– Что здесь произошло? Где твой воздыхатель?

Соколица высунула голову из-за двери ванной и с полным ртом зубной пасты пояснила:

– Ушел.

– Не хочешь рассказать мне об этом?

– Нет!

Наскоро причесавшись, она бросила взгляд в зеркало и нахмурилась при виде осунувшегося лица и опухших заплаканных глаз. Ужасный вид! Потом быстро натянула одежду, сунула ноги в сандалии, схватила сумочку и вышла к Тахиону, который ждал ее у двери.

– Прости, я проспала, – извинилась она, когда они торопливо шагали по фойе к ожидавшему их такси. Мне было никак не заснуть.

Тахион внимательно посмотрел на нее, но ничего не сказал. Они ехали молча, и в голове у нее крутились мысли о малыше, Маккое, Фортунато, материнстве, ее карьере. Внезапно она спросила:

– Если ребенок… если УЗИ… – Она собралась с духом и продолжила: – Если УЗИ покажет, что с ребенком что-то не так, мне смогут сделать аборт сегодня?

Тахион сжал ее холодные руки в своих.

– Да.

«Пожалуйста, – взмолилась она про себя, – пожалуйста, только бы все было в порядке». Голос Тахиона вторгся в ее мысли.

– Что?

– Соколица, что случилось с Маккоем?

Женщина отвернулась к окошку и отняла у Тахиона руку.

– Он ушел, – бесцветным голосом сообщила она. Наверное, вернулся обратно в Нью-Йорк. – Соколица сморгнула слезы. – Сначала вроде бы он все воспринял спокойно, ну, мою беременность, и про Фортунато тоже… Но когда он услышал, что, если ребенок выживет, он скорее всего будет джокером, то… в общем… – По ее щекам снова потекли слезы. Тахион передал ей свой обшитый кружевами шелковый платок. Женщина взяла его и вытерла глаза. – В общем, когда Джош услышал это, то решил, что не хочет иметь со мной и ребенком ничего общего. Ну, и ушел.

Она смяла платок в маленький влажный комочек.

– Ты по-настоящему его любишь? – ласково спросил Тахион.

Соколица кивнула и снова смахнула слезинку.

– Если ты сделаешь аборт, он вернется к тебе?

– Не знаю и знать не хочу, – ощетинилась она. – Если он не может принять меня такой, какая я есть, он мне не нужен.

Тахион покачал головой.

– Бедная моя! Этот Маккой – просто осел.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем такси затормозило перед больницей. Пока Тахион совещался о чем-то с регистратором, Соколица прижалась спиной к прохладной белой стене приемной и закрыла глаза. Она пыталась отрешиться от всех мыслей, но не могла не думать о Маккое.

«Если бы он вернулся к тебе, ты простила бы его, – упрекнула она себя. – Ты ведь знаешь, что это так. Только он не вернется, ведь ты носишь ребенка Фортунато».

Чье-то прикосновение заставило ее открыть глаза.

– Ты точно хорошо себя чувствуешь? – спросил Тахион.

– Я просто не выспалась. – Она попыталась улыбнуться.

– Боишься?

– Да. Я никогда раньше не задумывалась об этом, но теперь я хочу стать матерью. – Соколица вздохнула и прикрыла живот руками, как будто хотела защитить его. – Но я надеюсь, что с моим малышом все в порядке.

– Они сейчас звонят врачу, который будет проводить исследование, – сказал Тахион. – Надеюсь, ты хочешь пить. Тебе придется выпить несколько стаканов воды. – Он взял кувшин и стакан с подноса, который держала стоявшая рядом с ним медсестра. – Можешь начинать прямо сейчас.

Соколица начала глотать воду. Она допивала шестой стакан, когда к ним торопливой походкой приблизился невысокий мужчина в белом халате.

– Доктор Тахион? – спросил он, пожимая руку такисианину. Я доктор Али. Очень рад познакомиться с вами и приветствовать вас в нашей больнице. – Он обернулся к Соколице. – Это пациентка?

Такисианин представил ее. Доктор Али кивнул.

– Давайте начнем, – сказал он, и они направились в отделение акушерства и гинекологии.

– Ну, юная леди, проходите сюда. – Он указал на дверь. – Снимайте всю одежду и надевайте сорочку, которую там найдете. Воду пить не переставайте. Когда переоденетесь, ждем вас здесь.

