Да, от нас, бездельников духовных, скрыто, по словам Максима Исповедника, то сокровище, которое мы имеем в сердце своем. Мы думаем, что ум даст нам ведение, даст нам Бога, а это есть сущность нашего сердца. Мы на себя уповаем, здесь хотим устроить земной рай и своею собственной рукой создать себе вечную жизнь, а это значит, что мы вовсе не веруем во Христа.

В тесноте сердца нашего мы забываем то величайшее Сокровище, Которое сокрыто на селе сердца нашего, мы забываем, что в нас Господь обитает, Который есть Сокровище Премудрости и Ведения. Имея это Сокровище, мы не входим в свое сердце. Не обращаем внимания на то, что в нем скрыто.

Потому-то, братие и сестры, наш век так жесток, потому-то в нас нет любви, потому-то у нас такое страшное непонимание, что такое ум и что такое сердце. Если бы мы по-настоящему уверовали в то, о чем говорит Церковь, если бы мы по-настоящему обратились к своему сердцу и нашли скрытое в нем Сокровище Премудрости и Ведения — Христа, если бы мы вместо того, чтобы кичиться своим умом, поняли бы, что ум есть только рабочая сила сердца, тогда бы мы совсем по-иному начали оценивать и людей, и значение ума. «Умный человек это тот, кто в своем сердце знает, что такое добро и что такое зло, не только знает, а от зла убегает, а о добром и душеполезном разумно радеет».

И по мере очищения сердца, когда мало-помалу из него уйдет все, его оскверняющее, тогда узрим мы Бога и сущие в Нем Сокровища.

И вот Святитель Николай шел именно этим путем очищения своего сердца; он верил, что Христос вселился в него, и он носит в себе это Сокровище Премудрости и Ведения. И жизнь свою он строил на широте сердца, а не на узости.

Он именуется священнейшим умом, ибо знает, что величайшее Сокровище, обитающее в нем — Христос Спаситель есть Тот, на Кого надо возложить все свое упование. И он возлагает все на Господа, а потому и нам, верующим, помогает и нас обогащает своим сокровищем.

Когда Церковь величает Святителя Николая, как ум священнейший, то это обличает наше житейское понимание ума.

Может быть, теперь каждый из нас попробует войти в себя, в свое сердце для обретения сокровища? К этому призывают все подвижники, об этом говорит прославляемый ныне Святитель Николай.

Он является примером того, как скромный пастырь, ничем, как будто, от других не отличающийся, развивает в себе широту сердца до того, что оно может вместить в- себя близких и дальних, верующих и неверующих.

И вот, образ Святителя Николая пусть будет примером для нас, живущих в этот жестокий век, который все строит на рабочей силе сердца, а не на нем самом.

Братие и сестры, наше дело есть очищение сердца, ибо только чистые сердцем Бога узрят, только обретшие Сокровище на селе сердца своего.

Об этом надо молиться, надо просить Святителя Николая, чтобы каждый из нас в своей мере соделался умом священнейшим и очистил сердце, чтобы мы не бездельничали, а постепенно возделывали то богатство, которое вложено Христом в наши сердца, через св. Церковь, ибо кто во Христе, тот новая тварь, ибо не он тогда живет, а живет в нем Христос.

Аминь.

ПРОПОВЕДИ НА ПРИГОТОВИТЕЛЬНЫЕ НЕДЕЛИ К СВЯТОМУ ВЕЛИКОМУ ПОСТУ

«Не помолимся фарисейски, братие, ибо возносяй себе смирится; смирим себе пред Богом».

Св. Церковь, вводя нас в «красные дни» Великого поста и раскрывая пред нами «весну постную», указывает нам на некоторые условия, при выполнении которых, эти дни будут для нас не печальными, а воистину, красными.

Эти условия раскрываются уже на первых страницах Триоди, в богослужении трех подготовительных недель к св. посту. И, прежде всего, начиная Триодь, Церковь учит нас тому, без чего мы не можем проходить дни Великого поста — молитве. В течение всего Великого поста мы будем воспитываться здесь, в храме, в молитве; поэтому и в эти предпостные дни св. Церковь ведет нас путем церковной молитвы и дает нам два образа ее: молитву фарисея и молитву мытаря: «Не помолимся фарисейски, братие… смирим себе пред Богом».

