И нам дает Господь молитву и скорби, а мы вот не хотим их понести. Мне припоминается одна исповедь, которая может нам много дать. Одна девушка дала мне письмо, которое можно назвать исповедью. Эта девушка жила в безрелигиозной семье, и потом так Господь устроил, что она пришла к Богу, и, пройдя путь обращения, заключила завет с Богом и стала жить, как ей казалось, с Богом. Но мало-помалу оказалось, что у нее не все благополучно. Ведь покаяние должно быть в непрестанной молитве — это хождение перед Богом. «Я хожу не перед людьми, а перед Богом. Что скажет обо мне Ангел Хранитель. Бог на меня смотрит, что Он обо мне подумает.» А вот у нее-то было совсем другое — она оставила борьбу. «Абсолютно никакой борьбы не было, — пишет она, — я полагалась только на свой разум — сама могу себя исцелить. Бога оставила, оставила Богослужение, молитву, а желала только постоянно служить людям своей жизнью. Остальное это как бы ненужное.» Она стала ходить перед людьми. «Боялась как огня осуждения меня людьми. Осуждение других пышно развилось во мне. Я говорила в глаза людям лучше, чем думала о них.» А нужно, родные мои, думать, что Бог скажет, а не люди. Оставил человек молитву, Бога, и впал в гордость. «Считала себя чуть не святой, — пишет она, — не желала спрашивать, что не понимала, а понять хотелось сразу». Непрестанная молитва и хождение перед Богом было ею оставлено. Преп. Мария Египетская, мы видели, очищала помыслы, а она, вот эта девушка, подходила так: «Удовольствие стало преобладающим фактором моей жизни», — пишет она. И она стала жить жизнью другой души, и удовольствия стали носить все более и более чувственный характер. Она не стала очищать помыслы, и получилось то, что она стала дерзкой, а она была очень мягкая, желала другим послужить, а тут стала груба, приходила в гнев и сердилась часто на маму. Раньше все это она терпела, как послушание Богу, а теперь в сквернословии изливала свой гнев на маму. Иногда приходила ей мысль удержать себя, но она все ее отталкивала, а потом научилась получать удовольствие во зле. Живя греховной душой, стала употреблять черное слово и, чувствую свободу, употребляла его с особым удовольствием. Она потеряла всякое желание служить другим — это человек с мягкой душой. Иногда появлялись и другие помыслы, иногда ее новая душа заговаривала в ней, но вместо того, чтобы ей внимать, она ее заглушала. Это неприятное напоминание совести ее раздражало, и она после долгого рассуждения решила, что с этим надо кончить, и она отказалась от святого служения. Тогда появилось осуждение всех добродетелей, тяжесть в разговорах о религии. Вот душа мягкая вдруг восприняла эту злобу оттого, что зажила не настоящей, не той душой… Сейчас же она стала унывать. Она с яростью вспоминала те дни, когда она встретилась с людьми, с которыми полагала начало на пути спасения и чувствовала в себе как занозу эти воспоминания, и не могла от них избавиться. Все это привело ее к сознанию своего падения. «Чувствовала падение, но выхода не видела», — пишет она о своем тогдашнем состоянии, — «Редко проходил день без мысли о самоубийстве. Скоро потеряла различие между добром и злом и стала отрицать самый грех.»

Но вот, наконец, мало-помалу, начала она прислушиваться к тому, что ей говорила настоящая душа. Упав, она встала, почувствовав, что у нее не тяжесть несения скорбей, но отсутствие покаяния, что для нее самая первая необходимость сознание своей полной греховности и сознание, что ничего она не может без Бога. «Нет, Господи, я все могу, но только в Тебе».

Вот, родные мои, так как мы теперь готовимся к Святой Пасхе, то нам надо помнить, что должны мы иметь борьбу, проводить все время в молитве и непрестанной памяти о том, что нужно ходить перед Богом, в терпении тех или других скорбей и само-укорении, но, главное, родные, в очищении своих помыслов. Не нужно думать: «Что из того, что я подумала?» Вот смотрите, что получилось из мягкого человека. И вот я желаю вам не так заключить тайный завет с Богом, но через очищение помыслов и несение скорбей идти путем покаяния к райскому блаженству, а на пути этого райского блаженства скоро нам предстанет райское богослужение.

