Мартос швырнул ножичек к ногам Юдокуса и вновь повернулся лицом к пустым теням залы, чтобы смахнуть со щеки одинокую слезу. Через секунду он опять глядел на старейшин.

– Вы все повинны в этом. Все согласно кивали на предложения этого козоложца, отворачивались, когда он умерщвлял моего ребенка, отдавал мою дочь и жену десяткам сельговов, обрекая их на медленную, мучительную смерть. По справедливости я бы должен прикончить вас всех до единого, прямо тут, в логовище вашего зломудрия…

Тут с ним плечом к плечу встал Скавр. Черты трибуна были искажены гневом, палец вскинутой руки целился в белое лицо Юдокуса.

– Мы и мизинцем не шевельнем, чтобы помешать князю, реши он так поступить. Мало того, готов поставить щедрую горсть золотых, что центурион Корв – вон он – с превеликой охотой подсобит Мартосу обоими своими мечами. Вы даже не представляете, до чего хорошо он знаком с подобными преступлениями.

Мартос кивком поблагодарил трибуна, после чего вновь повел речь перед ошалевшими от страха аристократами.

– Ох, как тянет вас умертвить… да вот беда: народ останется без верховодства. Сам я не вправе занять престол, коли не меньше вас повинен в гибели царя, – из-за собственной гордыни, в то время как вы сжили его со свету обманом и кознями. А коли и сын мой мертв, я не имею наследника, как не имею и желания подбирать ту, кто родила бы мне нового. Так что буду я вам не царем, а за него. И слово мое будет законом, аще не хотите испить чашу смерти столь же лютой, что выпала на долю преданных вами. Дочери же ваши и дочери дочерей пойдут на потребу латинянским легионам. В полноте времен царем станет сын моей единоутробной сестры, а вы будете его наставлять все те годы, пока он не возмужает достаточно, чтобы править самоначально.

Кто-то из старейшин открыл было рот, но Мартос остановил его властным жестом.

– Итак, первым решением вашего нового повелителя будет подписание договора о мире и согласии с Римом. Да будут предусмотрены также частые проверки, что вы, шуты гороховые, держите свое слово. Этот народ вновь станет союзником Риму, и каждый из вас будет лезть из кожи вон, чтобы лад между нами и империей не был нарушен.

Старейшины переглянулись, но молча, видно из страха нарушить деликатное равновесие в словах Мартоса. Один лишь Юдокус шагнул вперед и важно кивнул, разводя руки в стороны, будто хотел обнять князя.

– Мой повелитель! Каким воистину царским благоро…

Он поперхнулся, уставившись на кровь и желчь, что вдруг хлынули на каменные плиты у его ног. За миг до этого Мартос, прятавший изукрашенный клинок за спиной все то время, пока длился его суд над предательской знатью, прыгнул вперед и одним движением вспорол советнику брюшину. После чего отшагнул, любуясь, как Юдокус против собственной воли оседает на колени в быстро натекающую лужу, при этом умоляюще вглядываясь князю в лицо. С губ старика сорвался дрожащий стон, однако Мартос лишь презрительно усмехнулся с вышины своего немалого роста.

– Я уже как-то говорил, что принадлежу к тем, кто трезво смотрит на жизнь. Но отнюдь не к дуракам. Кроме того, вот этим овцам надобно воспоминание поярче, на случай, если кто-то вздумает отступиться от нашей договоренности.

Он поднял голос:

– Кишки вспороты аккуратно, не слишком глубоко и не слишком широко. В самый раз, чтобы изувер подыхал медленно, в одиночку, без чьей-либо помощи. Прикоснись к нему кто-либо, предупреждаю: умрете в тех же корчах. Ну а ты, Юдокус, можешь не рассчитывать на монетку под язык, когда наконец околеешь. Я лично отсеку тебе башку, а все остальное столкну с южного обрыва. Валяйся там на камнях, корми воронье. Голову же твою заберу с собой как залог, что ты на веки веков застрял между этим миром и тем, что лежит по ту сторону… Так, а теперь для всех остальных, – князь показал острием клинка на перепуганную знать, что дрожала, отшатнувшись от сучащего ногами старца. – Это последнее вам предупреждение. Только мысочком преступите мои запреты, и я охотно устрою вам столь же неторопливую кончину. С такими же почестями. Вот только попробуйте.

