— Кто, вы говорите, сменил вас? — рявкнул офицер, стараясь перекричать вой ветра. — Роуланд?! Это тот самый, что умудрился явиться на борт пьяным?

— Да, сэр!

— Он протрезвел, надеюсь?..

— Не совсем, сэр.

— Что ж, ладно... Пускай остается там... Старшина, отметьте, что Роуланд заступил впередсмотрящим на «вороньем гнезде».

Затем офицер вышел из рубки и, сложив ладони рупором, прокричал:

— Эй, в «вороньем гнезде», слышите меня?!

— Сэр?! — донесся сверху громкий и четко слышный даже в шуме волн голос.

— Смотрите в оба — и будьте настороже!

— Так точно, сэр!

— Черт возьми, этот пьяньчуга явно из военных, — пробормотал офицер. — Скверно, когда такие люди имеют отношение к армии.

Он вернулся на свое прежнее место на передней части мостика, где деревянное ограждение позволяло укрыться от холодного ветра. Впереди было еще без малого четыре часа вахты до того момента, когда его сменит второй помощник капитана. Четыре часа молчания, поскольку разговоры, не имеющие непосредственного отношения к несению службы, были запрещены на «Титане». Заступивший на вахту вместе с ним третий помощник стоял так же молча на мостике по другую сторону от нактоуза^[1] и лишь изредка покидал это место, чтобы взглянуть на компас — это, казалось, было единственной его обязанностью во время вахты. Боцман, дежуривший в расположенной под мостиком рубке вместе с нижним впередсмотрящим, неторопливо прохаживался туда-сюда, наслаждаясь двухчасовым перерывом в работах, предусмотренным внутренним распорядком судна. Первая плановая работа нового дня — уборка нижних палуб - начнется только в два часа ночи.

К тому времени, когда одновременно на мостике и в вороньем гнезде пробили одну склянку^[2] и последовали доклады впередсмотрящих: «Все в порядке!», последние, самые выносливые из двух тысяч пассажиров парохода наконец отправились спать. Помещения верхней палубы совершенно опустели. Одним из тех, кто спал глубоким сном в своей каюте, был и капитан. Вся служба на корабле устроена таким образом, что по-настоящему командовать капитану доводится лишь в самых чрезвычайных ситуациях, когда судну угрожает настоящая опасность. Во всех остальных случаях эту работу выполняют помощники капитана и лоцман.

Пробили две склянки, потом три. Боцман и впередсмотрящий в рубке закурили последние за вахту сигары. И тут сверху, из «вороньего гнезда» донесся пронзительный крик:

— Вижу что-то впереди по курсу, сэр! Не могу разобрать, что именно!..

Первый помощник бросился к внутреннему телеграфу.

— Сообщите, что вы заметили?

— Справа по борту судно. На сходящемся галсе. Мы идем прямо на него! — пришел ответ.

— Право руля, насколько возможно! — приказал первый помощник рулевому. Тот мгновенно заложил руль. С мостика все еще ничего не было видно. Мощные механизмы, управляющие рулем парохода, уже пришли в движение и заставили огромное судно медленно взять вправо. Но прежде чем стрелка компаса сдвинулась на три малых деления, из белесой темноты ночи выступили квадратные паруса грузового судна, пересекавшего курс «Титана». Суда разделяло не более половины длины корпуса «Титана».

— Силы небесные! — закричал первый помощник. — Отставить поворот! Оставаться на курсе! Держитесь крепче — сейчас будет удар! — он повернул рычаг, который приводил в действие водонепроницаемые двери, нажал на кнопку с надписью «Каюта капитана» и замер в ожидании столкновения.

В следующее мгновение корабли столкнулись. Вряд ли это можно было назвать ударом. Лишь сильная вибрация пробежала через переднюю часть «Титана», от киля до фок-мачты. На палубу дождем посыпались обломки рангоута и мачт, обрывки парусов и канатов. Затем вдоль бортов парохода проскользнули две темные, быстро погружающиеся массы — части корабля, разрезанного могучим «Титаном» надвое. С одного из этих обломков, на котором все еще горел фонарь, освещавший мостик, заглушив какофонию ломающегося дерева, воды, рвущейся в трюм тонущего судна, и отчаянных человеческих воплей, донесся отчетливый крик:

— Хладнокровные убийцы!.. Да покарает вас Бог!.. И вас, и ваш закованный в металл мясницкий нож!