И если вы так будете проходить эти две недели, то у вас будет настоящая радость. Пусть пример преп. Марии Египетской и этой сестры, что была мертва и пбкаялась, слава Богу, даст вам силы идти к Господу нашему Иисусу Христу. Ему же слава подобает, честь и поклонение.

Аминь

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Ныне Богочеловек нуждается в нашем участии, в нашей любви, как нуждается в этом в свое время каждый человек. Он, пришедший в мир, чтобы послужить нам, отдавший душу Свою за избавление многих, претерпевший ради нас оскорбления и заушения, предание и оставление всеми и позорную смерть — требует теперь нашей помощи, нашего участия в Его погребении. И сейчас Церковь с плачем и рыданием приносила Ему надгробное пение вместе с Иосифом, вместе с Никодимом. Но эти надгробные песни сопровождались и пронизывались другими песнями, пока еще тихими и невнятными, говорящими еще о будущем, но с несомненностью проповедующими Воскресение: «Сия Суббота есть Преблагословенная, в ней же Христос уснув, воскреснет тридневен». «Почто мира с мило-стивными слезами, о, ученицы, растворяете? Бли-стаяся во гробе Ангел мироносицам вещаще: Видите вы гроб и уразумейте, Спас бо воскресе от гроба», — воспевали мы еще на утрени и только что сейчас возглашали «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его» (Стих на аллилуиа Апостола). Еще глубже и внятнее песни Воскресения на сегодняшней вечерне и, далее, на литургии, где мы слышим радостный гимн Воскресения: «Воскресни Боже, судяй земли, яко Ты наследиши во всех языцех», а Евангелие этого дня уже вполне открывает радость Воскресения. Полунощница будет еще скорбной, но затем на утрени радость открывается вполне, и мы воспеваем победную песнь: «Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ». Такова и вся наша жизнь. Мы должны в ней идти в покаянии и сраспяться Христу. Иного пути нет. «В мире скорб-ни будете», — сказал нам Спаситель; и «тесными вратами» должны мы войти в жизнь вечную, «пространная врата и широк путь вводяй в пагубу, и мнози суть входящий ими». Но, идя этим путем, мы должны мало-помалу чувствовать и радость воскресения.

У Своего Гроба Христос дает нам жребий служения Ему.

Наша русская земля начинает ныне обыматься неверием, нас всячески поносят, хотят стереть с лица земли, хотят заставить отказаться от Христа, и здесь, у этого Гроба, мы все должны об этом подумать. Все мы должны понести крест и вместе с Господом пойти на Голгофу. Вот, если бы мы были духовны, если бы мы имели в нашей душе горячую пламенную веру, какая была у мучеников и преподобных, тогда, в эти наши дни скорбные, наша душа все более и более озарялась бы радостью и светом Христова Воскресения. Но мы, родные мои, ленивы и нерадивы. Как хорошо было бы, если бы мы все восплакали и возрыдали у этого Гроба. Это не значит, что христианство есть только плачь, только скорбь, только рыдание — нет, но радость христианства для нас закрыта грехами. Каждый из нас в отдельности, и вы, мои сослуживцы, и вы, мои духовные дети, и вы, богомольцы, и прежде всего я, грешный и недостойный; должны постараться очистить свой ум и помышления, и вступить в свой завет с Богом о котором я вам не раз говорил. И если мы пойдем этим путем, то будем постоянно мало-помалу испытывать и христианскую радость, также проникнет она и в нашу скорбную жизнь, как проникает она в это скорбное погребальное богослужение.

Иного пути нет.

Другое дело как каждый из нас пойдет, у каждого своя мера, есть у нас и сильные и слабые, но путь один.

А сейчас, памятуя о той радости, которую мы, может быть, и не имеем, постараемся приобщиться ей хотя бы через богослужение, составленное теми, кто шел настоящим путем христианина, составленное великими отцами.

Вот лежит Новый Завет, распятый Сын Человеческий, Богочеловек: «Да молчит всяка плоть человека и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет»…