Ильдиар был взволнован — для него все происходящее было в новинку. Никогда еще его желания не исполнялись вот так, запросто — всю жизнь он, упрямо склонив голову, шел к цели, преодолевая трудности. А сейчас он даже затаил дыхание и весь подобрался, ожидая…

— Твои помыслы чисты, господин, я повинуюсь, — джинн смиренно склонился в пояс, до самой земли, — но… мне может понадобиться помощь.

Грезы о чуде растаяли, словно мираж. Ильдиар выдохнул…

— И это сильномогучий волшебный дух? — не преминул съязвить Джан, за что заработал изничтожающий взгляд пронзительных угольков-глаз, в которые мгновенно обратились голубые зрачки джинна, и невольно поежился.

— Семьсот семьдесят семь тысяч мух за три дня перетащили бархан на тридцать сотен миль с восхода на закат, и при этом каждая из этих мух за раз держала в лапках всего лишь песчинку…  — назидательно поднял тонкий палец с острым ногтем джинн. Кончик курносого носа горделиво взлетел, отчего стало возможно разглядеть, что творится в его ноздрях. — Будем же действовать сообща, ведь так больше шансов исполнить задуманное, — пояснил Ражадрим Синх, волшебный дух, — это только в сказках так: джинны щелкают пальцами, и — бах — все готово!

— А в жизни?

— А в жизни все гораздо интереснее…  — сказав эту загадочную фразу, Ражадрим Синх растворился в воздухе, да так, что и следа не осталось, лишь по контуру его фигуры осыпалась на красноватую землю золотистая пыль.

Ильдиар и его спутники только рты раскрыли от удивления.

— Вот тебе и сильномогучий…  — начал было Джан, но джинн появился вновь. Естественно, прямо из воздуха. В руках он держал до боли знакомый сверток.

— Ковер! — воскликнул Хвали. — Откуда он у тебя?

— Я его создал из ничего! — начал было джинн с невероятной гордостью. — Мой волшебный дар не знает себе равных и…

— Это наш ковер, — перебил его гном. — Мы на нем прилетели. Ты его украл где-то.

— Ах, ты, наибезбородейший из… гхм…  — он поспешил исправиться, глядя на самодовольного гнома: — Ах ты, подлый и коварный вор бород!

— Ражад, — призвал джинна к порядку Ильдиар.

— Я раздобыл его в кладовой мага Салема, — вынужденно ответил Ражадрим Синх, поникнув, но тут же снова воспрянул духом: — Сам я, как вы могли заметить, в совершенстве владею древним искусством переноса, но вы, да не умалит это ваших достоинств, им не владеете, так что пришлось придумать способ получше.

— Но ковер не может летать, там дыра! — заметил Джан.

— Где дыра? Вот эта? — Джинн внимательно осмотрел гилем. — Была дыра — стала ерунда, — последовало несколько широких пасов руками над ковром, и волшебную ткань окутал золотистый дымок. — Принимай работу, господин!

Ильдиар взял в руки гилем и расстелил его на земле. Дыры и вправду как не бывало. Не теряя времени, паладин шагнул на ковер, Аэрха, Джан и гном тут же последовали его примеру, джинн тоже устроился рядом, поджав под себя ноги.

— Ты ведь и сам знаешь, куда мне нужно, верно?! — проговорил Ильдиар, и ковер стремительно взмыл в горячий полуденный воздух.

Ражадрим Синх удовлетворенно прищурился, осторожно поглаживая плетение ковра острыми ногтями. Карта Небесного Града под его пальцами наполнялась второй жизнью, как будто вбирая воздух в еще одно, третье легкое, до того закрытое.

… Узкая тропа, пробитая в скале, ведет к потайному ходу… Проникая через живую, отлитую из бронзы решетку, растекающуюся в стороны по мановению колдовского слова и закрывающуюся подобным же образом, она тянется, кутаясь в кромешную темноту, словно нагая джинния… Оканчивается узкая тропа на стражницком подворье Алого дворца, которое к полудню раскаляется, будто медный лист. И это несмотря на растянутые над ним полотняные навесы.

