Понимая, что через ворота ему не прорваться, он оставил эту сторону загона, хотя она смотрела как раз на север, на ту гряду, где была Леди, и направил все свои усилия на тыл. Здесь было слабое место, и волк это знал, чутье вело его так, чтобы никогда не тратить драгоценных мгновений на заведомо непреодолимое. Крис поставил здесь в изгороди новую дверь, ведущую прямо к запасному входу. Курок изучающе взглянул на Крисову поделку, затем продемонстрировал прием, которого я раньше за ним не замечала, наблюдательный прыжок. Он подпрыгнул стоймя, как человек, и опустился с явным замедлением.

Я кинулась в барак за веревкой, чтобы привязать его, и тут, к своему изумлению, обнаружила, что он протиснулся вплотную за мной, на этот раз не проявив ни малейшей нерешительности перед дверью, как это было ему свойственно. Проникнув в помещение, он сразу же устремился к окнам. Встав на задние лапы и положив передние на стойку, он стал боком продвигаться вдоль нее, вперив в окна яростно – целеустремленный взор. Бегло, как бы невзначай обведя комнату взглядом, он мгновенно определил, какие здесь могут быть выходы.

Нам с Крисом пришлось здорово попотеть, чтобы водворить Леди в загон, не выпуская Курка. Меня Леди не приветствовала. Она была «голодна, как волк». Поев, она свернулась клубком в своей пещере и стала облизывать лапы.

Так как слюна мгновенно замерзала, она прикрыла хвостом нос и раненную капканом лапу и в полном уединении занималась своим делом. Когда я попыталась приласкать ее, она зарычала. Передо мной был очень деловитый волк, решивший отдохнуть перед тем, как выйти и – пусть никто в этом не сомневается – присоединиться к Ним утром.

Ибо теперь стал очевиден поразительный факт. Каждое движение наших волков говорило о том, что их дикие собратья прячутся в укрытии на той гряде. Должно быть, Курок и Леди, возвращаясь домой, встретили проходившую мимо стаю диких волков, а еще вероятнее, своим уверенным поведением внушили Им, что они знают место, где можно отлично закусить, и привели Их сюда.

Курок все еще надеялся, что Те последуют за ним. К нашему удивлению, впервые в жизни ему было мало общества одной только Леди. Он сидел у изгороди и продолжал смотреть на гряду на севере. Мягкий шерстистый кончик его морды под черной кнопкой носа постоянно собирался в мелкие складки, ловя в воздухе Их запах.

– Если б другие волки пошли за ним в загон, – сказал Крис, – он был бы совершенно счастлив.

Глаза Криса были полны солнца. Мы обменивались радостными взглядами, но не могли поцеловаться, до такой степени поглощала нас возня с волками. Мы смеялись над собой, что так горевали, в то время как волки развлекались в свое удовольствие.

– Правда ведь странно, – сказал Крис, – иметь пару вол ков, которые уходят жить к диким волкам, а потом возвращаются и живут вместе с нами.

На следующее утро это было первое, что пришло нам в голову. Мы перешептывались в постели, таясь от волков. Было пять часов благословенная тишина, за нашими затененными окнами поднимались солнечные белые горы, бросавшие хрупкие, воздушные тени.

– Курок был бы страшно доволен, если б ты вышел и присоединился к стае, – сказала я.

Крис был горд и тронут тем, как Курок встретил его накануне вечером.

– Он считает меня дряхлым, малоподвижным волком, но очень привязан ко мне, – сказал он и медленно продолжал: – У нас с волками самые добрые, самые проникновенные, самые желательные отношения, какие только могут быть между людьми и животными. Мы их никогда не ругали, не брали в руку палку или камень. И очень редко ограничивали их свободу. И все же они предпочитают голодать, но быть свободными. Так же и с людьми. Платить свободой за обеспеченность – это претит и человеческой, и дикой натуре.

Отсюда напрашивался лишь один вывод, и несколько дней спустя Крис навсегда открыл ворота загона. Отныне наши волки были совершенно свободны.

Некоторое время Курок придерживался одной своей старой привычки. Он вставал с места, на котором лежал, – теперь волки уже искали укрытия от ветра либо стремились на солнцепек, стараясь устроиться как можно удобнее, – и важно отходил в угол загона помочиться. Но он обзавелся и новой привычкой. Каждый вечер, встав после короткого сна перед ночной охотой, он подходил к Крису, сидевшему на наблюдательном ящике, поднимал продолговатую голову на кремовой шее и, прижавшись к нему, «рассказывал»: "М-м. Л-л. Р-р.

