И наконец, Шарль-Анри, странный одинокий ребенок, отмеченный судьбой, добрый, редко, но мягко улыбающийся, он смотрел на нее с такой радостью, когда она брала его в седло. Он напоминал ей ребенка, который исчез, и который носил то же имя.

— Лось — это спокойное животное с угрюмым характером, которое любит сырость.

Постепенно они продвигались от одного маленького пруда к другому, и везде они видели лосей, пьющих зеленоватую воду, а на фоне неба, словно крылья, выделялись роскошные рога.

Потом Анжелика поняла, что это одно и то же животное, которое всегда приходило встречать их, когда они совершали такой путь.

Она говорила ему: «Здравствуйте, страж Кеннебека».

А дети вслед за ней повторяли ее приветствие.

Они должны были достичь Вапассу в течение месяца.

Погода была хорошей, ничто не торопило их в пути, поэтому они могли позволить себе останавливаться в местах, ставших привычными.

В Волвиче, английском городке, где родился их друг-недруг Фипс, Анжелика надеялась повидать Шаплея, который был посвящен в секреты медицины. Но его не было, и, жалея, что не увидела его, его жены, сына и невестки, которая вскормила Глориандру, они продолжили путешествие. Анжелика также жалела, что не встретила его, потому что у нее не было достаточно запасов лекарственных трав против малярии, и именно он смог бы ее выручить.

Широкая река разворачивалась, превращалась в громадную сеть речушек поменьше, огибающих несметное количество островов и островков, утыканных черными елями.

В этом лабиринте сновали каноэ индейцев и парусные корабли.

Каждое лето пираты с Карибского моря появлялись на реке, в надежде достичь поста голландца Петера Боггана на острове Хусснок, самыми большими ценностями которого были произведенные им же самим буханки белого пшеничного хлеба и бочонки пива.

Пираты успокаивались вокруг бочки с «горячей» жидкостью, секретом изготовления которой владел только один голландец, в которую входили два галлона лучшей мадеры, три галлона воды, семь литров сахара, овсяная мука, сушеный виноград, лимоны, специи… и все это поджигалось в большом серебряном котле.

Затем они прошли мимо разрушенной миссии Норриджвук, где жил отец д'Оржеваль, остановились на несколько дней на шахте Со-Барре, которую держал ирландец О'Коннел. После того, как он женился на акушерке Глории Хиллери, его характер заметно изменился к лучшему. В ходе путешествия произошел небольшой, но важный случай.

Немного спустя они оставили позади шахту Со-Барре, и тогда прибыли первые разведчики, которые объявили, что видели впереди большое скопление ирокезов. Со времени драмы в Катарунке отряды индейцев, пришедшие убивать и грабить, не наблюдались в этих местах.

— Может, это были гуроны?

Но жители этих краев были наблюдательны. Их инстинкт, особенно обостренный из-за убийств, совершавшихся в прошлом, не обманывал их. Некоторые отправились в хвост каравана, имея намерение сбежать. Солдаты из авангарда сгруппировались вокруг Анжелики и детей.

Сидя на лошади, она осмотрелась и узнала это место. Его называли «Бухточка Трех Кормилиц». Они были на подходе к нему.

— Постараемся добраться дотуда, — предложила она. — Мы сможем перегруппироваться, создать линию обороны, если нужно.

Она не очень беспокоилась. У нее с собой было «слово» матерей Пяти Наций Ирокезов, которое ей сослужило уже службу однажды в Квебеке.

Она присмотрелась, и на другой стороне реки среди деревьев она заметила силуэт Уттаке, вождя Могавков.

Это был он, несмотря на другую прическу.

Его головной убор был короче, он был, как щетка, и с одним пером черного ворона.

Он был один, но она не сомневалась, что в ветвях окружающих деревьев и за стволами прячутся еще целые толпы дикарей.

О'Коннел, который привел караван к следующему этапу, громко задышал.

В последний раз, когда ирокезы сожгли Катарунк, он потерял все, его прекрасные меха погибли в огне. Это не могло повториться!

Уттаке поднял руку и приветствовал Анжелику словами:

— Привет тебе, Орагаванентатон!

