В застенке все спали. Ильдиар лежал на спине — что удивительно, спина почти не болела. Сколько же он провалялся без памяти? Паладин повернул голову — по бокам от него лежали Джан и Хвали: герич спал с полузакрытыми глазами, будто пытался одновременно подглядеть и сон, и явь; гном же храпел на все подземелье и бормотал во сне нечто напоминающее застольные саги Дор-Тегли. Помимо этого в разных углах застенка подчас кто-то кашлял, орки бессвязно молились своим духам даже во сне, кто-то плакал, не просыпаясь…

— Секхир ди анур шерах фих…  — раздался вдруг неподалеку жуткий шепот.

Голос, которым были сказаны непонятные слова, напоминал лязг большой связки ключей в выкованном из железа трясущемся желудке.

Ильдиар поднял голову и похолодел. Голос звучал от той странной стены, на которую во время разговора с ним косился Джан, где в ракушечнике будто были вырезаны надписи. Но не сам голос так испугал северного графа. Из стены наружу торчала длинная костлявая рука, оканчивающаяся широкой пятерней с тонкими многосуставчатыми пальцами; каждый палец венчал кривой коготь. И сейчас за рукой из стены уже вылезали плечо, часть обвисшей груди и вытянутая морда. Тварь, постепенно проникающая в каземат, представляла собой жуткое зрелище. У нее не было глаз и носа, а лоб переходил сразу в верхнюю губу. Оскаленная пасть была усеяна клыками и походила на медвежий капкан. Монстр был высок — ему приходилось подгибать голову, чтобы продолжать свое освобождение из стены, — и при этом очень худ. Иссушенная кожа подчеркивала все очертания ребер, а живот был так глубоко ввален, что спереди даже можно было различить силуэт хребта твари. Кожа пришельца была черна, а длинные серебристые волосы тяжелыми прядями волочились за головой монстра и все еще не вышли полностью из стены, хоть они и были уже не менее семи футов в длину.

— Секхир ди анур шерах фих…  — пролязгало вновь чудовище и шагнуло вперед.

У него были поджарые ноги, но при этом оно упиралось запястьями длинных рук в землю, как примат Джейкоб-Чужеземец, подаренный островными правителями для зверинца короля Ронстрада. Никто не просыпался, никто не обращал внимания на чужое присутствие в застенке. Все будто погрузились в настолько глубокий колодец сна, что из него не выбраться. Или же он сам, Ильдиар де Нот, все еще продолжает спать, а монстра никакого нет и в помине…

Тварь полностью вышла из стены, но волосы ее по-прежнему тянулись в камень. Ночной пришелец стал водить головой из стороны в сторону, будто бы озираясь. Он направился туда, где спала Валери.

Ильдиар дернулся и собрался было подняться, когда… чья-то широкая, тяжелая и потная ладонь зажала ему рот и вдавила голову в подстилку, а массивная черная рука с другой стороны обхватила его грудь, не давая пошевелиться.

— Мммм…  — промычал Ильдиар и скосил взгляд. Его держали Хвали и Джан, лежащие в прежних позах. Оба прикидывались спящими.

— Ле-жи-ти-хо, — едва слышно проговорил одними губами гном, не торопясь убирать свою тяжеленную, как кузнечная наковальня, ладонь с лица белокожего раба.

Ильдиар кивнул, и хватка тут же ослабла.

— Не шевелись и не гляди на него.

— Ты что, прикажешь мне просто закрыть глаза и отрешиться? — гневным шепотом спросил граф де Нот, глядя в согбенную спину твари, на которой четко проступили все острые позвонки. Монстр хоть был и велик размером, но умудрился ни разу не наступить на спящих рабов. Он продолжал свой поиск, двигая головой из стороны в сторону и ища что-то… или, скорее, кого-то…

— Да, подери тебя Дрикх, — на длинном выдохе пробормотал (будто во сне) гном. — Немедленно закрой глаза.

Закрыть глаза сейчас казалось для Ильдиара де Нота чем-то безумным, чем-то невозможным. Закрыть глаза, когда тварь совсем рядом, и ее хриплое дыхание напоминает кипение воды, а жуткий лязгающий голос потусторонним эхом расходится по застенку! Закрыть глаза, пусть монстр уже навис над бедной девушкой? Или вскочить и… и что? Со злостью на свое бессилье, Ильдиар подчинился — он закрыл глаза. За этот короткий миг фантазия, подкрепленная страхом, нарисовала перед мысленным взором, как монстр мечется, как отправляет в пасть одного раба за другим… Ильдиар тут же рефлекторно открыл глаза вновь — монстр был на том же самом месте, озирался и слегка покачивался из стороны в сторону, будто выбирая между двумя лежащими перед ним людьми.

— Закрой — сказал, — негромко рыкнул Хвали, а Джан сильнее прижал Ильдиара рукой к его подстилке, отчего тот едва не задохнулся.

