Нужно лишь вытерпеть все. Однажды, когда пылающий священным пламенем кинжал будет приставлен к горлу этого, сейчас спящего в двух шагах негодяя, тогда ему не помогут бансротовы скорость и реакция, не спасет магический негатор, что не дает его пленнику воззвать к силе огня, не защитит нечестивая вера в торжество подлости. И тогда, умоляя о пощаде, мерзавец непременно расскажет ему все, все до последних мелочей, обязательно расскажет…

Порыв налетевшего ветра швырнул горсти песка на плотно натянутую ткань шатра. Казалось будто там, снаружи, буйствовал какой-то демон, пытающийся когтями проверить крепость их обители, затерянной посреди пустыни. Вскоре к первому исчадию ветра и пыльной метели присоединились еще несколько, а после вокруг хлипкого матерчатого укрытия все наполнилось голосами Бездны… Поднялась настоящая песчаная буря — они спрятались вовремя.

— Сахид!

— Не спится, паладин? Кошмары одолевают?

— Держи, там еще осталось…

Фляга с водой падает рядом с кошмой Сахида Альири. Жадные губы впиваются в горлышко.

— Спасибо, паладин…

«Не стòит благодарности, — подумал Ильдиар де Нот, — ты должен жить».

… К оазису они все-таки вышли, на второй день после бури. К этому времени Ильдиар уже окончательно уверился в том, что их скитания по пустыне подходят к совсем иному концу: не такому, который планировал он сам изначально, и не такому, который пророчил Сахид Альири. Пребывая последние несколько часов во все более одолевающей разум полутьме, лишь где-то на краю сознания паладин отметил где-то далеко вдали верхушки зеленых деревьев, на мгновение ему даже показалось, что с резким порывом ветра в иссушенную зноем грудь ворвался влажный до опьянения воздух.

Горизонт над бесконечными дюнами и барханами будто поплыл, тая, и в какой-то момент Ильдиар увидел блестящую, словно разлив серебра, водную гладь. Идущий рядом Сахид что-то прохрипел пересохшим горлом, его спекшиеся от жары губы зашевелились в беззвучной молитве, а ослабевшая рука показала на туманные, будто бы парящие над песком, очертания благословенной земли посреди мертвой пустыни. Встав на колени, он что-то быстро прошептал, обратившись лицом на восток, где должен был располагаться Айри-Аг, главный минарет Ан-Хара, но Ильдиар уже не слышал никаких звуков — ноги отказались держать его, и изнуренное тело без сил упало на горячий песок, в глазах помутнело. Солнце, наконец, взяло верх.

Ильдиар де Нот очнулся от того, что в рот его упало несколько капель воды, а еще от запаха жасмина. Открыв глаза, он увидел, что лежит в просторном темном шатре на жесткой овечьей кошме. Над ним склонилась незнакомая девушка. Она была молода и, несомненно, красива, хотя и совершенно не привычной для паладина красотой — в Ронстраде едва ли можно встретить женщину с такими глазами — большими и черными, чернее вороньего крыла, и при всем этом невероятно яркими, излучающими какой-то неведомый блеск. На один неповторимый миг рыцарь утонул в этих глазах, с головой окунувшись в их сверкающую черноту. Ильдиар даже попытался привстать на своем коврике, но незнакомка жестом остановила его порыв, и вместо этого еще ниже наклонилась к нему, чтобы влить в пересохший рот паладина очередной глоток живительной влаги из узкогорлого кувшина-кумгана.

Вода… Обыкновенная вода… Сейчас она была гораздо ценней и приятней на вкус, чем самое дорогое вино из королевских запасов. Говорят, что побывав на пороге смерти, человек начинает чувствовать и мыслить совсем по-другому, как будто рождается заново. Наверное, это всего лишь красивая метафора для бардов, хотя… что-то в этом есть. Еще пару глотков…

— Пей. Тебе сейчас нужно много пить. — Голос ее показался графу де Ноту немного резким и высоким, как птичья трель.

Девушка повернулась, чтобы поставить кувшин у изголовья, и Ильдиар невольно залюбовался ее красотой. В дополнение к так поразившим паладина глазам, незнакомка оказалась еще и обладательницей длинных черных волос, собранных вместе на затылке и перехваченных сзади алой тесьмой. Также у нее были тонкие, но в то же время чувственные, подчеркнуто-строгие губы и прямой нос. Было видно, что эта молодая красавица не асарских кровей: ее кожа не отличалась подобной прочим жителям пустыни смуглостью, а имела скорее мягкий оливковый оттенок. Под нижней губой слева у нее была маленькая черная родинка, которая придавала ей еще большую притягательность и неповторимость.