Для большей торжественности он произнес полностью ее имя, которым ее нарекли индейцы и которое значило «полярная звезда, которая ведет нас к небесному своду и не оставит спасательной дороги, которую освещает».

Она ответила:

— Привет тебе, Уттакевата.

— Мы пришли обмыть останки мертвых, — возвестил Уттаке.

Река была узкой, и можно было разговаривать без особого усилия.

Эхо разносилось по поверхности воды.

— Пришло время воздать почести нашим мертвым из Катарунка. Мы еще не можем привезти их на большой пир смерти, но мы должны омыть их кости и завернуть в новые одежды, таков обычай. Они рассердятся на нас, если мы не навестим их, наших братьев и вождей, предательски убитых в Катарунке. Позже мы вернемся и заберем их в край длинных домов, где они должны лежать, но сегодня они должны получить свои почести.

К сожалению, мы не можем рассказать о подвигах великого племени ирокезов. Обещания, которые мы дали твоему мужу Тикондероге и тебе, а также Ононтио, связывают руки ирокезов, которые живут в городах, они могут потерять вкус к войне, пока собаки-гуроны и альгонкины точат свои топоры и томагавки. Но что в этом толку! Мы обменялись «словами», и я не нарушу клятвы.

Чтобы тебя успокоить, я крикнул слово: Оскенон, которое означает мир. Я повторяю его вновь.

Он поднял руку и крикнул:

— Оскенон!.. — что было подхвачено многими глухими голосами. Это спрятавшиеся воины вторили вождю.

Крик о мире здесь наводил больше страха, чем любой боевой клич в Европе.

Уттаке дал слово, что прибыл сюда единственно с целью воздания почести соплеменникам, что никто не падет жертвой их стрел, если только сам не нападет или не станет им мешать. Выполнив долг, они пройдут через Кеннебек и вернутся к себе.

— Церемония будет продолжаться шесть-восемь дней. Во время этого вы должны находиться в вашем лагере, который разобьете несколько выше по течению. Никто не должен покидать лагерь до назначенного срока. Когда вы узнаете, что праздник мертвых окончен, мы будем уже далеко, и будем уверены, что никто из наших не попадет в плен из-за предательства.

— Как мы узнаем, что церемония закончилась и мы можем возобновить путь?

— Орел пролетит над вашим лагерем.

— Орел пролетит над лагерем! Вот так! Все просто! — ворчал О'Коннел.

— Ну, как привыкнуть к обычаям этой страны? Они собираются нарядить свои скелеты и гнилые тела, полные червей и еще бог знает чего, в роскошные бобровые костюмы, а ведь это целое состояние! Потом все это будет закопано в землю. Ну, не дураки ли?!

Но и он был вынужден, как и другие, усмирить свое недовольство на шесть-сеть дней, пока будет проходить праздник мертвых.

Старый Катарунк был недалеко, и иногда ветер доносил оттуда запах дыма и крики «Хаэ! Хаэ!».

— Это крик войны?

— Нет, это то, что называется «крик душ»…

Когда показался орел, такой далекий, такой спокойный, никто сначала не поверил в это. Потом все собрались в путь. Ничего не произошло.

Последние акации, первые большие массы хвойных деревьев, дубов и тюльпанных деревьев перемешивались с колониями кленов, которые особенно выделялись осенней окраской листвы.

Они пересекали леса, которые украшали горные массивы, выходили на открытые пространства и с высоты смотрели на звездочки озер внизу или на громадные вершины перед собой. Осень уже наступала, окрашивая природу в свои роскошные цвета, вокруг было так торжественно, что, казалось, они слышат пение хора и музыку в исполнении самого небесного оркестра.

Внезапный холод нескольких ночей окрасил золотым цветом листву берез, которая отражалась в серебристо-голубой воде озер.

Разгул красок…

Гора вдалеке была фиолетовой, клены — розовыми, вишневыми и золотыми. К ним примешивался золотисто-зеленый, золотисто-желтый и лимонный цвета.

Анжелика думала о своем брате Гонтране, который смог бы все это изобразить на потолках Версаля.