Официанты уже уносили кофейник и кекс, заказанный экономным корреспондентом, и тащили вина, сладости, фрукты, сыры.

– Вы запомните Букарешт! – пообещал Лукан. – В этом городе все принадлежит мне!

– В каком смысле? – спросил ирландец. – Владеете в городе значительной недвижимостью?

Румын не удостоил его ответом.

– Поздравьте меня, мадемуазель. Мой рапорт оценен по заслугам, в самом скором времени могу ждать повышения!

– Что за рапорт? – снова поинтересовался Маклафлин. – Что за повышение?

– Повышение ожидает всю Румынию, – с важным видом заявил полковник. – Теперь абсолютно ясно, что русский император переоценил силы своей армии. Мне известно из достоверных источников, – он картинно понизил голос и наклонился, щекоча Варе щеку завитым усом, – что генерал Криденер от командования Западным отрядом будет отстранен, и войска, осаждающие Плевну, возглавит наш князь Карл.

Маклафлин достал из кармана блокнот и стал записывать.

– Не угодно ли прокатиться по ночному Букарешту, мадемуазель Варвара? – прошептал на ухо Лукан, воспользовавшись паузой. – Я покажу вам такое, чего в вашей скучной северной столице вы не видели. Клянусь, будет что вспомнить.

– Это решение русского императора или просто пожелание князя Карла? – спросил дотошный журналист.

– Желания его высочества вполне достаточно, – отрезал полковник. – Без Румынии и ее доблестной пятидесятитысячной армии русские беспомощны. О, господин корреспондент, мою страну ожидает великое будущее. Скоро, скоро князь Карл станет королем. А ваш покорный слуга, – добавил он, обращаясь к Варе, – сделается весьма важной персоной. Возможно, даже сенатором. Проявленная мною проницательность оценена по заслугам. Так как насчет романтической прогулки? Я настаиваю.

– Я подумаю, – туманно пообещала она, соображая, как бы повернуть разговор в нужное русло.

В этот миг в ресторан вошли Зуров и д'Эвре – с точки зрения дела, очень некстати, но Варя все равно была рада: при них у Лукана прыти поубавится.

Проследив за направлением ее взгляда, полковник недовольно пробормотал:

– Однако «Руайяль» положительно превращается в проходной двор. Надо было перейти в отдельный кабинет.

– Добрый вечер, господа, – весело приветствовала знакомых Варя. – Букарешт – маленький город, не правда ли? Полковник как раз хвастался нам своей прозорливостью. Он заранее предсказал, что штурм Плевны закончится поражением.

– В самом деле? – спросил д'Эвре, внимательно посмотрев на Лукана.

– Превосходно выглядите, Варвара Андреевна, – сказал Зуров. – Это что у вас, мартель? Человек, бокалов сюда!

Румын выпил коньяку и смерил обоих мрачным взглядом.

– Кому предсказал? Когда? – прищурился Маклафлин.

– В рапорте на имя своего государя, – пояснила Варя. – И теперь проницательность полковника оценена по заслугам.

– Угощайтесь, господа, пейте, – широким жестом пригласил Лукан и порывисто поднялся. – Все пойдет на мой счет. А мы с госпожой Суворовой едем кататься. Она мне обещала.

Д'Эвре удивленно приподнял брови, а Зуров недоверчиво воскликнул:

– Что я слышу, Варвара Андреевна? Вы едете с Лукой?

Варя была близка к панике. Уехать с Луканом – навсегда погубить свою репутацию, да еще не известно, чем кончится. Отказать – сорвать полученное задание.

– Я сейчас вернусь, господа, – произнесла она упавшим голосом и быстро-быстро зашагала к выходу. Надо было собраться с мыслями.

В фойе у высокого, с бронзовыми завитушками зеркала остановилась, приложила руку к пылающему лбу. Как поступить? Подняться к себе в номер, запереться и на стук не отвечать. Прости, Петя, не велите казнить, господин титулярный советник, не годится Варя Суворова в шпионки.

Дверь предостерегающе заскрипела, и в зеркале, прямо за спиной, возникла красная, сердитая физиономия полковника.

– Виноват, мадемуазель, но с Михаем Луканом так не поступают. Вы мне в некотором роде делали авансы, а теперь вздумали публично позорить?! Не на того напали! Здесь вам не пресс-клуб, здесь я у себя дома!

От галантности будущего сенатора не осталось и следа. Карие с желтизной глаза метали молнии.

