— Вы все правы, почтенные. Сейчас не лучший момент испытывать судьбу…  — Сахид замолчал. Какое-то странное ощущение не давало ему покоя. Как будто беда притаилась всего в двух шагах…

— Ну что ж, — подытожил Ильдиар, — значит, решено — идем в…

Договорить ему не дали. Стук копыт по камням появился так неожиданно и близко, словно кони до этого летели по воздуху. Из-за выступа красноватой скалы выскочили многочисленные всадники на горячих скакунах серой масти. Пустынные воины были облачены в кольчужные доспехи, на головах их высились алые тюрбаны, из которых торчали навершия остроконечных шлемов. Кольчатые маски-бармицы скрывали лица, ветер раздувал длинные алые плащи.

Всадников в распадке собралось около двух десятков, они моментально обступили путников, направив на них копья и ятаганы. Ильдиар и его товарищи не успели опомниться, как оказались окружены.

— Кто вы такие?! — закричала Валери. — Что вам от нас надо?!

Ильдиар поднял меч. Рядом гном с глухим рычанием обнажил свой. Джан приготовился отбиваться мешком, его клинки так и остались торчать в теле мертвой гарпии. Один лишь Сахид Альири с ледяным спокойствием смотрел прямо перед собой, ожидая чего-то. Он понимал, что мечи здесь ничем не помогут.

— Ильдиар, — тихо шепнул ловец удачи паладину на ухо, — что бы ни случилось, не пытайся сейчас воззвать к своей силе. Алон-Ан-Салем ничего не знает о твоем даре, это наш последний шанс.

Ильдиар кивнул.

Пустынные воины молчали, не делая никаких попыток что-либо объяснить, — лишь жестами приказали белокожему чужеземцу и гному бросить оружие, что те и вынуждены были сделать под угрозой быть проткнутыми копьями. Вскоре всадники расступились, пропуская кого-то вперед.

— Ах, какая приятная встреча! — Появившийся перед пленниками важный человек верхом на грациозном коне черной масти издевательски расхохотался из-под повязки, призванной защищать лицо от песка и ветра. На голове его был сиреневый тюрбан с большим аметистом и длинным зеленым пером, сам он кутался в сиреневый же бархатный плащ, расшитый золотыми нитями.

— Алон-Ан-Салем добр к путникам и всегда радуется, когда его посещают гости!

Хихиканье из-под повязки было мерзким и звучало зловеще. Ошибиться было невозможно — это был сам великий визирь Ан-Хара, богатейший шейх, великий колдун и второе лицо в султанате (злые языки даже поговаривали, что первое). И верно, Алон-Ан-Салем не замедлил снять свою повязку — показалось его сморщенное смуглое лицо. Эти прищуренные глаза, усмешку и крючковатый нос Ильдиар бы ни за что не забыл после рабского помоста и дарованных плетей.

— Посмотрите, кто тут у нас, — продолжил насмехаться старик, самодовольно теребя узенькую бороденку, — рабы сами пришли работать на мои шахты… хе-хе… даже этот упрямец…  — Взгляд визиря остановился на Ильдиаре. — А еще гном-грамотей, столь свято чтящий ан-харский кодекс. Кстати, согласно этому самому кодексу, беглого раба можно убить на месте, в назидание остальным, так что сейчас закон на моей стороне…  — Старик поглядел на герича. — Подумать только, Аберджи приманило даже приемыша мертвого рыцаря… Да-да, я и тебя знаю…

Джан от удивления едва не выронил мешок:

— Вы знали сэра Малкольма Стурма?

— Конечно, — ухмыльнулся Алон-Ан-Салем, и отвратительный смех зазвучал вновь. — Печально известный шейх Абни-Турум — «Белокожий Старик», чужак, решивший, что может завладеть одним из ключевых оазисов Пустыни, и ему сойдет это с рук.

— Негодяй! Признавайся, ты причастен к его смерти?! — Чернокожий рыцарь швырнул мешок наземь и рванулся вперед, судя по всему, намереваясь задушить визиря голыми руками, но двое дюжих воинов из свиты Алон-Ан-Салема («Необоримые», — вспомнил Ильдиар) мигом спешились и уложили Джана на землю несколькими быстрыми и мастерски отточенными ударами рукоятей ятаганов. Друзья ничем не могли помочь геричу, а тому оставалось лишь обреченно стонать, распростершись на земле, и принимать все новые и новые побои.

