Добравшись до нужного места в лагере Петрианы, интендант Октавий обнаружил, что человек, которого он планировал сделать своим партнером в афере с золотой гривной, куда-то подевался. Расспросы о нынешнем местонахождении декуриона Кира натыкались либо на полнейшее безразличие, либо на неприкрытую враждебность, к которой, впрочем, актуарий успел привыкнуть за время службы. Наиболее полезный ответ он получил от солдата, пришедшего менять меч. Давно уже чувствуя, с какой досадой, если не сказать злобой кавалеристы относятся к своему интенданту, которого не без оснований подозревали в казнокрадстве и барышничестве на нуждах простого солдата, Октавий заменил меч за очень скромную мзду, и этот дальновидный шаг принес плоды.

– Декурион Кир? Да он за обваловкой, сторожевые посты обходит. Еще днем начальник караула получил стрелу в грудь, так что Кир решил лично убедиться, как дупликарий[10] Силий справляется с новой должностью. Если хочешь, могу проводить…

Заинтригованный взгляд солдата заставил Октавия насторожиться. Вся ала[11] знала, что интендант и декурион Кир спелись на почве общих своекорыстных интересов, а именно на приобретении богатства и всех тех привилегий, которые за ним стоят. По слухам, несмотря на отнюдь не высокую должность командира турмы, Кир был богат настолько, что не только сослуживцы, но и старшие офицеры кавалерийского крыла ему в подметки не годились. А еще поговаривали, будто с полгодика назад ему подфартило наткнуться на припрятанное варварами золото, которое почти все прилипло к его рукам благодаря стратегически розданным взяткам. Что же касается извечной проблемы воришек и грабителей, то зловещая репутация декуриона, слывшего скорым на расправу со всяким, кто только мог показаться ему угрозой, не позволяла даже помыслить о том, чтобы поживиться золотом из походного сундучка Кира. А вот Октавия люди Петрианы хоть и презирали, но ничуточки не боялись. Даже небольшой шанс погреть руки мог заставить их взяться за нож: чтобы распороть стенку интендантской палатки и взять, что плохо лежит, либо вовсе перерезать актуарию глотку, коли этого потребует необходимость.

– Ничего-ничего, дело несрочное, я потом сам его разыщу.

Мысленно разразившись проклятиями, интендант побрел назад. Впрочем, вряд ли войска выйдут на марш в ближайшие пару дней. Ведь полагалось принести благодарственные жертвы многочисленным богам, собрать оружие убитых, отправить раненых в тыловые лазареты, сжечь трупы… Наместник не станет дергать утомленных недавними сражениями солдат без очень серьезной на то причины. Время переговорить с компаньоном еще будет, а пока надо закончить текущие дела.

Тот факт, что Арминий не дал любопытным ушам приблизиться к палатке командира во время совещания со старшими центурионами, на целый час задержал распространение невеселых новостей среди пехотинцев тунгрийских когорт. Хотя к утру не осталось ни одного человека, который не находился бы в курсе дела, вовсю обсуждая сложившуюся ситуацию.

– Говорят, на Валу сожгли все форпосты до единого! Женщины и дети изнасилованы и зарезаны, седобородые головы насажены на колья, на радость воронью…

Морбан раздраженно замотал головой, услышав возбужденный шепот трубача, и, ухватив молодого солдатика за тунику, дернул к себе. Несмотря на малый рост и кривые ноги, сигнифер был плотно сбитым, мускулистым мужчиной, к тому же весьма опасным в гневе.

– Коли так, сиди и молчи, понял? Слухи, они и есть слухи. И вообще, нечего панику разводить. У кого-то из наших там и вправду остались жены и дети. Бери-ка лучше свою вонючую трубу и готовься к утреннему смотру.

Он сердито выскочил из палатки, окутавшись облачком пара изо рта – и едва не наступил на мальчишку, который с полнейшим презрением к холоду сидел у входа и точил свой нож на оселке. Ребенок на мгновение вскинул глаза на родного деда, но тут же вновь погрузился в свое занятие.