– Идемте, мадемуазель, экипаж ждет. – И на Варино плечо легла смуглая, поросшая шерстью рука с неожиданно сильными, будто выкованными из железа пальцами.

– Вы с ума сошли, полковник! Я вам не куртизанка! – вскрикнула Варя, оглядываясь по сторонам.

Людей в фойе было довольно много, все больше господа в летних пиджаках и румынские офицеры. Они с любопытством наблюдали за пикантной сценой, но заступаться за даму (да и даму ли?), кажется, не собирались.

Лукан сказал что-то по-румынски, и зрители понимающе засмеялись.

– Много пила, Маруся? – спросил один по-русски, и все захохотали еще пуще.

Полковник властно обхватил Варю за талию и повел к выходу, да так ловко, что сопротивляться не было никакой возможности.

– Вы наглец! – воскликнула Варя и хотела ударить Лукана по щеке, но он успел схватить ее за запястье. От придвинувшегося вплотную лица пахнуло смесью перегара и одеколона. Сейчас меня вытошнит, испуганно подумала Варя.

Однако в следующую секунду руки полковника разжались сами собой. Сначала звонко хлопнуло, потом сочно хряпнуло, и Варин обидчик отлетел к стене. Одна его щека была багровой от пощечины, а другая белой от увесистого удара кулаком. В двух шагах плечом к плечу стояли Д'Эвре и Зуров. Корреспондент потряхивал пальцами правой руки, гусар потирал кулак левой.

– Между союзниками пробежала черная кошка, – констатировал Ипполит. – И это только начало. Мордобоем, Лука, не отделаешься. За такое обхождение с дамой шкуру дырявят.

Д'Эвре же ничего не сказал – молча стянул белую перчатку и швырнул полковнику в лицо.

Тряхнув головой, Лукан распрямился, потер скулу. Посмотрел на одного, на другого. Варю больше всего поразило то, что о ее существовании все трое, казалось, совершенно забыли.

– Меня вызывают на дуэль? – Румын сипло, словно через силу, цедил французские слова. – Сразу оба? Или все-таки по одному?

– Выбирайте того, кто вам больше нравится, – сухо обронил д'Эвре. – А если повезет с первым, будете иметь дело со вторым.

– Э-э нет, – возмутился граф. – Так не пойдет. Я первым сказал про шкуру, со мной и стреляться.

– Стреляться? – неприятно засмеялся Лукан. – Нет уж, господин шулер, выбор оружия за мной. Мне отлично известно, что вы с мсье писакой записные стрелки. Но здесь Румыния, и драться мы будем по-нашему, по-валашски.

Он крикнул что-то, обратившись к зрителям, и несколько румынских офицеров охотно вынули из ножен сабли, протягивая их эфесами вперед.

– Я выбираю мсье журналиста, – хрустнул пальцами полковник и положил руку на рукоять своей шашки. Он трезвел и веселел прямо на глазах. – Возьмите любой из этих клинков и пожалуйте во двор. Сначала я проткну вас, а потом отрежу уши господину бретеру.

В толпе одобрительно зашумели и кто-то даже крикнул: «Браво!».

Д'Эвре пожал плечами и взял ту саблю, что была ближе.

Зевак растолкал Маклафлин:

– Остановитесь! Шарль, не сходите с ума! Это же дикость! Он вас убьет! Рубиться на саблях – это балканский спорт, вы им не владеете!

– Меня учили фехтовать на эспадронах, а это почти одно и то же, – невозмутимо ответил француз, взвешивая в руке клинок.

– Господа, не надо! – наконец обрела голос Варя. – Это все из-за меня. Полковник немного выпил, но он не хотел меня оскорбить, я знаю. Ну перестаньте же, это в конце концов нелепо! В какое положение вы меня ставите? – Ее голос жалобно дрогнул, но мольба так и не была услышана.

Даже не взглянув на даму, из-за чести которой, собственно, произошла вся история, свора мужчин, оживленно переговариваясь, двинулась по коридору в сторону внутреннего дворика. С Варей остался один Маклафлин.

– Глупо, – сердито сказал он. – Какие еще эспадроны? Я-то видел, как румыны управляются с саблей. Тут в третью позицию не встают и «гарде» не говорят. Рубят ломтями, как кровяную колбасу. Ах, какое перо погибает, и как по-идиотски! Все французская спесь. Индюку Лукану тоже не поздоровится. Засадят в тюрьму, и просидит до самой амнистии по случаю победы. Вот у нас в Британии…