Рвение, с которым землеройки бросились выполнять распоряжение своего командира, удивило Трисс. Прошло всего несколько минут, и одна из землероек вернулась, сжимая в лапе ветку, покрытую восхитительно красивыми золотистыми цветами. Чтобы не отравиться, она предусмотрительно обернула конец ветки листьями щавеля.

Стоило Могаку увидеть ветку, как он в возбуждении подскочил на месте.

— Да, да, я уже видел такое дерево! — заверещал он. — Все сплошь покрыто желтыми цветами. Я видел его, видел!

Волнение хомячка передалось и обычно невозмутимому Шогу:

— Где ты его видел, дружище, где? Могак перестал наконец скакать и заявил:

— Э-э, ну так сразу мне трудно вспомнить. Но не волнуйтесь, ребята, я вспомню обязательно. Где-то в лесу, к востоку от того места, где вы меня нашли. Там еще убили старую сову. Ну, когда я увижу это место своими глазами, я сразу вспомню.

— Ясное дело, вспомнишь, — покачал головой Лог-а-Лог. — Только для того, чтобы тебе увидеть это место своими глазами, его прежде надо найти, вот в чем загвоздка. Вряд ли оно встретится нам на пути. Ведь сейчас, понимаешь сам, мы должны преследовать хищников.

Сидевшие у костра звери на несколько мгновений смолкли.

— Ребята, куда разумнее нам отправиться на поиски ясеня и «золотого дождя», — нарушил молчание жизнерадостный голос Черк. — Если хищники проследят змей до самого логова, они, конечно, влезут туда через главный вход. А мы отыщем другой лаз! Внезапно нагрянем и застанем их всех врасплох!

Сагакс, который до сей поры сосредоточенно точил лезвие боевого топора, поднял голову к небу:

— Могак, а далеко отсюда эти два переплетенных дерева?

Хомяк задумчиво почесал ухо:

— Далековато, далековато. Я так прикидываю, идти туда пришлось бы все утро.

Лог-а-Лог с размаху вонзил шпагу в землю.

— Что ж, решено! Переночуем здесь, а завтра на рассвете двинемся в путь. Думаю, мы успеем оказаться в нужном месте раньше полудня!

Сложенные из красного песчаника стены крепости Рэдволл еще хранили тепло после жаркого летнего дня. Вечернюю тишину нарушали лишь заливистые трели черных дроздов. Аббату Эподемусу казалось, что он вновь вернулся в детство. Малышня затеяла у пруда игры, и аббат резвился вместе с детворой. Отец Эподемус вовсе не считал, что веселиться ему не по летам. Подоткнув полу своей длинной сутаны, он носился по мелководью. Спору нет, старик-мышь представлял собой довольно забавное зрелище, но его это ничуть не волновало. Пуская по воде камешки, аббат весь голос считал:

— Три, четыре, пять! Все видели, мой камешек шлепнулся шесть раз!

Кротенок Раггам подозрительно посмотрел на аббата.

— Упрр, сэр, так не пройдет! Вы насчитали всего пять раз, а говорите — шесть! Я прав, Мэлбан?

Мышь-целительница, которая сидела на поросшем травой берегу рядом с Крикулусом и Мемм, поддержала маленького крота:

— Я тоже видела, Раггам, камешек отца Эподемуса ударился о воду всего пять раз! Твой рекорд по-прежнему не побит. А вы, отец аббат, впредь считайте внимательнее.

В ответ аббат Эподемус, к немалому удовольствию малышни, высунул язык.

— Я тебя насквозь вижу, старая ты плутовка! — проворчал он. — Ты просто не хочешь, чтобы приз достался мне. Думаешь, если Раггам выиграет больше всех засахаренных каштанов, он с тобой поделится. Поэтому-то ты с ним заодно.

Крикулус строго посмотрел на аббата поверх очков.

— Засахаренный каштан получает только тот, чей камешек ударится о воду шесть раз, — изрек он. — А ваш камешек, отец аббат, ударился только пять! Я считал сам. Так что не надо жульничать!

Аббат изобразил неутешное горе.

— Да, я вижу, вы сговорились! — возопил он. — Вы оба заодно с Раггамом! Мемм Флэкери, я знаю, ты честная зайчиха! Заступись за меня! Скажи, что мой камешек шлепнулся шесть раз!

— И не подумаю! — заявила зайчиха-няня, пошевелив своими длинными ушами. — Ох, аббат Эподемус, в вашем возрасте и жульничать! Вот уж стыдно так стыдно. И куда только катится Рэдволл!

Отец Гуч, появившийся в сопровождении своей помощницы, юной кротихи Фьюррел, положил конец спору.

