— Натруженная спина? Сахида едва не убили, — заметил Джан. — Как и нас всех. А у сэра гнома пропал изо рта еще один зуб!

Хвали в подтверждение этого гневно ткнул джинну под нос свой грустный щербатый рот в качестве аргумента.

— Вынужден признать, почтенные, — нисколько не смущаясь, отвечал Ражадрим Синх, — что любой, даже самый тщательно проработанный план, на деле изобилует крошечными неожиданными деталями, неподвластными даже моему всемудрому разуму! Такими крошечными, как…  — он душевно и беззаботно улыбнулся разгневанному гному, — как зуб.

— Вот вам и сильномогучий волшебный дух, — подытожил Джан.

Тут все рассмеялись, и даже могущественный джинн снисходительно улыбнулся.

— Так я могу считать твое первое желание исполненным, господин? — обратился Ражадрим Синх к Ильдиару.

— Результат говорит сам за себя, — не стал спорить паладин, хотя очень хотелось, надо признать.

— Тогда попрошу всех за мной, волшебный ковер ждет! — По-прежнему горящий неуемным энтузиазмом джинн соскочил с невидимой подушки на пол и первым направился к выходу из малой чародейской комнаты покойного визиря.

Никто из них так и не обратил внимания на трех старых алхимиков, неподвижно сидящих в углах комнаты, чьи зеркальные лица потрескались и опали стеклянным крошевом. Лишь джинн обернулся и окинул их внимательным взглядом, также от его внимания не укрылось то, что Сахид Альири вдруг словно бы невзначай отстал, вежливо пропуская вперед Валери. Именно это «невзначай» заставило глаза джинна подозрительно сузиться…

… Алхимик с обожженным лицом, облаченный в пыльные старые одежды, смотрел в увеличительную трубу на удаляющийся на юго-запад летающий ковер. В его бесстрастных глазах не отражалось ничего, в его душе не было ни одного чувства, которое могло бы хоть как-то подвергнуть риску выстроенную в его сознании конструкцию. У него было еще много работы, результат эксперимента оказался намного более впечатляющим, чем ожидал мессир. Все шло по плану…

Лишь только последний луч алого солнца разбился о скалы и исчез, Медин Амаль вышел на балкон обсерватории заклинательного айвана Алон-Ан-Салема. Балкон этот представлял собой площадку с разводящейся крышей и был весь застроен бронзовыми и медными приспособлениями для наблюдения за звездами и созвездиями. Наступала ночь, и в облепленных войлочными ульями стенах началось шевеление. Просыпались и вылезали наружу карлики в крошечных халатах, тюрбанах и туфлях — каждый ростом с человеческую ладонь.

Медин Амаль дождался, пока из ульев не покажутся все. Затем он зажег масляную лампаду и подошел к окну. Алхимик стряхнул с пальцев сухую глину, после чего избавился от песка, набившегося меж складок халата. Незадолго до того, как Алон-Ан-Салем покинул этот мир, его новый помощник как раз занимался тем, что могло бы ужаснуть любого непосвященного. При помощи серебряного молоточка и крошечного зубила он выкалывал глиняное сердце из мертвого сухого тела любимого голема мессира. Алхимик не видел в данном деянии ничего зазорного — ему всего лишь требовалась составная деталь. Он не различал в куске глины жизни — лишь пустой и старый сосуд, прохудившийся и отслуживший свое. Быть может, виной подобному отношению было то, что за свою практику Медин Амаль создал не одного голема, а с каждой новой подаренной жизнью «рождение» так же приедается и становится рутинным, как ежевечернее подметание двора для метельщика. Или суть — в прагматизме? Факт заключается в том, что Медин Амаль, не отвлекаясь на угрызения совести, жалостливые мысли или какие-либо прочие внутренние терзания, еще недавно спокойно и рассудительно вбивал зубило в глиняную грудь Мира» ти, откалывая кусок за куском и постепенно подбираясь к комку мягкой красноватой глины, спрятанному в глубине исходящего трещинами тела…

— Мастер Превращений, все собрались, — тоненьким голоском на асарском наречье сказал глава вааби, обращаясь к Медину Амалю. — Мы готовы к работе, которую возложил на нас его мудрейшество Мастер Победивший Смерть.

