Его адъютант Энрико Энци заметил, как заострились черты лица хозяина, и впервые за все время службы ему показалось, что в его глазах блеснули слезы.

Анжелика отплывала на «Радуге», которая отчаливала вместе с «Афродитой». Она должна была признать, что присутствие болтливого маркиза оказало ей большую помощь.

После того, как он вынудил ее выпить с ним красного вина, он поделился с ней новостями двора в Версале и Сен-Клу, где обосновалась новая фаворитка короля, проведшая с ним несколько ночей, сильное и юное создание. Там была очень приятная атмосфера. Затем он принялся рассказывать ей о сыновьях, Фроримоне и Канторе.

В открытом море настал момент, когда корабль, после обмена сигналами жестов и флажков, разошлись, один, направляясь к западу и углубляясь в ночь на море мрака, другой — на юг, следуя вдоль диких берегов Новой Шотландии, которые направляли Анжелике, единственной на борту, ароматы своих цветущих лугов.

В Голдсборо, она бросилась в объятия Абигаэль и горько расплакалась. Абигаэль, выслушав ее внимательно, села возле нее и с нежностью сострадания спросила:

— Кроме горечи расставания, вас еще что-нибудь тревожит в отношениях с графом?

— И да и нет, — ответила Анжелика. — Я поняла, что такова судьба женщин — пройти испытание разлукой, которое без сомнения для них более мучительно, чем для мужчин. Кто может похвастаться, что видел в жизни супругов, которые ни разу не расставались? А в эти времена потрясений — тем более. Но ко всему этому примешивается тягость, которая пугает меня больше других.

Она призналась, что думает о словах, которые ей сказал Пиксаретт: Доверяй интуиции. И ей было страшно оттого, что интуиция ей подсказывала, что в отсутствие Жоффрея с ней, ее детьми и друзьями должно произойти что-то страшное, какие-то напасти обрушатся на них.

— Быть может, я ошибаюсь, но время от времени меня охватывает тревога. Однако, по правде, я не боюсь за него, как не боялась за сыновей, которые тоже уехали от меня. Я чувствовала, что они так же сильны как и он.

Поскольку это была Абигаэль, и она знала, что эта женщина готова с одинаковым вниманием выслушать бормотание младенца, загадочные высказывание Северины, выкрики мадам Маниго, или рассуждения тети Анны, Анжелика рискнула поделиться с ней своими страхами, на которые не было достаточно оснований. Но ее беспокоило, когда налаженная счастливая жизнь, начинала вдруг буксовать и скрипеть как колесо плохо смазанной телеги.

— Вы видите, Абигаэль, это как внезапный порыв ветра, который заставляет поверхность моря изменять свой цвет. Все становится мрачным и холодным.

Она вспомнила прошедший год, когда она почувствовала изменившуюся атмосферу Квебека во время последнего путешествия, что могло быть обусловлено летним оживлением. Но было еще и расследование Гарро, связанное с исчезновением «Ликорны» и Дочерей Короля.

Она рассказала Абигаэль о своей работе вместе с Дельфиной дю Розье, о невозможности узнать о судьбе одной из Дочерей Короля, о подозрении, родившемся из ее сомнений: Дьяволица жива.

— Вы говорили об этом с господином де Пейраком?

— А что я могла сказать?

Так или иначе сестра Жермены де Майотен исчезла, и никто не знал каким образом и когда.

— В этом году еще отозвали господина де Фронтенака. Мне не нравится, что поток неприятностей, интриг и неудач усиливается.

Абигаэль слушала ее очень внимательно. Она сказала наконец, что уже тот факт, что они вдвоем рассматривали ситуацию, значил, что задача облегчается. Если против них был затеян заговор, можно было себя поздравить с тем, что меры были приняты вовремя. Во Франции Жоффрей де Пейрак не даст ни обмануть ни оклеветать себя, он сможет выдержать удар, если ему его нанесут.

Вместе с Абигаэль они пришли к выводу, что предстоящие месяцы будут тяжелыми и возможно богатыми потрясениями. Нужно быть ловким, удвоить осторожность. Это будет временем выжидания.