— Зря препираетесь! — провозгласил он. — Все равно никому ничего не достанется. Все мои замечательные засахаренные каштаны украдены.

Услышав это, аббат выбрался из воды и одернул свою мокрую сутану.

— Украдены? Да что ты говоришь, Гуч? Ты уверен, что каштаны именно украли?

Кротиха Фьюррел помогла аббату подняться на крутой берег.

— Урр, урр, сэр, Гуч прав. Я видела, как он поставил тарелку с каштанами на стол, чтобы остудить.

— А через минуту они исчезли! — добавил Гуч, сокрушенно разведя лапами.

Подбоченясь, Мемм сверлила глазами тех своих подопечных, которые, по ее мнению, были способны на столь тяжкое преступление.

— Ну-ка сознавайтесь, безобразники, кто из вас, вместо того чтобы играть в камешки, шатался около кухни? — потребовала она.

В самой середине пруда из воды показалось голова морской выдры. Крув, который во время игры следил за малышами, быстро поплыл к берегу.

— Мэм, я глаз не сводил с детворы, — сообщил он. — И точно могу сказать, никто из них не отлучался от пруда. Думаю, ребятня здесь ни при чем. С каштанами наверняка расправился кое-кто другой. Где Скарум, вот в чем вопрос?

Аббат недоверчиво посмотрел на морскую выдру.

— Скарум? Но, Крув, неужели ты хочешь сказать…

— Да, именно это я и хочу сказать, — решительно кивнул Крув. — Бьюсь об заклад, Скарум уничтожил все засахаренные каштаны до единого. Зайцы все не дураки пожрать, прошу прощения, мисс Мемм! Но уж такого обжоры, как Скарум, свет еще не видывал. Пойдемте отыщем его поскорей! Может, сумеем спасти каштан-другой!

Тем временем молодой заяц мирно храпел в перевернутой тачке у входа во фруктовый сад. Засахаренный каштан, прилипший к его подбородку, медовый крем, облепивший усы, и следы ягодного повидла и кленового сиропа, темневшие на его белом пушистом брюхе, неопровержимо доказывали — подозрения, павшие на Скарума, далеко не напрасны.

Когда Крув коснулся лапой его уха, заяц лишь сонно забормотал:

— Иди отсюда прочь, приятель. Я ничего тебе на дам. Хочешь полакомиться, сам промысли себе что-нибудь вкусненькое, так вот!

Тут Мемм, выйдя из терпения, одним движением сильной лапы перевернула тачку, так что заяц свалился на землю. Очнувшись наконец от сладкой дремы, он заморгал, протирая глаза.

— Ну, вы даете, ребята. Нельзя ли поосторожнее! Если вам понадобился ваш старина Скарум, ваш боевой командир, ясен пень, вовсе не обязательно швырять его оземь. Достаточно легонько потрясти, и сон с него мигом соскочит. Но что стряслось, хотел бы я знать? Почему у вас всех такие унылые морды, словно вы наелись маринованных лягушек? Неужели к нам движутся полчища врагов?

Мемм, недолго думая, схватила и подняла Скарума за уши.

— Эй, боевой командир, не скажешь ли нам, куда пропали засахаренные каштаны?

Скарум замахал лапами.

— О каких таких каштанах вы говорите, мэм? И почему я должен знать, куда они запропастились? Ей-ей, мое дело — оборонять крепость от врагов, а обо всяких там сладостях, ясен пень, я не имею ни малейшего понятия. Честно говоря, я даже плохо представляю, как они выглядят, эти ваши каштаны.

Крув, потеряв терпение, отодрал сладкий каштан, прилипший к подбородку зайца, и прилепил его прямо к носу Скарума. Скарум вздрогнул от неожиданности. Крув меж тем вытер кленовый сироп с усов зайца и размазал сладкие полосы по его растерянной морде. При этом он смотрел прямо в глаза застигнутому врасплох сладкоежке.

— Вижу, ты мастер не только уплетать засахаренные каштаны, но еще и вешать лапшу на чужие уши, — приговаривал Крув. — Только лучше тебе хорошенько запомнить — правда всегда выходит наружу. И если ты набедокурил — умей держать ответ.

Скарум нахально улыбнулся.

— Слышь, ты об этих крошечных жалких конфетках? Ей-ей, нашел из-за чего шум поднимать. Я про них и думать забыл. Просто шел мимо кухни да сунул пригоршню себе в рот. Вот уж не думал, что вы устроите скандал из-за такой малости. Неужели ваш боевой командир, доблестный заяц, не имеет права чуток полакомиться?