Когда Соколица вернулась, Тахион уже успел облачиться в белый халат поверх шелкового костюма. Доктор Али велел ей лечь на кушетку. Она подчинилась, сжимая в кулаке амулет Таурт. Медсестра подняла ей сорочку и принялась размазывать по животу прозрачное желе.

– Это проводящий гель, – пояснил Тахион. – Он проводит звуковые волны.

Сестра начала водить Соколице по животу небольшим приборчиком, похожим на микрофон.

– Это датчик.

Али между тем принялся изучать изображение на мониторе перед ними.

– Ну, что вы видите? – нетерпеливо спросила она.

– Минутку, Соколица.

Тахион и Али вполголоса посовещались.

– Вы можете распечатать картинку? – попросил Тахион.

Доктор Али дал сестре указания по-арабски, и вскоре появилась компьютерная распечатка.

– Можешь вставать, – сказал такисианин. – Мы уже все посмотрели.

– Ну?

– С виду все хорошо… пока. Судя по всему, ребенок развивается нормально.

– Это замечательно!

Она обняла его, когда доктор помог ей подняться с кушетки.

– Если ты намерена оставить беременность, я настаиваю на проведении УЗИ каждые четыре-пять недель, чтобы отслеживать развитие плода.

Соколица кивнула.

– А ультразвуковые волны не повредят малышу?

– Нет, – сказал Тахион. – Единственное, что может ему навредить, уже сидит внутри него.

– Я понимаю, ты считаешь своим долгом постоянно напоминать мне об этом, но у моего ребенка все будет отлично, я знаю это.

– Мы живем не в сказке! Тебе не грозит жить долго и счастливо до конца своих дней! Этот ребенок сломает тебе жизнь.

– Когда в тринадцать лет у меня выросли крылья, это тоже могло сломать мне жизнь, но не сломало же. И ребенок тоже не сломает.

– Тебе бесполезно что-то доказывать. – Он удрученно вздохнул. – Иди, одевайся. Пора возвращаться в Каир.

Такисианин поджидал ее у выхода из раздевалки.

– А где доктор Али? – спросила она, оглядываясь по сторонам. – Я хотела поблагодарить его.

– Ему пришлось заняться другими пациентами. – Тахион обнял ее за плечи и повел по коридору. – Поехали обратно… – Он осекся.

По коридору к ним приближался Маккой. Соколица злорадно отметила, что вид у него столь же скверный, как и ее душевное состояние. Должно быть, он тоже почти не спал. Оператор остановился перед ними.

– Соколица, – начал он, – я тут подумал…

– Это тебе полезно, – сухо перебила его она. – А теперь, если позволишь…

Маккой схватил ее за локоть.

– Нет. Я хочу поговорить с тобой и намерен сделать это прямо сейчас.

Он потянул ее в сторону.

«Может быть, все еще можно поправить, – сказала она себе. – Я очень на это надеюсь».

– Все в порядке, – дрожащим голосом сказала она доктору. – Давайте покончим с этим.

Вслед им донесся его голос:

– Маккой! Ты настоящий дурак. И предупреждаю тебя, если ты повредишь ей – в любом смысле, – ты пожалеешь об этом, и очень сильно.

Джош пропустил его слова мимо ушей и продолжал тащить ее по коридору, открывая двери одну за другой, пока не нашел пустую палату. Он втащил ее внутрь и захлопнул за собой дверь. Потом отпустил ее локоть и принялся нервно расхаживать.

Соколица стояла у стены, потирая руку, на которой явственно проступали следы его пальцев.

Маккой остановился и взглянул на нее.

– Прости, что обидел тебя.

– Похоже, будет синяк, – заметила она, разглядывая руку.

– Какой ужас! – насмешливо воскликнул мужчина. – Синяк на секс-символе Америки!

– Это гнусно.

– Зато правда. Ты же у нас секс-символ. Ты снималась голой для «Плейбоя», позировала для ледяной скульптуры в «Козырных тузах». И еще тот плакат, «Падший ангел», который сделал Уорхол, – скажешь, на нем ты не в чем мать родила?

– Позировать обнаженной – не преступление! Я не стыжусь своего тела и того, что другие люди на него смотрят.

– Это уж точно! Ты скидываешь одежду для любого, кто попросит!

Она побледнела от ярости.