— Все находится в движении, — признала Анжелика. — Свет и тень. Солнце и буря. Не стоит обольщаться, считая, что мы сможем быть в стороне от движения и выжить.

Волнение началось с приездом четы Адемара и Иоланды, которых не ждали так рано. У них обоих был ошеломленный, натянутый и неловкий вид простаков из леса, который они охотно принимали.

Анжелика, которая выходила из форта, держа близнецов за руки и направляясь к постоялому двору, чтобы там как следует поесть, при их виде стала спрашивать себя, откуда они взялись, если, конечно, это были они, и где она могла их видеть в последний раз. Наконец, вспомнив, что это было в Тидмагуше, она попыталась понять, что за путешествие они совершили. Память подсказала ей, даже нарисовала картину, как они удаляются со своими двумя детьми на «Сен-Корентене», бригантине Джоба Симона, с намерением навестить родственников в Квебеке, затем добраться до Монреаля, чтобы узнать новости Онорины и, если возможно, привезти ее.

Но даже с попутным ветром они не могли вернуться так быстро.

Что это значило?

После долгого молчания, в течение которого супруги напоминали деревянные фигурки, наконец, Анжелика спросила:

— Что вы здесь делаете? Где Онорина?

— Мы так и не миновали Гаспе, — ответила Иоланда глухо.

— Почему?

— Кораблекрушение.

— «Сен-Корентен» затонул, — добавил Адемар.

— Затонул?

— Да, затонул!

С тех пор, как они поселились в этой стране дикарей, ни одно судно из флота Голдсборо не тонуло.

Они были очень ветхими, триумфально пересекали океан или плавали вдоль берегов, но ни один корабль никогда не тонул.

Анжелика несколько секунд не могла поверить.

— Шторм? — спросила она, наконец.

Все время надеясь на везение, никто не забывал, тем не менее, что Сен-Лоран был очень капризной рекой, почти как море.

Они отрицательно покачали головами, посмотрели друг на друга с каким-то неловким движением головы, затем снова застыли. Она собралась было их расспрашивать, чтобы помочь им заговорить, когда Иоланда вдруг решилась:

— По нам стреляли.

— Ядро! Два ядра и прямо в цель! — продолжил Адемар. — И вот уже «Сен-Корентен» погружается, а мы оказываемся в воде.

Охваченные единым порывом, они заговорили оба одновременно. Это произошло, когда маленькая яхта довольно далеко углубилась в устье Сен-Лорана.

Вдруг с другого корабля, который можно было с трудом различить в густом тумане, донесся глухой звук, что-то вспыхнуло, и они почувствовали удар. Корабль стал крениться, экипаж пытался заделать пробоину, остановить поток воды.

Пока господин де Барсемпюи приказывал спустить на воду большую шлюпку, и советовал пассажирам, среди которых было несколько женщин, занять свои места, сам но уже спускался в другую лодку вместе с четырьмя членами экипажа. Налегая на весла, они направились к силуэту большого неподвижного корабля, нереального, как угрожающее привидение. Стоя в лодке, крича и размахивая знаменем господина де Пейрака, Барсемпюи повторял в свой специальный аппарат для усиления голоса, что они из Голдсборо, и что он просит помощи и спасения.

Все видели, как они исчезли, без сомнения, за бортом корабля.

Все это время, повинуясь приказаниям капитана, все пассажиры «Сен-Корентена», не участвующие в починке, пересели в шлюпку.

И правильно сделали, потому что в тумане снова раздался гром, вспышка, и на этот раз корабль Джоба Симона перевернулся и затонул.

— Все спаслись?

— Увы, нет. У двоих людей не хватило времени покинуть тонущий корабль, они исчезли вместе с «Сен-Корентеном».

Другие бросились в воду. Среди них был и Джоб Симон, задыхающийся, отплевывающийся, проклинающий все свои неудачи; он, как и другие, был подобран шлюпкой. Она была перегружена и находилась под угрозой потопления, но все-таки оставалась неподвижной на поверхности реки среди тумана.