– Ага. Я так и думал, что это ты, Волчонок. – Морбан присел на корточки напротив и выставил ладонь. Внук с неохотой вложил ему в руку нож, после чего выжидающе замер, пока Морбан проверял кромку. – Великий Коцидий! – воскликнул дед, когда лезвие оставило у него на пальце кровавый след. – Смотри-ка, и впрямь острый! Ну, знаешь, еще с полгодика таких упражнений, и ты его начисто сточишь. – Он вернул оружие, одобрительно кивнув, когда Волчонок со знанием дела убрал его в ножны на поясе. – Послушай, вовсе не обязательно точить клинок каждодневно. Так не делают… – У него дрогнул голос. Морбан знал, что никакие его слова не подействуют на мальчишку, который угрюмо пялился в землю.

– А вот Антенох меня учил, что я всегда должен заправлять кромку!

Морбан кивнул, попутно смаргивая невольные слезы, что в любую секунду грозили покатиться по щекам. Этот парнишка, которому не исполнилось и тринадцати, уже успел подрезать поджилки какому-то варвару в битве у Красной Реки, мстя за своего друга Антеноха. Сигнифер за подбородок приподнял лицо мальчишки и заглянул ему в глаза.

– Я знаю. Мне тоже нелегко. Он и мне был добрым товарищем, к тому же присматривал за тобой, когда я был занят. Вот ведь какое дело…

Ребенок расплакался, и Морбан сгреб его в объятия, тесно прижимая к груди. Всхлипы, сотрясавшие тело Волчонка, лишь усугубили мучения бывалого солдата. Через несколько минут, когда мальчик успокоился, сигнифер осторожно оторвал его от груди и, держа за плечи вытянутыми руками, заговорил:

– Ну пойдем, что ли, нам еще утренний смотр организовывать. Хотя я и сам в толк не возьму, пожалует ли к нам центурион Корв, или…

Будто в ответ на эти сетования Марк показался из соседней палатки и стал осматриваться. Глаза его покраснели от усталости, доспехи до сих пор были покрыты чешуйками запекшейся крови, которая понемногу отшелушивалась при каждом его движении, зато в лице, заострившемся от утомления, читалась твердость. Морбану хватило одного взгляда, чтобы тут же развернуться в сторону солдатских палаток и зычно крикнуть:

– Кадир! Два Клинка опять с нами!.. Ну а ты, постреленок, быстро хватай кувшин с водой, щетки – и за работу. Твой командир должен явиться на смотр при полном параде!

Октавий добрался до декуриона Кира лишь после завтрака. В лагере отчего-то царила суматоха, и будущий компаньон был по горло в делах. Успев отхватить несколько часов сна, интендант сейчас с изумлением озирался: кавалерийская ала вовсю сворачивалась, разобранные палатки грузились на вьючных животных, конники хлопотали вокруг своих скакунов или проверяли снаряжение – и у каждого на лице читалось отрешенно-торжественное выражение человека, идущего на битву.

– В чем дело? Что происходит? Как можно выступать в поход, когда с поля боя даже не собрали оружие?!

Оскалив зубы в безрадостной улыбке, Кир покачал головой.

– Что, Октавий, до тебя, как всегда, в последнюю очередь доходит? Не видишь разве, весь лагерь снимается с места? Оба легиона повернуты на юг, будут усмирять бригантов. А нам поручено идти на север, дабы отсечь убегающих вениконов от их родных земель, что лежат за брошенным Валом. И когда я говорю «нам», это означает, что кое-кому приказано также идти на северо-восток вместе с ауксилиями, отбивать какую-то крепость, которую удерживает Кальг.

В широко распахнутых глазах интенданта читался ужас. Он безотчетно вцепился декуриону в рукав.

– Постой, тут такое дело намечается…

Кир бесцеремонно стряхнул ладонь актуария и процедил спокойно, но зловеще:

– Не здесь. Не видишь, как на нас пялятся?

И действительно, пара-тройка человек бросала в их сторону взгляды, полные плохо скрываемого любопытства. Декурион повернулся спиной, как бы проверяя подпругу, и негромко бросил через плечо:

– Так что там у тебя горит?

– Ко мне заходил какой-то пехотинец, вроде из тунгрийских когорт, и предложил во-от такой золотой торквес! Говорит, будто им владел туземный вождь. В Риме за подобную находку можно выручить не меньше сотни тысяч, а с ним мы сошлись на одной тысяче. Думаю, с тобой мы могли бы заработать тысяч двадцать, если не больше, только мне нужно еще пятьсот монет, чтобы выкупить вещицу…