Хвали злобно мерил взглядом тех, кто избивал его друга, запоминая, и мысленно клялся когда-нибудь найти каждого и отомстить.

— Так-так, кто тут у нас еще?! — Визирь перевел прищуренный взгляд на ловца удачи. — Вот уж кого я искренне рад видеть! Меня решил навестить сам Сахид Альири, или — как ты там себя называл раньше? — Кариф? Ты просто отрада для старческих глаз, услада моего сердца! Неужели ты думал, что я забуду о твоих жалких попытках отнять мою жизнь? — Визирь повернулся к своим воинам. — Взять этого ублюдка! И стерегите хорошенько, на закате я им займусь.

Еще двое рослых воинов покинули седла и скрутили Сахида Альири, заломив ему руки за спину и связав их. Ловец удачи не проронил ни слова, лишь обернулся, на мгновение встретившись взглядом с Валери.

— О! Свет очей моих! — Великий визирь тронул поводья и подвел коня к испуганно глядящей на него девушке. — Что же делает столь прекрасная дева, сей трепетный лепесток чайной розы, в компании этих преступников, гномов, рабов и убийц? Сию несправедливость определенно нужно исправить. — Старик повернулся к воинам: — Эту — в мой гарем: подготовить, как полагается.

Алон-Ан-Салем прищурился…

— Обыскать их. Мне нужен тот ковер, который я видел в волшебном зеркале! Тот, на котором эти ничтожества прилетели сюда, несомненно, покушаясь на мою жизнь.

Вскоре, выпотрошив мешок Джана Ферах-Рауда, Необоримые обнаружили волшебный гилем. Великий визирь бросил на ковер лишь один быстрый взгляд, отмечая для себя его сине-зеленый цвет, золотую вышивку, бахрому и плетеные шнуры с кисточками по углам.

— План Небесного Града…  — пробормотал он задумчиво. — Гилем Эль-Раэда. Если ковер здесь, а не в его закромах, то значит — голова его отделена от тела… Скажите, мои дорогие гости, как к вам попал ковер одного из величайших магов Ан-Хара?

Ильдиар вдруг понял, что он действительно так и не узнал, каким образом Валери досталась столь изумительная вещь — в самом деле, не могла же она пробраться в сокровищницу упомянутого мага и выкрасть гилем, пока бергары осаждали Ан-Хар, а он, Ильдиар, сражался с ифритом! Да и вряд ли тот просто так лежал себе на верхней площадке смотровой башни. Так откуда же?! Должно быть, это и было то, что его исподволь мучило все это время, — тайна чудесного побега из города… Но сейчас было уже поздно спрашивать — Валери и Сахида уводили прочь Необоримые…

Алон-Ан-Салем развернул своего коня, бросив напоследок:

— Остальных — в шахты, а гному предварительно дать плетей.

Черный, как сама ночь, жеребец заржал, пришпоренный, и унесся прочь по истоптанной копытами тропе.

Солнце над Аберджи готовилось войти в зенит, не суля новоявленным каторжникам ничего хорошего…

Глава 6. Безвременно почившие

Хватит льстить себе, ты, ничтожная чернь,
И от звезд отделять шипы терний!
По траве ты ступаешь, но там одна стернь,
Нет сомнений, вздохов, прозрений…
Мы на зеркале тонком вычертим песню,
И песни не будет нашей чудесней.
Из крови мы вырастим сад над стеной,
Из жил мы воздвигнем мосты над водой.
Из глаз — чертог, что под месяцем нищим,
А тьма из сердец станет птичьею пищей.
И гнезда восстанут на тонкой игле,
И вздрогнет Повешенный в нервов петле.
В мясорубку мы сбросим бескровное тело —
Его жвала машин перемелют умело.
Из фарша шедевр будет выстроен наш,
Плоть со стеклом сольется в витраж.
И вот ты молись, жалей и люби.
Так было нужно. Прости, Терненби.
О чем, как ты думаешь, мы здесь поем?
О том, что в пыли на надгробье твоем.
«Терненби». Ригарре (песнь) о возведении Терненби. Переделано из песни Не-Тех-Времен Кинраеном Кином, феннином (бардом) Терненби.