Ам-муум. Ууу-у".

Объяснить, на что это похоже, совершенно невозможно. Можно сколько угодно уподоблять разговор волка разговору собаки, но это не так. Волчий разговор не похож на собачий ни звучаньем, ни манерой, ни содержанием.

Волчье «высказывание» необычайно интересно и приятно. Оно продолжительно, отнюдь не монотонно и представляет собой какое-то выразительно смодулированное, хрипловато – сочное урчанье. Голос волка походил на голос Криса. Волк сердечно глядел на Криса снизу вверх светлыми, дружески-спокойными глазами.

Крис не особенно баловал его, а если и уделял ему изредка внимание, то Курок, по-видимому, принимал это как братский жест. Достаточно было, если Крис положит руку ему на спину. Но когда Крис уделял хоть капельку внимания Леди, Курок хватал его за штанину и пытался оттащить от нее.

Нам было ясно и желание волка взять с собой Криса на охоту. Уходя, он часто оглядывался на Криса через плечо.

Волки часто уходили на ночь, иногда на день или два, но ни разу больше – на четыре дня подряд. Мы теперь меньше переживали за них, хотя знали, какие опасности их подстерегают. По крайней мере мы уже не боялись, что они заблудятся. Но один раз они все-таки заставили нас серьезно поволноваться.

Дело было так. Однажды, вернувшись днем с прогулки, мы обнаружили, что Курок пришел с охоты один. Леди пропала – Леди, маленькая черная волчица, страстная, решительная и цельная натура. Отправилась ли она на розыски своих диких сородичей? Или Курка изгнали из стаи?

Уголки его рта были опущены. Он бездумно топал в барак за подачкой и обратно, вопреки своему обыкновению не проявляя нерешительности перед дверью, наполняя желудок, чтобы облегчить сердце. Усталый, он наконец улегся, но по-прежнему не мог обрести покой. Каждую минуту – две он резко вскидывал голову и угрюмо смотрел в тундру на восток.

Когда я пришла на старое излюбленное место волков, где они часто лежали вместе и где лежал теперь один Курок, он подошел ко мне с костью в зубах, положил ее, лег рядом и принялся грызть, как он делал тогда, когда Леди была с ним.

Мы соблазнили его пойти с нами на прогулку. Внизу, у озера, он поднял кусок оленьей шкуры, которым они с Леди так часто играли, и, держа его в зубах, огляделся вокруг ищущими, светлыми от солнца глазами. Заводилой в этой игре всегда была Леди, это она затевала беготню, от нее шло все веселье.

После полудня я снова вышла на волю, собираясь пригласить Курка на прогулку. В сиянии солнца по тропинке степенно шел маленький черный волчишка. Ба, да это же наша егоза Леди! Идет как ни в чем не бывало, так что я даже опешила. Она повернулась, остановилась и, глядя на меня, стала ждать, когда я подам ей наш знак отличия, затем радостно подбежала ко мне.

В этот момент показалась крупная рыжеватая голова Курка; он хотел воочию удостовериться, действительно ли все так, как он услышал (ветер дул от него к нам). Леди направилась к нему, и как вы думаете, что он тут сделал? Побежал от нее! Был ли он уязвлен тем, что она впервые в жизни пожелала расстаться с ним? Или это был вызов?

Она бросилась за ним и стала его обхаживать. «Как она мила, как умеет мучить играючи!»– пробормотал Крис. Припав грудью к снегу, обворожительно склонив набок голову, она взглянула на Курка снизу вверх, положила лапу ему на шею. Затем из этого же положения стремительно перескочила через него, вся воплощенное изящество и гибкость вплоть до кончика пушистого хвоста.

А он стоял напряженный, бил хвостом и всем своим видом выражал вызов, совсем как кобель. Уголки его губ были решительно приподняты. За весь остаток дня он ни разу не зарычал на меня: его душа «оттаяла». Он даже удивил меня одной из своих сдержанных игр: подошел ко мне, когда я сидела на наблюдательном ящике, – польщенная, я уже возомнила, что он захотел ласки, – и выхватил из кармана моей рубашки платок.