Тьма поглотила обломки судна, а рев ветра заглушил предсмертные стоны несчастных. «Титан» вернулся на прежний курс. Никаких приказов остановиться или развернуться, чтобы оказать помощь, не последовало. Переключатель машинного телеграфа по-прежнему находился в секторе «полный вперед».

Боцман взбежал на мостик, чтобы получить инструкции.

— Выставьте людей у всех дверей и в переходах между отсеками. Всех, кто попытается выйти на палубу, отправляйте в штурманскую рубку. Прикажите дежурным матросам фиксировать, что могли увидеть пассажиры. И как можно быстрее уберите эти обломки с палубы.

Голос первого помощника был хриплым и дрожащим, а поспешные «да, сэр, слушаю, сэр!» боцмана звучали сдавленно.

Человек, находившийся в «вороньем гнезде», имел возможность лицезреть трагедию с самого начала, когда паруса обреченного судна показались из тумана, и до конца, когда последний спутанный клубок снастей был сброшен за борт его товарищами по вахте. Когда пробили четыре склянки, он спустился на палубу, настолько обессиленный, что по пути запросто мог сорваться вниз и разбиться. Его уже ждал боцман.

— Доложи об окончании вахты, Роуланд, — сказал он. — И сразу же иди в штурманскую рубку.

На мостике, когда он сообщил свое имя, первый помощник схватил его за руку и повторил приказ боцмана. В штурманской рубке матрос обнаружил капитана «Титана». С бледным и напряженным лицом тот сидел у стола, а вокруг него толпились все, кто нес вахту во время столкновения, исключая только старших офицеров, рулевого и впередсмотрящих. Кроме того, в рубке находились дежурные по каютам, кочегары и котельные машинисты из машинного отделения, а также несколько фонарщиков, сигнальщиков и младших матросов, койки которых располагались в носовом кубрике. Все они были разбужены ударом огромного пустотелого тарана, внутри которого им довелось жить.

Три помощника старшего плотника стояли в дверях, держа в руках измерительные футштоки. Их только что продемонстрировали капитану. Точнее, то, что они совершенно сухие. На лицах всех присутствующих читалось одно и тоже — ожидание и ужас. Старшина, вошедший следом за Роуландом, сказал:

— Инженер в машинном отделении не почувствовал удара. сэр. В котельном отсеке тоже все спокойно.

— Дежурные отрапортовали, что никакого беспокойства в пассажирских каютах не отмечено, — проговорил капитан. — А что там с третьим классом?

Один из дежурных вышел и очень скоро вернулся.

— В третьем классе все спят, сэр, — сказал он. А старшина доложил, что и на полубаке никто не выказал тревоги.

— Очень хорошо, — сказал капитан, поднимаясь. — А теперь по одному заходите ко мне в каюту — сначала вахтенные, затем старшина, за ними — остальные матросы. Дежурные должны следить за дверью. Никто не должен покинуть рубку до того, пока я не переговорю с ним.

Он удалился в капитанский кубрик вместе с одним из вахтенных, который спустя короткое время возвратился с посветлевшим лицом и быстро вышел прочь. Подобную процедуру один за другим проделали и все остальные, выходя одинаково довольными и приободренными. Роуланд оказался последним. Когда он вошел, капитан указал ему на стул и спросил его имя.

— Джон Роуланд, — ответил матрос. Капитан сделал пометку в книге.

— Насколько я знаю, вы были в «вороньем гнезде, когда произошел этот злосчастный конфуз.

— Да, сэр. И я доложил на мостик о встречном корабле сразу же, как только увидел его.

— Никто не собирается вас в чем-то обвинять. Надеюсь, вы осознаете, что невозможно было предпринять что-либо, чтобы избежать этого страшного столкновения. Как ничего нельзя было сделать и для того, чтобы спасти людей с погибающего судна.