В те дни их навестил отец Троцкого, которому уже перевалило за семьдесят. Некогда богатый помещик, он теперь потерял все, что имел; 200 километров от Херсона до Одессы ему пришлось прошагать пешком. Наталья говорит, что если он и гордился сыном, то никак этого не проявил; напротив, он произнес с оттенком злорадства: «Вот, отцы трудятся, трудятся, чтобы заработать что-нибудь на старость, а потом дети устраивают революцию…» Старому Бронштейну не удалось воспользоваться высоким положением сына (в чем, несомненно, было повинно пуританство Троцкого); он нашел работу на какой-то национализированной ферме и вскоре умер в возрасте семидесяти пяти лет.
В начале июля, на пятом съезде Советов, Троцкому пришлось защищать политику, в отношении которой у него самого не было окончательного мнения. Левые эсеры, кипя от возмущения, решительно выступили за полный разрыв с большевиками, согласившимися подписать какой бы то ни было договор с немецкими «империалистами». Вот как описывает свидетель реакцию Ленина и Троцкого на поток обвинений, брошенных в их адрес левыми эсерами:
«Ленин поднялся. Его странное лицо фавна оставалось, как всегда, спокойным и насмешливым. Он не переставал улыбаться под градом оскорблений, нападок и прямых угроз, сыпавшихся на него с трибуны и из зала. В эти трагические минуты, когда на карту было поставлено все его дело, его замыслы и сама его жизнь, его неудержимый, жизнерадостный смех, который многим казался неуместным, для меня был свидетельством исключительной силы. Сидевший рядом с ним Троцкий тоже пытался улыбаться. Но гнев, волнение, внутренняя напряженность превращали его улыбку в болезненную гримасу. Его выразительное лицо казалось стертым; черты его расплывались и исчезали под ужасной мефистофельской маской. Ему не хватало воли, хладнокровия и полноты самообладания, которые были у вождя. И все же он был лучше, я уверен, он не был столь неумолим».
Спустя несколько дней, 6 июля, был убит немецкий посол в Москве граф Мирбах.
Обстоятельства этого убийства остаются необычайно загадочными. По версии большевиков (которую в течение десятилетий никто не оспаривал) убийство было совершено двумя молодыми левыми эсерами и должно было послужить сигналом к восстанию левых эсеров, направленному на то, чтобы спровоцировать разрыв между большевиками и немецкими «империалистами». Сами левые эсеры яростно отрицали всякую подготовку к восстанию, хотя и не оспаривали своего участия в убийстве и даже похвалялись им. Однако несоответствия, содержащиеся в этой версии, начисто опровергают ее.
В тот самый момент, когда левые эсеры якобы готовились к своему выступлению, около 400 левоэсеровских делегатов — все, как один, «мускулистые крестьянские парни» — мирно сидели в зале заседаний пятого съезда Советов в Москве. Блюмкин, фактический убийца Мирбаха, не был привлечен к ответственности; он снова выплыл на поверхность в 1919 году, сообщив явно недостоверную и недоступную проверке версию самого убийства и своего побега; после этого он много лет работал с Троцким как большевик.
Левые эсеры некоторое время играли для большевиков неоценимую роль: они вначале прикрывали монопольный характер их власти. Троцкий, организуя переворот, использовал восемнадцатилетнего левого эсера Лазимира в качестве формального председателя Военно-Революционного комитета, который был теоретически внепартийной «советской» организацией. Позднее разгон Учредительного Собрания был облегчен утверждением Ленина, что эсеровское большинство Учредилки было избрано до того, как левые эсеры откололись от своей партии; иными словами, большинство, которое, как считалось, представляло крестьянские массы, должно было в действительности включать и левых эсеров.
Услуги левых эсеров были оплачены предоставлением им правительственных постов.