Фигурой девушка походила на стройную иву, на ней были шаровары, перетянутые шнурованными поясами, и свободная рубаха с широкими рукавами. Эта одежда показалось ронстрадскому паладину весьма странной. Еще бы, ведь он привык к броским неуклюжим нарядам гортенских модниц, задыхающихся в своих облегающих корсетах, спотыкающихся о подолы при каждом шаге, путающихся в длинном шлейфе и боящихся даже пошевелить головой, чтобы кого-нибудь случайно не заколоть остроконечным геннином.

— Кто ты? — Ильдиар снова заглянул в ее бездонные глаза. — Куда я попал?

— Это место называется Ангер-Сар, — негромко проговорила незнакомка. — Небольшой оазис посреди бескрайних песков, здесь протекают подземные воды, и множество колодцев возвращают жизнь и надежду путникам. Колодцы принадлежат Али-Ан-Хасану, а я его рабыня. Меня зовут Валери.

— Рабыня? Ты?

— Что тебя так удивляет? — вскинула бровь девушка. — Разве ты сам не раб?

— Пленник. Так будет вернее.

— Здесь нет никакой разницы, — строго заметила Валери. — Твой хозяин — Сахид Альири по прозвищу «Кариф», он часто ведет дела с моим господином.

— Меня зовут Ильдиар.

— Я знаю. Мне назвали твое имя, ронстрадский паладин. Сахид все рассказал моему хозяину о тебе. Он предложил Хасану купить тебя.

— Бесчестная скотина, — выругался Ильдиар, — когда-нибудь я обязательно поквитаюсь с ним за все.

— Не суди столь поспешно, — возразила Валери, — он назвал Али слишком большую цену, а значит, отчего-то не пожелал тебя продавать ему. Не предложить Хасану раба в его доме — верный способ лишиться головы. А так — и тигры сыты, и буйволы целы…

— У нас по-другому говорят. Что сыты — волки, а целы — овцы, — улыбнулся ей Ильдиар.

— У вас, на севере, даже небо другое, — девушка улыбнулась ему в ответ. От этой улыбки на душе у паладина сделалось как-то спокойно и тепло.

— Сахид здесь? — спросил Ильдиар. Мерзавец выжил, а значит, Хранну было угодно сохранить жизнь его врагу.

— Он в доме у Али, на правах гостя. Наши воины нашли вас посреди пустыни совершенно случайно. Еще пара часов — и все было бы кончено, по крайней мере, с тобой — точно все. Он нес тебя на руках, а впереди был только мираж, в песках можно увидеть многое, когда у тебя нет ни капли воды. Он погибал, но не бросил тебя, понимаешь?

— Негодяй не желал потерять свой доход, — со злостью в голосе ответил Ильдиар.

Девушка нахмурилась, неодобрительно взглянув на него:

— Ты обязан ему жизнью, паладин. Здесь, в пустыне, это считается священным долгом, вернуть который — дело исключительной чести.

— У раба не может быть чести, — возразил Ильдиар, и в его дрогнувшем голосе проскользнуло отчаяние, — это удел свободных.

— Но ты же не раб! — Валери возмущенно сверкнула глазами в ответ. — Ты ведь — пленник! Или нет?

Ничего больше не сказав, она вышла из шатра, а Ильдиар, оставшись один, опустил тяжелые веки. Он пытался заснуть, но сон превращался в вязкие и пустопорожние метания. Несколько раз паладин просыпался, тянулся к кумгану и пил, пил не в силах напиться. К середине ночи кувшин опустел, но вскоре оказался наполнен вновь — кто-то заботился о нем. Ильдиар даже не стал удивляться — мысли блуждали в воспаленном бреду полусна, одно за другим приходили различные видения, тревожные образы все сменялись в сознании, не давая сосредоточиться на чем-то одном. Но как только он пытался за что-то уцепиться, наваждения, будто тающие миражи, исчезали. Огромные паукообразные твари шевелили волосатыми лапами и что-то шептали, фиолетовое ночное небо пустыни изошло звездным дождем и опустело, а огромный верблюд с тысячей горбов поднялся с песка, и с ним поднялись тысячи барханов. Так прошла ночь.