Алхимик отвернулся от окна. Перед ним стояло несколько десятков низкорослых существ. Каждый моргал единственным светящимся глазом, отчего все они напоминали крошечные маяки. При этом между собой духи-вааби общались на своем языке, который напоминал жужжание насекомых.

— Вы предупреждены, Понимающие Язык Звезд? — уточнил Медин Амаль. — Вы знаете, что делать?

— Мастер Победивший Смерть нам очень подробно все разъяснил. Еще тем самым ужасным рассветом, когда мы были в плену у солнца, а он освободил нас.

— Хорошо. Вам потребуется какая-либо помощь?

— Только поднять материалы и инструменты в обсерваторию. Почти все увеличительные звездные трубы мы используем для переделки.

— Материалы уже поднимают, — сказал Медин Амаль.

И это была правда — на огромных блоках, закрепленных на парапетах балконов заклинательного айвана, скрипели канаты, усилиями рабов тянущие наверх листы меди и бронзовые слитки.

— К полуночи все окажется здесь, — заверил алхимик. — Когда вы будете готовы? Когда механизм будет собран?

— К завтрашнему закату, Мастер Превращений, — ответил глава вааби. — Мы давно произвели все расчеты и готовы отомстить нашему древнему врагу. Механизм Ослепления придется по душе его мудрейшеству Мастеру Победившему Смерть.

Медин Амаль кивнул — он не стал говорить маленьким существам о том, что великий визирь не сможет оценить по достоинству их машину.

— Что ж, да пребудут с вами ночь и звезды, — сказал алхимик вааби и поспешил вернуться в айван.

За его спиной началось мельтешение — карлики готовились к великому строительству.

Мастер Превращений, как его называли вааби, спустился по длинной лесенке в зал и направился прямиком к алхимическому углу. Он достал из широкого рукава халата склянку с сиреневым зельем, откупорил пробку и выплеснул содержимое на столы, реторты, колбы, перегонные кубы, горн-атанор, и в тот же миг вся пыль, покрывающая рабочие верстаки и инструменты, тут же исчезла, а зелье испарилось. Стекло засверкало, металл засиял.

Медин Амаль стянул синюю ткань со шкафов и ящиков. Да, великий визирь сказал правду, даже несколько приуменьшил ее — здесь не просто был «определенный запас алхимических ингредиентов», на деле это была подлинная сокровищница. Одних только ящиков с изображением сцепившихся кольцом двух драконов, крылатого и бескрылого, символов ртути и серы, здесь было не менее десятка. Атанор представлял собой огромный, выше человеческого роста, выстроенный из камня и выкованный из металла цилиндр с множеством отводных труб, подводов воздуха, заклятыми самораздувающимися мехами и разборными печными проемами. Алхимик, подвязав рукава, закрепил их при помощи узлов над локтями. Его ждало занятие, с которого начиналось каждое его утро.

Прочитав молитву небу, пескам и ветрам, он принялся растапливать печь. Открыл заслонки и начал укладывать на дно очага рядами специально подготовленную растопку — совершенно одинаковые шестигранные поленья дерева феах, умащенные сложными эфирами. Когда все тринадцать рядов были установлены, Медин Амаль написал углем на верхней поленнице формулу горения и поднес медную лампаду. Огонек перекочевал с длинного носика в печь, и в то же мгновение меха задвигались и начали подавать через трубы воздух, распаляя топки.

Алхимик закрыл заслонку и направился к магическому кругу в центре айвана. По пути он взял четыре огромных, набитых чем-то наподобие зерна мешка и потащил их к помосту. Медин Амаль опустил свою ношу подле магического круга, поднял один мешок и высыпал его содержимое прямо на изрезанный чародейскими формулами и символами пол. Оказалось, что мешок был полон сапфиров. При помощи специальной метелочки он аккуратно разровнял синие полупрозрачные камешки, напоминающие высушенные и расколотые небеса над пустыней, после чего добавил сапфиров из второго мешка и также разровнял и их. После этого алхимик насыпал сапфиров на ступени, ведущие к помосту, а также на пол заклинательного зала. У него получилось некое подобие дорожки, вымощенной драгоценными синими камнями. Удовлетворенно кивнув, Медин Амаль взял третий мешок и ровно по центру полосы сапфиров осторожно насыпал узкую дорожку из рубинов.