Большевики по-прежнему находились в ужасном положении: их могли свергнуть в любую минуту. В эти напряженные Июльские дни Троцкий так характеризовал положение: «Мы уже фактически покойники; теперь дело за гробовщиком». Отношения большевиков с их немецкими покровителями были, естественно, напряжены вследствие шаткости большевистской власти: немецкое посольство в Москве (как свидетельствует последний меморандум Мирбаха) убеждало германское правительство переключиться с поддержки большевиков на поддержку умеренных монархистов и других антибольшевистских сил. И действительно, с июня 1918 года немцы стали переводить большие суммы — в общей сложности до сорока миллионов марок золотом — не только большевикам, но и различным их соперникам, которых хотели держать наготове на случай, если большевистская власть рухнет, — что казалось вполне вероятным.
Расправа большевиков с их норовистыми левоэсеровскими соратниками была циничной и жестокой. Красин, близкий друг Ленина, «с глубоким отвращением» рассказывал советскому функционеру (Сэломону) о позиции Ленина:
«Уж на что я хорошо знаю Ленина, и то никогда бы не мог предположить, что он способен на такой предельный и жестокий цинизм. Обсуждая со мной предполагаемое решение конфликта, он сказал с кривой улыбкой — заметьте, с кривой улыбкой! — «Мы сделаем маленький внутренний заемчик за счет товарищей левых эсеров; и капитал приобретем, и невинность соблюдем…»
Очевидно, что «внутренний заемчик» означал обвинение простодушных левых эсеров в убийстве Мирбаха.
Ленин использовал убийство Мирбаха как предлог для истребления левых эсеров. Их пресловутое «восстание» было не более чем протестом против большевистских «преследований», состоявших в том, что большевики представили их общественности, в особенности германскому правительству, убийцами Мирбаха.
Эсеровский «бунт» был на редкость ребяческой затеей; кучка левых эсеров, которые сумели избежать большевистских репрессий, ухитрилась на время задержать Дзержинского и захватить здания почты и телеграфа. Их сопротивление было быстро подавлено: уже 9 июля Троцкий сделал первое заявление для печати. Он назвал бунтовщиков обезумевшими младенцами: «Партия, которая восстала против воли громадного большинства рабочих и крестьян, совершила окончательное политическое самоубийство. Такая партия уже не может воскреснуть».
Это был последний отголосок запутанной борьбы вокруг Брестского мира; на некоторое время брожение в большевистской партии затихло. Но большевики продолжали оставаться в смертельной опасности: самооборона была настоятельной необходимостью.
Именно в это время Троцкий сослужил свою прославленную службу большевикам. Почти на пустом месте он создал новую армию.
На первых порах военное положение большевиков выглядело в высшей степени безнадежным. Старая армия попросту развалилась; от нее практически ничего не осталось. Ее крохотные осколки — в Основном пробольшевистские части на Дону и в других местах — были ни на что не пригодны. Их распустили: лучше было начинать все с начала.
Фактически от русской армии к тому времени не осталось и следа. Кроме одной дивизии латышских стрелков, единственной более или менее организованной силой была Красная гвардия, которая не пополнялась с октября 1917 года. Летом 1918 года новая власть казалась беззащитной.
Для начала Троцкому предстояло найти военных специалистов вне рядов партии. Сам он, конечно, не имел никакой военной подготовки; он выступал всего лишь как главный организатор.
Вопрос стоял даже более широко: сможет ли новая власть вообще продержаться, если она отвергнет всех специалистов — врачей, ученых, техников, инженеров, писателей, интеллигенцию?
Троцкий исходил, естественно, из реального положения вещей: без царских офицеров не обойтись. Но его возможности были ограничены вульгарной формулировкой партийной доктрины: партия впряжет царских офицеров в упряжку только для того, чтобы «выжать их, как лимон, и выбросить прочь». Эта формулировка не только препятствовала привлечению в армию жизненно необходимого офицерского состава, но и оскорбляла чувства самого Троцкого, который был искренне возмущен таким пренебрежительным отношением к людям. Его собственные моральные принципы, ум и уверенность в себе производили благоприятное впечатление на многих царских офицеров, с которыми он разговаривал не надменно, напыщенно или осуждающе, а спокойно, серьезно и прежде всего интеллигентно. Кроме того, он решил обновить офицерский состав за счет нестроевых и младших офицеров.
