– В тот день мы выдержали десятикратный натиск против нашей численности, а твоя Петриана и копытом не шевельнула, чтобы помочь. Тунгры, что стоят за твоей спиной, дуплекарий, проливали кровь и теряли друзей, пока ты сидел и ждал, чтобы мы сломали синеносым хребет. А уж когда варвары кинулись врассыпную, вы тут как тут. Каждый из вас сунул в седельный мешок с полдюжины голов, а вот мои люди к тому времени слишком устали. Им вообще было на все наплевать, не говоря уж о том, чтобы рубить головы у трупов в обмен на звонкую монету. Все они пролили кровь, дуплекарий, все глядели в глаза тех, кто умирал под нашими мечами. За последние месяцы мои люди побывали в стольких сражениях, что я сам удивляюсь, как они еще не спятили. Так что смотри, не ровен час, твои слова окажутся для них последней соломинкой. Если ты вздумал над ними позубоскалить – вот-де увальни, в седло забраться не могут! – то позволь напомнить, что, когда оскорбляют человека, которому плевать на последствия, лишь бы отомстить, он много чего может сделать под покровом ночной тьмы.

Силий нервно сглотнул, даже не отдавая себе отчета, на кого стал похож.

– Я понял, понял, сотник. Может, мне надо бы как-то…

Марк кивнул, и не думая скрывать оскал под презрительно вздернутой верхней губой.

– Да уж надо бы, дуплекарий.

Кавалерист бросил умоляющий взгляд на своего декуриона, но в лице Корнелия Феликса не нашлось и тени сочувствия. Силий смущенно кашлянул и, не зная, чем заполнить мучительную паузу, забормотал с такой лихорадочной поспешностью, что никто бы не принял его слова за чистую монету:

– Да-да, центурион, ты совершенно прав, ремень и впрямь слишком поизносился. Я распоряжусь, чтобы его заменили, как только мы вернемся в расположение нашей алы.

Марк величественно кивнул.

– Благодарю, дуплекарий. А теперь к делу, пожалуй? Ты не против, если мои соратники-пехотинцы по очереди опробуют технику, которую я им показал?

Силий поспешно замотал головой.

– Ах нет, от них вряд ли можно ожидать успехов прямо сейчас. Думаю, для начала достаточно сделать по кружочку легкой трусцой.

Марк кивнул и, метнув на Корнелия Феликса взгляд, увидел, что декурион тоже одобряет это решение – опять-таки с насмешливой улыбочкой на губах. Центурион повернулся к добровольцам, мысленно взвешивая таланты каждого, что шагнул вперед из тунгрийских когорт, желая попытать удачу в роли кавалериста. В глаза бросилась до боли знакомая физиономия, и пока Силий возился с кем-то из новичков, Марк приблизился к пехотинцам и легким хлопком по плечу вызвал человека из строя.

– Шрамолицый? Я и не знал, что ты умеешь сидеть в седле. Если на то пошло, я вообще подозреваю, что ты поклялся кому-то глаз с меня не спускать, а там будь что будет. Ну да ладно. Ты лучше скажи, ты и впрямь способен держаться верхом? Или мне в любую минуту надо ждать, что ты вот-вот сломаешь себе шею?

Солдат зарделся, но все же выпятил грудь, с вызовом встречая насмешку.

– Центурион, я ведь из деревенских, еще во-от таким щеглом научился скакать во весь опор. А что касается твоих намеков… Ты ведь не собираешься носиться по здешним холмам без нашего пригляда, я надеюсь?

– «Нашего»?..

Шрамолицый стал окончательно пунцовым, но уже не от смущения, а скорее от праведного гнева.

– Хочу напомнить, центурион, что ты ведешь себя диковато, если не сказать хуже. Причем с самого первого дня, как появился в нашей когорте. Все лето напролет ты будто нарочно бросаешься из одной мясорубки в другую, ничуть не задумываясь о судьбе тех, кого тащишь за собой, не говоря уже про ту девчонку, что вздыхает по тебе в Шумной Лощине. У нас в Девятой все как один уверены, что ты одержим тягой к смерти, так что мы договорились сберечь тебя живым хотя бы до зимы. Но из всех наших я один умею держаться в седле, так что…

Он умолк, заметив, что Марк уже не слушает, а глядит поверх его плеча, да еще отчего-то усмехается.

– Может, ты и прав, Шрамолицый. А может, и нет…

Солдат обернулся и увидел, что за спиной выжидающе стоит Кадир. Марк вздернул бровь.

