистан вывел отряд к старой, расползшейся от дождя, едва заметной из-под луж и грязи дороге.

— Впереди, лиги через три, будет деревня, — сказал Элл.

— Надо пополнить припасы и купить лошадей, — кивнул Алистан Маркауз.

— Если они продадут, — сомневающимся голосом ответил Элл. — Тут лошадей не так-то просто достать.

— У крестьян всякая животина на счету, — поддакнул Медок.

— Там увидим, — сказал Алистан Маркауз и повел отряд по дороге.

Скорость нашего продвижения упала, копыта лошадей чавкали в грязи и бурлящих от дождя лужах. Пелена дождя висела над миром, и видно было не дальше чем на сто-сто пятьдесят ярдов. Дорога пошла вниз, спускаясь с очередного холма. Стекающие ручьи обгоняли нас и вливались в огромную лужу впереди. Так чего доброго скоро вновь представится возможность поплавать лошади шли по колено в воде. Дороги видно не было, и мы, сбившись с пути, попали на старый уже затопленный погост. Верхушки могильных памятников торчали из воды, как маленькие островки, мы ехали мимо них, стараясь направлять лошадей друг за другом, чтобы, не дай Сагот, не провалиться в открытую могилу, которая вполне могла находиться под слоем воды.

— Куда это нас занесло? — хмуро спросил Медок, ни к кому не обращаясь.

— К мертвякам, разве не видно? — буркнул Халлас, не понимая, что некоторые вопросы бывают просто риторическими.

— Что может делать кладбище в таком месте, да еще такое затопленное? Медок бесстрастным взглядом проводил проплывающий мимо нас притопленный гроб, видать вымытый водой из свежей и неглубокой могилы.

— Деревня близко, — ответил ему Сурок, поправляя край капюшона, чтобы защитить высунувшегося Непобедимого от дождя.

— Быстрей бы уж. — Шляпа Делера превратилась в нечто бесформенное и мокрое. — Сейчас бы в тепло, к огню, горячего вина и теплую постель со всеми радостями жизни.

— Не думаю, чтобы в такой глуши мы смогли найти для тебя трактир, скажи спасибо, если пустят переночевать в хлеву, — ответил Сурок, смахивая с лица дождевые капли.

— Дождь затяжной, это теперь на целый день, — хрипло сказал Басс, стараясь направить свою лошадь так, чтобы она шла параллельно Пчелке.

— Басс, в могилу хочешь угодить? Давай или назад или вперед, обратился я к нему.

Басс обиженно зыркнул на меня из-под капюшона и придержал лошадь.

Кладбище кончилось так же неожиданно, как и началось. Из воды вновь появилось некое подобие дороги, взбирающейся на очередную возвышенность.

Деревня мне не понравилась сразу. Пять десятков приземистых деревянных домов расположились возле стены черного елового леса. Вскопанные и размокшие поля, жирная грязь на улицах, дым над крышами от печных труб, да еще и дождь. Все это враз вызвало у меня отрицательное отношение к деревушке.

Мальчишка, идущий с ведром в нашу сторону, увидел отряд, уронил ведро в грязь и с воплем побежал прочь.

Басс выругался сквозь зубы, видно не понимая, что выскользнувшие из-за стены дождя вооруженные всадники могут напугать не только десятилетнего мальца, но и взрослого человека. Мы поехали к центру деревни, все жители попрятались от дождя, и улица была пустой. Дождь шуршал по крышам, барабанил по капюшонам, плескался в лужах. Нас окружала тихая музыка дождя. Из одного дома вышел здоровенный мужик с топором и с тревогой посмотрел на нас.

— Как называется эта деревня? — спросил у него Медок.

— Верхние Выдры, — угрюмо ответил крестьянин, нервно перекладывая топор из руки в руку. — Нам не нужны неприятности.

— Их у вас не будет. Трактир в деревне есть?

— Прямо, ярдов через триста. Серый дом с вывеской, не ошибетесь.

Медок поблагодарил человека кивком головы и послал лошадь вперед. Мы поехали дальше, направляясь в указанную мужиком сторону. Я не удержался и оглянулся назад, но человек с топором уже исчез.

Трактир был так же уныл и неопрятен, как и другие дома Верхних Выдр. Над входом висела жестяная вывеска, но что было на ней написано, я разобрать не смог — слишком старой она была, краска давно уже стерлась, а обновить надпись трактирщик не спешил.

— Ждите здесь, — сказал Алистан Маркауз, спрыгивая в грязь и протягивая поводья Сурку. — Медок, идем.

Они скрылись в трактире, оставив нас мокнуть под дождем. Делер никак не прекращал стенаний, мечтая о жарком огне и горячей еде. Халлас в несвойственной ему вежливой манере попросил карлика замолкнуть.

Алистан и Медок вышли из трактира хмурыми и злыми.

— Трактир не работает, переночевать нам нельзя. Никто в деревне ничего не продает, тем более лошадей. Их у них меньше десятка.