Переборов себя, граф де Нот вновь закрыл глаза.

— Валери…  — все же прошептал он.

— Ее. Не. Тронут.

— Почему?

— Она не отчаялась, — последовал странный ответ.

— Что это вообще такое? — с дрожью в голосе прошептал Ильдиар.

— Заурегб-дей — его имя, — ответил Джан. — Древний демон — живет здесь уже многие века.

— Древний демон?

— Ты видел его седые волосы? — прорычал Хвали — мол, не нужно сомневаться. — Знаешь, сколько нужно демону веков, чтобы поседеть?

— Но что он здесь делает?

— Живет, — сказал Хвали.

— Нет, — уточнил Джан. — Живет он в стене, а здесь его кухня. Каждую ночь он выходит и утаскивает с собой одного из рабов. Заурегб-дей — демон отчаяния. Он питается теми, кто утратил волю к жизни. Он насылает странные сны, в которых мы видим ужасные, безысходные вещи. Эти сны пробуждают в нас горечь, сожаление и тоску…

«Странные сны? — подумал Ильдиар. — Вот оно что…».

— Но как же Валери? Я слышу его дыхание — он где-то подле нее.

— О, северянин, за нее не беспокойся: тебе самому стоило бы поучиться у этой девочки воли к жизни.

— Почему его не остановят? Почему не убьют?

— Никто не пытался, — равнодушно проговорил Джан. — Да и зачем? Он ведь не безумный убийца, сеющий смерть на улицах города, — он всего лишь… сосед с несколько иными предпочтениями в еде.

— Но он ведь пожирает людей! — яростно прошептал Ильдиар. — Неужели вам все равно?

— Да, нам все равно. И тебе тоже. Иначе следующим ты отправишься на обед. Знаешь, что он говорит, северянин?

И будто услышав Хвали, демон вновь проговорил:

— Секхир ди анур шерах фих…

— Это значит: «Я забираю сожаление. Не мешай мне».

— Но откуда он вообще здесь взялся?

— Говорят, предшественник Алон-Ан-Салема, — сказал Джан, — великий визирь и чародей Ихтар-Ан-Медб, гонялся за ним по всей пустыне, после чего поймал и посадил на цепь. Мол, он первый из здешних рабов…

— Все, можно открывать глаза, — пробормотал Хвали.

Гном и герич отпустили Ильдиара, и тот осторожно поднял голову — в застенке были лишь рабы. Быстрый взгляд в сторону стены с неизвестными символами — локоть исчезает в камне.

— Ну, вот и все…  — бесстрастно констатировал Джан Ферах-Рауд. — Пустыня забрала еще одну жизнь…

Граф де Нот вскочил на ноги и бросился к Валери — она спала на боку, подложив ладони под голову, и ей явно снилось что-то тревожное. Старая кошма подле нее пустовала…

Прошла почти неделя с того момента, как Ильдиар очнулся и впервые увидел древнего демона Заурегб-дея. С тех пор ни одной ночи он не мог сомкнуть глаз: все ждал появления монстра, наблюдал за ним из-под полуприкрытых век, затаивал дыхание, когда тварь подходила слишком близко, сжимал зубы, когда она обхватывала чье-то безвольное спящее тело когтистой лапой и утаскивала в свою стену. Постепенно он почти привык к соседству с демоном и втайне надеялся, что жажда мести, жажда свободы и чувство долга перед королем окажутся для монстра отчаяния невкусными качествами.

Сахида Альири Ильдиар не видел с тех пор, как тот смазывал ему раны на спине своей целебной мазью. Что-то здесь было не так. Больше Ильдиара не пытались продать. Его не выводили на помост, не вешали табличку ему на шею, вообще ничего. Как будто в изначальных планах подлого ловца удачи заработать на нем как можно больше звонких динаров что-то изменилось.

Каждое утро в застенок спускались три десятка вооруженных стражников и писарь с книгой Гаума. На их лицах были повязки, обильно умащенные благовониями. Первым делом стражники выносили трупы умерших за ночь (если таковые были), и писарь, следуя пояснениям Джана Ферах-Рауда, которому доверял сам Наскардин-Ан-Гаум, отмечал болезни, от которых умерли люди: песчанка, сонная лихорадка, кокосовая горечь, пылающая язва, скорпионий язык, обезвоживание, отравление похлебкой и прочее… К слову, предшественником Джана на должности раба-надсмотрщика был некий Джарин Игеб, хитрый прощелыга, озлобленный на всех и вся. Чтобы насолить Гауму, однажды утром он в списке болезней указал «черная смерть», после чего долго смеялся. Хотя как следует насладиться шуткой ему не дали. Стража разобрала помост и залила в яму застенка масло, после чего бороться с болезнью доверили огню. Не считаясь с убытками, Гаум выжег мнимую чуму вместе со всеми рабами.