– Ты тоже записался в няньки, Кадир?

Тот помотал головой, не забыв укоризненно взглянуть на Шрамолицего.

– Вот молодец, успел-таки подгадить. Стоило на минуту оставить тебя наедине с центурионом, как ты возьми все ему и выложи. Иди-ка лучше посиди на лошадке, а мы тут потолкуем.

Весь красный и пристыженный, солдат шмыгнул в строй дожидаться своей очереди на задерганную кобылу, а Марк подарил опциону недоумевающий взгляд.

– А ты-то какими судьбами? Что, в нашей Девятой сыскались новые офицеры тебе на замену?

Кадир дернул плечом.

– Я всего-то намекнул трибуну, что умею держаться в седле. Он и решил, что лучше нам побыть некоторое время рядышком. Посох мой он отдал Морбану, теперь его очередь лупить солдат промеж лопаток, а Трубач отныне будет дважды в день протирать тряпочкой сигнум, которой таскал Морбан.

– Умеешь держаться в седле, говоришь? И насколько хорошо?

Кадир усмехнулся, и Марк поймал в его лице искорку глубинной уверенности и спокойствия – нечто, чего он еще никогда не видел за все те недели, что они провели вместе после первого знакомства в порту Арабского Городка.

– Да так, держусь, не падаю…

Что-то позади Марка привлекло внимание хамианца, и у него аж челюсть отвисла.

– Великая Атаргатис! Давненько я такого не видывал!

Марк обернулся и сам еле сдержал смех. Готовый уже взорваться великан-германец в крайне неловкой позе сидел на кобыле, которая выглядела окончательно замученной. Центурион даже обошел вокруг этой пары, чтобы полюбоваться зрелищем. Впервые с момента гибели Руфия на его лице появилась настоящая улыбка.

– Да-а, Арминий, если ты сейчас заявишь, что не родился в седле, я охотно поверю.

Германец оскалился на обступивших его пехотинцев, после чего нагнулся и чуть ли не ткнул толстенным пальцем в глаз дуплекарию.

– Чтоб мы друг друга поняли с первого раза, имей в виду: я этих гривасто-хвостатых тварей на дух не переношу. Трибун Скавр любит повторять, что я сижу в седле так, будто у меня геморрой разыгрался, или что это вовсе не я, а тюк с дерьмом. И все же, пока ты не раскрыл свой клювик, запомни, что я отныне один из твоей турмы, и это приказ сверху. Куда центурион Корв, туда и я. Точка.

Он грузно спрыгнул на землю и принялся хмуро озираться, сжав оба кулачища.

– А кому от этого весело, пусть готовится хоть сейчас баиньки.

Дуплекарий задумчиво разглядывал Арминия, после чего знаком подозвал к себе своего заместителя.

– Видал красавца?

Заместитель кивнул, выпятив губы гузкой.

– Тогда ответь, где взять битюга возить эту тушу по тридцать миль в день? Да чтоб при этом хребет не переломился?

К югу от Вала, в рощице у форпоста под названием Моряцкий Городок, центурион Рапакс со своим напарником Эксцингом мучились сомнениями. Поселок казался вымершим: ни звука, ни движения, и Хищник, давно наблюдавший за его стенами, почти убедил себя, что крепость и впрямь брошена. Эксцинг выудил из-за пазухи восковую табулу, в который раз сопоставляя проделанный путь с указаниями, которые пару дней назад им дали в Тисовой Роще.

– Десять миль на север от Берегового форта, далее через реку по плотине, потом еще девять миль на север до винодельни, а затем по тракту до Моряцкого Городка… – Он помолчал, бросая на молчаливую крепость очередной оценивающий взгляд. – Ну что я могу сказать… Вот это и есть трижды проклятый Моряцкий Городок, и он ничуть не оживленнее тех двух фортов, мимо которых мы проскакали сегодня утром. Думаю, нам лучше двигаться дальше. Чем раньше доберемся до Шумной Лощины, тем лучше.

Хищник сплюнул на сухой дерн.

– Ты не забывай, что сотник, объяснявший дорогу, сам чуть не обделался, сидя в своей крепости. А ведь между его драгоценной шкурой и местными затейниками поставлен целый гарнизон, чуть ли не с полкогорты легионеров! Ты заметил, он никогда не высылал разведчиков для оценки обстановки? Откуда ему знать, что тут творилось последнее время? Мне и Тисовая Роща не сильно глянулась, хотя местным там не очень-то разгуляться, спасибо гарнизону. Зато здесь…