Красные Шапки как один выхватили мечи из плетеных ножен. Джеймс было решил, что сейчас все они набросятся на победителя, но вместо этого гоблины лишь вскинули оружие вверх, отдав дань уважения как сраженному соратнику, так и его убийце. Принц Стрегги проделал весь ритуал наравне с другими, после чего кивнул победителю:

— Вещи убитого доставишь его семье, Норкан. И добавь от меня это. — Их Высочество снял с пальца ржавый перстень с какими-то неразличимыми узорами, и бросил рядом.

Красная Шапка склонился в благодарном поклоне. Принц оказал ему честь, доверив посетить семью убитого, при этом собственноручно оградив от кровной мести со стороны родственников погибшего Вернике — перстень с королевскими регалиями послужит выкупом и удержит родительские мечи в ножнах. Если бы Джеймс хоть что-то понимал в традициях нейферту, он, несомненно, по достоинству оценил бы поступок принца, который только что приобрел себе нового верного сторонника, едва потеряв прежнего.

— Благодарю, Ваше Высочество. — Норкан убрал меч в ножны и повернулся к Джеймсу. Молодой рыцарь ощутил, что вот-вот околеет, голых лодыжек он уже не чувствовал, как и кистей рук, которые пытался безуспешно растирать.

— Возьми это, оденься. — Нейферту швырнул Джеймсу собственный плащ, который отстегнул перед боем, — кроваво-красную накидка, отороченную мягким бордовым мехом.

Не ожидавший подобного благородства от кого-либо из своих тюремщиков, молодой рыцарь едва успел подхватить плащ и тут же набросил его на избитые плечи, закутавшись в теплую ткань. В тот же миг он почувствовал, как по всему его телу, от самых кончиков пальцев на ногах до макушки, растекается жар, как будто он лег в горящую постель, накрывшись одеялом с головой. И, что странно, в этой постели ему не больно — ему уютно и спокойно, как в надежном убежище. И даже мысли мгновенно прояснились, усталость отступила, а боль почти полностью ушла, как будто Джеймс мгновенно излечился, да к тому же как следует выспался. И все это из-за чудесного плаща нейферту…

— Благодарю вас, сэр Норкан из семьи Дворн, — почтительно сказал Джеймс. — Вы добры и…

— Я заберу всю твою кровь, — презрительно ухмыльнулся Норкан. — Я не позволю ей остыть раньше времени. — Нейферту отвернулся. — И положите его обратно в фургон! Вряд ли он сейчас способен передвигаться сам!

Принц Стрегги Куори-Тин не возражал.

Оказавшись на дне устланного листьями фургона, куда его, словно мешок с репой, сгрузили шестеро полумышей, Джеймс счел за лучшее воспользоваться любезно предоставленной ему возможностью и спокойно обдумать свое положение. Спокойно — это, конечно, слишком громко сказано. Суматоха и мельтешение снаружи повозки лишь усилились — к ним добавились громкие приказы принца. Их Высочество подгонял вассалов и рабов — буря разыгрывалась нешуточная.

Окружающий воздух был насыщен безумными листьями, воем ветра, картавой речью, грязной бранью, чудовищным трещащим ржанием, жалобным писком отдавленных лап, лязгом железа и скрипом колес. Джеймсу не было видно, что происходит, но, судя по топоту множества ног и голосам вокруг, он догадался, что Красные Шапки уже завершали сворачивание лагеря.

— Стройся! В хвост, в хвост, живо! Кто не сможет идти, отправлю лливам на корм! Шевелись, падаль!

Джеймс не смог удержаться и осторожно выглянул наружу — ошибиться было трудно: громче всех орал Их Высочество гоблинский принц с лягушачьим ртом и сломанным носом. Стрегги Куори-Тин восседал верхом на коне, сплетенном из терновника, причем торчащие во все стороны многочисленные шипы и колючки ему явно не причиняли никакого неудобства. Конь под ним нетерпеливо перебирал копытами и медленно водил из стороны в сторону терновой головой. На голове Их Высочества Пронзительного Взора поверх колпака был натянут глубокий капюшон от плаща. Принц, само собой, не рисковал бы в бурю ехать верхом, вероятно, сейчас он пытался лично проконтролировать выдвижение, после чего собирался пересесть в свой фургон, где мог бы заняться любимым делом — ткать упомянутый гобелен из чертополоха — странное увлечение, что сказать…

«Вообще-то держать путь в бурю — глупо, — думал Джеймс. — Отчего не отсидеться в укрытии?» Но Стрегги Куори-Тин был явно убежден в том, что ему виднее, поэтому продолжал кричать на подчиненных, а подчиненные продолжали носиться, как те алые и желтые листья.

