Должно быть, сами стены, уставшие от древней подлости и векового молчания, поведали Джеймсу о случившемся. А может, всему виной был затравленный визг Крыся, или черный взгляд прорезей-глаз жуткого сприггана, глядящего прямо на него.

… Старые недруги впервые собрались вместе, забыв на время вековую вражду. Самые могучие чародеи договорились, что разделят власть позже, когда удастся очистить землю от тварей и восставших против их власти рабов. Чтобы достичь своей цели, они подготовили страшное заклинание, которое должно было убить все живое на Терновых Холмах. Они назвали его «Зимой-Без-Надежды, Зимой-Без-Конца», грозной прелюдией которой должна была стать Вечная Осень. Для произнесения заклинания в ход решено было пустить весь запас природного обсидиана, покоящийся в недрах Григ-Даррогана, но никто точно не знал, сколько чародейского камня лежит под толщей земли. В любом случае гибельное заклятие грозило быть таким сильным, что по всем расчетам даже великие чародеи не смогли бы его пережить — их разум угас бы, а память стерлась.

Совместными силами они провели эксперимент, и выяснили, что пережить катаклизм будут способны лишь те, кто заблаговременно покинет мир живых. И они решили покинуть его на своих условиях — залечь в колдовской сон, напоминающий смерть. Сложность состояла лишь в том, что без чужой помощи ни запустить заклятие, ни очнуться после подобного сна было невозможно. Непременно нужен был тот, кто будет бодрствовать, кто все начнет, а после станет сторожить их сон и однажды разбудит. Они назвали его Смотрителем…

Плетеный Человек пытался творить какое-то колдовство, но раз за разом ему приходилось начинать сначала — все его оружие одно за другим оказывалось словно затуплено или переломлено… А пробудившиеся просто глядели на него — с ненавистью.

… Жребий пал на одного из них. Маги колдовали без сна и отдыха несколько месяцев, они оплели Смотрителя нитями — плотно обвязали все его тело, и наложили на эти нити все защитные чары, которые знали. Было очевидно, что гибельное заклятие пробьет плетеную броню, но, в отличие от прочих бодрствующих, оно не убьет его быстро, а станет пожирать медленно-медленно. И этого времени, согласно их расчетам, как раз должно было хватить, чтобы действие их Зимы сошло на нет.

Но доверия, как и прежде, между магами не было, они боялись, как бы Смотритель не передумал будить их, когда все закончится. Чтобы избежать этого, они решили привязать его к себе. Они забрали душу Смотрителя, пообещав вернуть ее лишь тогда, когда они вернутся в этот мир. После чего расплели несколько нитей на его теле, и каждый из великих магов взял себе конец, протянув его через замочную скважину хрустального гроба, будто через игольное ушко.

Когда все было готово, они остановили Осень. А затем улеглись в саркофаги, сжали ледяными пальцами нити, тянущиеся к Смотрителю, которого усадили в центре усыпальницы, и уснули. На тот момент все их рабы, слуги и рыцари уже были погружены в сон. Смотритель остался их караулить.

Чтобы спустить с цепи «Зиму-Без-Надежды, Зиму-Без-Конца», нужно было остудить не только землю, но даже небо над Терновыми Холмами — этого требовало заклятие. И смотритель стал ждать…

Они просто стояли в своих хрустальных гробах, глядели перед собой. Воздух в усыпальнице стал тяжелым и липким.

А в темном углу алькова, где укрылись паладины, кто-то принялся возиться в том месте, где сходились две стены. Кто-то едва слышно запищал:

— Послушай… ты должен… я знаю того, кто… очнись…

Но Джеймс был настолько сбит с толку как происходящим в центре зала, так и историей, разворачивающейся у него в голове, что ничего не замечал.

— Заткнись, крыса, — со злостью прошептал сэр Норлингтон. — Ты ведь не хочешь, чтобы они обратили свои взоры сюда…

— Но я только…  — всхлипнул Крысь.

— Молчи…

Джеймс не слушал их. Он глядел на Верберина, застывшего перед Плетеным Человеком — его длинные белые пальцы шевелились, словно он перебирал струны невидимой лютни.