У главных ворот Марк застал деловитую суету, с которой тунгры выволакивали мертвых сельговов за тын. Там уже был разведен быстро разгоравшийся погребальный костер; бревна две остальные когорты подтаскивали из соседнего леска. Юлий стоял в тени ограды, облаивая утомленных солдат, а когда увидел своего товарища, то показал на равнину у подножия холма, где выстроились цепочки для передачи дров.

– И вновь Двадцатый легион нашел свое истинное призвание. Эх, видел бы ты рожу примипила, когда я сказал ему, что они поспели к шапочному разбору. Расцвел как роза в майский полдень, а вот их трибун…

Чей-то крик со стены оборвал его неписаные мемуары:

– Конница! С запада!

Оба сотника рванули по лестнице, что вела на верхнюю площадку. Действительно, в стороне, куда указывал дозорный, проглядывалось какое-то движение. По прикидкам Марка, милях в пяти отсюда на Динпаладир держал курс маленький отряд всадников под длинным белым знаменем, чей раздвоенный хвост трепетал на ветру. Юлий даже сплюнул от досады.

– Петриана, чтоб им пусто было… Я этого дракона теперь по гроб жизни не забуду. Давеча, когда легион орла потерял, эти сукины дети пальцем не шевельнули, знай себе сидели в седлах, и хоть бы хны. Где этот змеиный язык появится, значит, старый лис Лициний тоже недалече… Эй, ты! – рявкнул он на Шрамолицего, который маялся бездельем у основания лестницы. – Хватит пасти своего центуриона, он тебе не баран с золотым руном! Сгоняй лучше к трибуну Скавру да передай ему, что Лициний на подходе. Бегом!

Скавр присоединился к своим офицерам как раз вовремя: кавалеристы преодолевали последнюю милю до крепости. Разглядывая конницу, трибун не выказал ни малейшего удивления.

– Я приказал Мартосу отоспаться, а то он прямо с ног валился… Так, ну а здесь у нас что? Только я было решил, что до конца года новых развлечений не будет, как появляется мой коллега со всеми своими людьми. Не от безделья же он решил нас проведать?..

Петрианский трибун спешился в дюжине шагов от тына и с мрачноватой улыбкой направился к воротам. По пути он бросил прищуренный взгляд на солдат, что возились у погребального костра, затем переключил внимание на Скавра с офицерами. Прикрыв глаза козырьком ладони, он крикнул:

– Приветствую, коллега! Я вижу, ты, как всегда, образцово исполнил очередной приказ. Но, знаешь ли, у меня есть кое-какие новости, что даже тебя заставят задуматься. Спускайся, побеседуем.

Скавр пошел к лестнице, на ходу распорядившись, чтобы Юлий был за старшего по всем делам внутри динпаладирского гарнизона, после чего махнул рукой Марку.

– Центурион Корв, тебе лучше пройти со мной. Лишняя пара ушей не помешает, а то, боюсь, сам я буду слишком занят, разбивая лоб об тын от досады.

Трибуны обменялись рукопожатием, и Лициний подбородком – хотя и уважительно – показал на захваченную крепость.

– Да ты настоящий мастер, Рутилий Скавр. Сколько же ты потратил времени? Пару минут? Судя по тому, что я вижу, у вас едва-едва начаты работы по обваловке стояночного лагеря.

Скавр с довольным видом кивнул, ткнув большим пальцем в сторону Марка.

– Просто повезло. Точнее, повезло вот ему. Ну и вениконский князь руку приложил.

Он пересказал своему соратнику, как Марк бился за ворота, чем именно отличился воевода Мартос и его освобожденные соплеменники, – и молодой сотник почувствовал на себе немигающий взгляд кавалериста-ветерана.

– Да, юноша, впечатляет. Возможно, тебе следовало подобрать куда более воинственный псевдоним, коли ты наотрез отказываешься сливаться с местностью, чтобы стать незаметным. Что плавно подводит меня к необходимости уведомить вас обоих: в нашем погранрайоне объявились некие имперские агенты, охотящиеся на центуриона Корва. Судя по всему, до трибуна преторианцев долетел слух, что наш рубака-сотник прячется в рядах вот этой когорты. Эти сведения уже стоили жизни как минимум одному невинному человеку в Риме, причем мои данные указывают на то, что Перенн выслал по его душу преторианца в компании фрументария. Хотя вынужден заметить, что несколько удивлен всеобщей реакцией на эту парочку. По моему непросвещенному мнению, достаточно приказа любого старшего офицера, чтобы их по ноздри вбили в землю.