Больше всех суетились полумыши, выполняющие свою черную работу под ногами у хозяев-нейферту. Они собирали последние вещи, тушили и устанавливали в фургонах походные кухни, превращая их в нечто, напоминающее очаги, впрягали терновых коней в повозки и натягивали ткань навесов, при этом невысокий рост вовсе не являлся для них помехой.

Джеймс умостился как мог поудобнее. Он лежал на спине на дне фургона, среди многочисленных мешков и сундуков с гербами семьи Дворн — черной увядшей розой, и глядел, как прямо над ним, меж голых ребер каркаса повозки, проносятся безумные листья.

Фургон вздрогнул и просел — должно быть на передок опустился тяжелый возница, по бортам раздались царапанье и шелест ткани — несколько бледных полумышей, пища и вереща, как будто им в ноздри засовывают раскаленные иглы, забрались на ребра деревянных арок и начали натягивать на каркас багровую ткань. Они справлялись очень умело, и уже спустя всего полминуты высоко над головой Джеймса оказался надежный полог, превративший продуваемую насквозь повозку в некое подобие уютной комнаты на колесах. Шум бури сразу же затих, но что приятнее всего — жуткое карканье шарманки нейферту превратилось в далекий, едва различимый гул. При этом внутри фургона стало тепло — должно быть, навес был из той же зачарованной ткани, что и плащ Норкана.

Последняя полумышь спустилась по изнанке полога, обнюхала Джеймса и скрылась в узком дверном проеме. Молодой рыцарь остался в полутьме один, он закрыл глаза и попытался сосредоточиться.

Итак, на том холме, посреди бескрайнего моря тумана, где он видел тающий замок, что-то случилось, и их, что называется, «тепленьких» взяли в плен Красные Шапки. Мерзавцев здесь целый отряд, никак не меньше трех десятков нейферту, которыми заправляет некий наследничек местного монарха. Да уж, здешние длинноносые «красавцы» мало напоминают своих ронстрадских собратьев-гоблинов. И дело тут не только в росте или безумной проворности в бою, и даже не в колдовстве, которым они, несомненно, владеют. Не так уж они просты, раз умудрились схватить не только его, но и сэра Норлингтона. Что ж, старозаветный паладин явно не позволил пленить себя так просто, поэтому и меры предосторожности против него выставлены строжайшие. В то время как Джеймс лежит себе один в фургоне, еще и без присмотра. К слову, без присмотра! А не повод ли это… Куда? В бурю? В одном только плаще нейферту? Без спутников? Нет, пока что ему нельзя просто сбежать, пока он не поймет, как ему освободить сэра Норлинтона из-под той черной ткани, из-за окружающих его мечей и от птиц. А Крысь… касательно его и вовсе ничего не известно. Где он? Лежит, связанный, в одном из подобных фургонов? Или его убили, не посчитав заслуживающим доверия? Это если он вообще попался… Неясно. И еще кое-что, не менее важное… Нейферту где-то прячут их четвертого спутника — маленькое серебряное сердце леди Инельн. Проклятье! Их мерзкие лапы касались его и вообще… страшно подумать, что они с ним могут вытворить! Вывод был не особо утешительным: несмотря ни на что строить планы побега пока еще рано — слишком мало он знает о своих похитителях и совсем ничего о том, как с ними бороться — поединок Норкана и Вернике был слишком показателен, чтобы не воспринять его всерьез… Из всех возможных вариантов действий Джеймсу оставалось лишь продолжать тихо лежать на дне фургона, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи, и ждать.

— Шевелись! — размышления молодого рыцаря прервал резкий скрипучий голос. — Из-под ног, отродье!

Рядом просвистела плеть. Раздались глухие удары и вскрики. К фургону Джеймса подошли двое нейферту. Норкан из семьи Дворн заглянул внутрь, проверил сохранность пленника и что-то шепнул, после чего сплетенные из терна стенки зашевелились, из них вырвались живые побеги, которые затем крепко обвились вокруг лодыжек молодого рыцаря, превратившись в подобие кандалов. Острые шипы впились в кожу. Паладин застонал от боли. Заметив это, гоблин прикрикнул на фургон, и хватка побегов ослабла. Шипы не вошли под кожу глубоко — не проступило ни единой капли крови. Было понятно, что убивать или хотя бы ранить его пока не собирались.