… Смотритель сидел в центре усыпальницы два столетия. В восемнадцать гробов, расположившихся кругом, тянулись от него длинные нити, зажатые стылыми пальцами. Он почти не шевелился, он не ел, не пил, не спал… не дышал… Его тело внутри кокона истлело, а запертый в кукле дух не мог просочиться сквозь зачарованную витую кожу. Согласно замыслу чародеев, два века он ждал, когда Терновые Холмы достаточно остынут для гибельного заклятия, но на деле два долгих века он тянул свои нити из пальцев спящих магов. Он был осторожен, за десятилетия, проведенные в центре усыпальницы, он научился собранности и терпению. Миллиметр за миллиметром он освобождал себя из плена, пока все восемнадцать нитей не проскользнули через замочные скважины хрустальных гробов.

Он был свободен. И при этом не замечал потери своей души, посчитав ее наличие и вообще всю ее ценность слишком переоцененными. Его волновало лишь то, что его ничто более не связывает с напрасно поверившими ему безвременно почившими. Он выбрался из усыпальницы и оказался в самом сердце Вечной Осени. Он не хотел отдавать себя на алтарь жертвы ради того, чтобы прочие восстали и вернули себе положение. Он презирал и ненавидел их, он считал их глупцами, потому что они доверились ему, заблаговременно не подумав о том, что, быть может, однажды рычаги, которыми они им управляют, истлеют. И он остался один… А они, забытые, остались лежать под холмом, и им так и не суждено было узнать, что он — последний маг Чуждых Королевств, победил их всех. Война на Терновых Холмах завершилась. Завершилась так, как не мог представить себе никто.

Он не стал запускать гибельное заклятие. Он принес на холм, под которым была запечатана усыпальница, яйцо жуткой твари из былых времен, разбил его и вытащил оттуда птенца. После чего оставил его на северном склоне и просто ушел. С тех пор вся округа холма Меганни стала нехоженой, и постепенно магов все забыли. А Вечная Осень осталась править Терновыми Холмами и взаправду стала вечной.

Шепот в голове смолк. Это произошло так неожиданно, что Джеймс вдруг ощутил невероятную пустоту в черепе, словно все, что там было, выели ложкой. Он поглядел на Верберина, но спригган уже отвернулся — он вскинул перед собой свой волнистый меч и замер. Почему-то молодому рыцарю почудилось, что его длинные белые пальцы все в смоле.

— Джеймс, с вами все в порядке? — прошептал сэр Норлингтон.

— Да-да… я…

Джеймсу казалось, что история магов Терновых Холмов, посеянная в его голове, будто острые кровавые семена, была долгой, и прошло много времени, но на деле с пробуждения хозяев усыпальницы не прошло и минуты.

Из всего, что обрушилось на него, Джеймс понял главное: те, кто сейчас поднялся из хрустальных саркофагов, не могли измениться. Они никогда не думали ни о чем, кроме сохранения своей власти и сейчас с легкостью пожертвуют ради нее всеми, на кого падут их взгляды. А когда они закончат здесь… Терновые Холмы вряд ли удовлетворят их желания. Их королевства разорены, прокляты, отравлены и преданы забвению, они не прокормят не то, что рабов, солдат и слуг, но даже себя самих. Какой им смысл править на обугленных, лишенных жизни руинах, когда совсем рядом, за порогом Осени, стòит только протянуть руку, лежит цветущий и беззащитный Ронстрад?

Они все стояли молча. Показавшиеся сперва алыми мантии теперь приобрели совершенно другой вид: они были будто сшиты из витражей всех оттенков красного. Это была не ткань, но и не стекло, ведь стекло не способно стекать на пол драпировками. Глаза магов не имели зрачков — они были отлиты из зеркал. Иссушенные лица пробудившихся искажала ненависть, обращенная на худую фигуру Плетеного Человека, в бессильной ярости озирающегося в центре зала. Они словно питались его страхом, не выплескивая наружу, но впитывая его в себя, как самое изысканное из блюд. Было видно, что хозяева усыпальницы хорошо подготовились к этой встрече — в руках у каждого из магов было оружие: вычурные резные посохи с черными каменными навершиями, длинные мечи с плетеными гардами, дымчатые кинжалы…