В Евангелии мы читаем: «Два человека пришли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь» (Лука, 13, 10). Вот вошел в храм фарисей, очи его должны были быть обращены к Богу: «Яко к Тебе очи мои, Господи». Но вместо этого они блуждали по людям, стоявшим в храме. И увидел он мытаря и сказал: «Боже, благодарю Тебе, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики и прелюбодеи, или как этот мытарь (Лука, 18, 11). Вошел в храм мытарь. Он не смотрит на людей, стоящих в храме, но, не смея поднять глаза к нему, молится Богу: „Боже, будь милостив ко мне грешному“. (Лука 18, 12).

Вот перед нами два подхода, два противоположных образа молитвы. Как же подходим к Богу мы с вами, и прежде всего мы, совершающие богослужение в этом храме — священники, поющие и читающие? Для кого совершаем мы здесь эту церковную службу? Если мы имеем правильный подход к молитве, то мы совершаем ее не для людей и не для себя, а для Бога; к Нему обращаемся мы со словами наших молитв, и с Ним желаем соединиться, ибо молитва есть соединение с Богом.

А между тем, часто приходится слышать, когда в храме бывает мало народа: „Для кого служить? Неужели для одного человека?“ А разве служить, или петь нужно только тогда, когда бывает много народа? Ответ на этот вопрос может быть только один: „Мы служим Богу. Он на тебя взирает и больше никого для тебя нет в храме“.

Такому отношению к молитве и богослужению учат нас великие Отцы Церкви, творцы богослужебных молитв и последований. „Стоя у Алтаря не озирайся туда и сюда, не сокращай молитвы, смотри лишь на Бога“, — говорит св. Василий Великий. А св. Иоанн Златоуст учит: „Тебе бы надлежало с трепетом взирать на Ангелов, а ты переносишь сюда театральное действие“. Св. Отцы учат нас благоговейному отношению к богослужению и непрестанному памятованию о том великом деле, которое мы тут совершаем.

Преподобный Нил, подвижник V века, предупреждает поющих, чтобы они не вносили в свое пение крика; а 4-й Коринфский Собор обращается к чтецам и певцам со следующим поучением: „Смотри, пой, и принимай к сердцу, принимая верою, оправдывай своими делами“.

Об этом постоянном обращении к Богу говорит нам и содержание большей части церковных песнопений. Песнописцы мира сего слагают свои песнопения, или вовсе не думая о Боге, или же омрачая эту мысль мыслью о людях. Даже если они хотят показать свое презрение к людям, они все-таки смотрят на них, и на этом презрении утверждают и свое „я“.

Совершенно иное мы видим у песнописцев церковных. Многие из них, как, например, Феодор и Иосиф Студиты, или Феофан Печерский, утвердили истину Православия своими страданиями и были причислены Церковью к лику исповедников, как, например, Косма Маиумский, составитель песнопений Страстной Седмицы, хотя и был исповедником, но подобно своему другу и спостнику Иоанну Дамаскину, был великим подвижником. Духом подвига запечатлены и песнопения, составленные преп. Андреем Критским, творцом Великого покаянного канона, который мы будем читать на первой и пятой седмице св. Четыредесятницы. Их-то и дает нам св. Церковь проводниками на том пути, по которому она поведет нас в эти великие дни, последовательно раскрывая нам тайну домостроительства нашего спасения, начиная с сотворения мира и кончая Голгофой и Воскресением.

Молитва, которой они будут учить нас, в корне отлична от молитвы фарисея. Разве может гордый фарисей молиться: „Пресущная Троице, во Единице поклоняемая, возьми бремя от мене тяжкое, греховное, и яко благоутробна, даждь ми слезы умиления“. Разве будет он взывать к Богу: „Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь“. Разве доступна фарисею молитва: „Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет“, и другие молитвы, которые Церковь дает нам на протяжении Великого Поста?

Ведь здесь, в этой книге, именуемой Постной Триодью, собрано все самое лучшее, что дает нам молитвенный опыт св. Церкви. В этом заключается Ее значение для нас, и этим Она так дорога нам. Это хорошо понимают те, кто хочет разрушить Церковь и уничтожить Церковные книги.