Здесь, на подворье, располагается фонтан, из центра которого, будто стебли цветов, вырастают мраморные змеиные головы, с мерным шипением выплескивающие из оскаленных пастей зеленую, синюю и фиолетовую воду. Мраморные головы шевелятся, они двигаются по спирали, закручиваясь винтом, на скрытом механизме. Пока что фонтан — это источник живительной влаги, но, буде на подворье появятся враги или же беглецы, он мгновенно изменится: семь мраморных голов оживут, а из пастей польется отнюдь не вода, но ядовитые кислоты. На стражницком подворье всегда караулят воины при мечах и луках, копьях и щитах, а также Необоримые, застывшие без движения и привыкшие выносить ужасный зной часами. Говорят, что где-то в тенях здесь прячутся ашины, лучшие пустынные соглядатаи и наемные убийцы, чьи ножи способны оборвать твою жизнь, даже если ты джинн…

В одной из стен подворья пробиты низкие, изукрашенные вязью чернильных заклинаний ворота: их цель — не выпустить…

За воротами — узкий тоннель, походящий на трубу, в стены которого вмонтированы мраморные статуи уродливых ифритов с ятаганами. И фигуры эти, как говорят, служат вовсе не украшением, а, будучи заводными, являются чувствительными смертоносными ловушками.

Тоннель ифритов приводит к нижним галереям дворца, представляющим сущий лабиринт, пройдя через который попадаешь прямиком на край пропасти, через которую не переброшено даже моста. Неизвестно, каким именно образом пленника переводят через нее, поскольку в это время у него завязаны глаза, но не иначе как при помощи чар великого визиря. На другой стороне пропасти как раз и находятся казематы.

Пленник ничего не видит, но многое он слышал от других, а кое-что ему подсказывает мнительная к различным ужасам и падкая на невероятные кошмары фантазия; слух дорисовывает кошмарам все новые и новые детали…

Смиренно сидящий на холодном каменном полу узкой темницы беловолосый человек не испытывал никаких иллюзий о своем возможном бегстве или спасении. Здесь не было окон — лишь тяжелая решетка, представляющая собой переплетение линий наложенных друг на друга сложных геометрических фигур. В глубинах Алого дворца пустынное солнце не имело никакой силы, поэтому в темнице было холодно, а свет давал лишь бледный фонарь высоко над головой — внутри него о стеклянные стенки билось большое светящееся насекомое. А из из-за решетки в темницу медленно тянулись дымчатые пальцы тьмы, выплескивающееся из пропасти…

— Ну что ж, Сахид Кариф, — сказал сам себе узник, — вот ты и пропал, наконец. На этот раз окончательно.

Никто ему не ответил — сокамерник асара опустил голову на грудь и, должно быть, был давно мертв. Прикованное запястными кандалами к стене, с широко раскинутыми в стороны тонкими руками, это существо в присутствии Сахида Альири не шевелилось и не подавало признаков жизни. Когти на длинных, висящих долу пальцах были обломаны, серо-зеленая чешуя, что покрывала все тело, выцвела и в некоторых местах шелушилась. Лохмотья, свисающие с плеч пленника, достигали каменного пола, и это при том, что висел он едва ли не под самым потолком камеры. Судя по отвратительному запаху прелого гнилого мяса, в темнице он был уже довольно продолжительное время, и все равно асар не рисковал подойти ближе — омертвевшее тело могло разом подобраться, а пасть на вытянутой морде пресмыкающегося существа — раскрыться, выпуская два ядовитых клыка и раздвоенный язык. С вашарами, змееподобными, нужно держать ухо востро. А этот, судя по рисунку на чешуе, еще и был ч» арадом — «из тех, чей путь извилист», неуловимым детищем песчаных бурь…

С тех самых пор, как Сахид Альири оказался в этой камере, визирь так и не соизволил его посетить. Должно быть, готовил очередное злодеяние, а может… Нет, об этом даже думать не хотелось.

— Он забрал ее у меня! — в отчаянии прошептал узник, совершенно не стесняясь мертвеца. — Валери, моя драгоценная гюль, мой несравненный рубин, моя Валери, как же я мог снова подвести тебя!

Злость и чувство безысходности слились воедино, породив в душе пленника гнев. В ярости Сахид Альири вскочил на ноги и кинулся на решетку, нанося многочисленные удары по металлическим прутьям. И вдруг… Ржавый замок треснул и раскололся, не выдержав очередного удара.