— Хочу слышать твои стоны!

Я не в силах сдержаться, из меня вырывается рычание.

— Да! Вот так!

Его приказ подстегивает меня.

Требовательные руки крепко держат меня за талию. Я тесно прижата к нему. Он проникает в меня до самого конца. Я кричу. Я изгибаюсь.

Я сейчас взорвусь.

Он выходит из меня на пару сантиметров, а потом входит еще раз, и еще, ошеломляя меня серией жестких и мощных движений, заставляя визжать. При каждом движении его яички сталкиваются с моей киской, а когда он пальцем дотрагивается до моего распухшего клитора, я взвизгиваю. Кричу от наслаждения.

С каждой атакой он проникает в меня все глубже и глубже. Я возбуждаюсь и открываюсь еще больше, чтобы он полностью мной овладел. Прикосновение его нежной кожи без презерватива разжигает мою страсть. Жесткость его слов и его желание доводят меня до безумия.

При каждом толчке моя киска сжимается и всасывает его. Захватывает. Возбуждает. Слышу его частое дыхание, как с жаром сталкиваются наши тела, еще и еще…

Мне жарко.

Мне очень жарко.

Жар поднимается, иссушая все тело изнутри. Когда огонь доходит до головы, она закипает, и вместе с ней взрываюсь я. Я кричу, извиваюсь и, содрогаясь, замечаю, что у меня забрызганы ноги. Пытаюсь отстраниться от него. Но Эрик не отпускает меня. Он продолжает входить в меня до тех пор, пока я едва не теряю рассудок от сокрушительного оргазма.

Мое разбитое наслаждением тело прогибается, и после мощной атаки, еще больше придавливающей меня к спинке дивана, Эрик выходит из меня, упирается головой мне в спину и громко рычит. По моей попке что-то течет. Он распластывается на мне.

Некоторое время мы остаемся в такой позе. Он на мне. На моей спине. Наш учащенный пульс должен прийти в норму. Мы не в силах говорить. В комнате звучит песня «Девушка из Ипанемы».

Эрик освобождает меня, и я тоже поднимаюсь.

На мне только блузка. Он застегивает брюки и довольно улыбается. Ему понравилось, что мы занимались жестким сексом. Я это знаю. В моих жилах закипает кровь. Я возмущена. Не в силах контролировать себя, поднимаю руку и отвешиваю ему звонкую пощечину.

— Пошел вон! — требую я. — Это мой номер.

Он молча смотрит на меня.

Его глаза, которые еще несколько секунд назад смеялись, теперь холодны. Вернулся Айсмен, а это наихудшая версия Эрика. Не способная промолчать, я кричу:

— Кто ты такой, чтобы без спроса входить в мой номер?

Он не отвечает, и я продолжаю кричать:

— Кем ты себя возомнил? Почему ты так обращаешься со мной? Думаю… Я думаю, что ты ошибся насчет меня. Я не твоя шлюха…

— Что ты сказала?!

— Что слышал, Эрик, — продолжаю я, заметив в его глазах недоумение. — Я не твоя шлюха, чтобы ты входил и трахал меня тогда, когда тебе захочется. Для этого у тебя есть Аманда. Великолепная сеньорита Фишер, готовая сделать для тебя все, что ты только пожелаешь. Когда ты собирался мне сказать, что вы с ней вместе? Ты уже спланировал трио между нами, не посоветовавшись со мной?

Он не отвечает.

В его взгляде вижу злость, огонь и замешательство.

Его дыхание становится ровным, но глубоким. Я хочу, чтобы он ушел. Хочу, чтобы он исчез из моего номера, пока из меня опять не выскочила гадюка и не наговорила еще худших вещей.

Но Эрик не шевелится. Он ограничивается только взглядом. Разворачивается и уходит. Дверь за ним закрывается. Я невольно подношу руку ко рту и, не в силах сдержать эмоции, плачу.

Принимаю душ.

Мне нужно смыть с себя его запах.

Когда же выхожу из ванной, мне становится понятна одна вещь. Мне нужно срочно отсюда уехать. Открываю ноутбук и резервирую билет в Мадрид. В одиннадцать часов вечера я уже сижу в самолете, мысленно перечитывая записку, которую оставила для Эрика на кровати и которую, уверена, он прочтет.

«Сеньор Циммерман,

я вернусь в воскресенье вечером, чтобы продолжить нашу работу. Если вы решите меня уволить, дайте знать, чтобы я отменила поездку».

22

В пятницу я просыпаюсь и смотрю на часы. Не верю своим глазам: 13.07. Я столько проспала!

Хорошо, что сестра не наведалась — она еще не знает о моем возвращении. Не хочется ничего ей объяснять.

Выйдя из спальни, первым делом ищу мобильный телефон. Он спокойно лежит в сумочке. Пропущены два звонка от Ракель, два — от Фернандо и двенадцать — от Эрика. Вот это да!

Я не отвечаю ни на один из них. Не хочу ни с кем разговаривать.

Я снова начинаю злиться и решаю сделать генеральную уборку. Когда я в ярости, прибраться в квартире — лучшее лекарство.

В три часа дня мое жилище напоминает конюшню. Вещи в одном месте, моющее — в другом, мебель передвинута… но мне все равно. Я — королева этого дома, и сама здесь все решаю. Подпевая звучащей по радио песенке, я наконец забываю о том, что засело в моей голове.

Вдруг у меня просыпается дикое желание что-нибудь погладить. Глажу платье, юбку, две блузки, а когда перехожу к футболке, взгляд останавливается на лежащем на полу красном мячике. Я сразу же вспоминаю Курро, моего любимого Курро, и слезы застилают мне глаза… Но вдруг я визжу от боли. Я сильно обожгла руку утюгом.

Нервно смотрю на предплечье.

Оно красное, как футболка сборной Испании по футболу, и на нем отпечатался рисунок утюга с кружочками. Больно… больно… больно… Чертовски больно! Продолжая стонать от боли и размышляя над тем, подставить руку под холодную воду или помазать зубной пастой, скачу по квартире. В конце концов, умирая от боли, решаю вызвать «скорую».

В семь часов вечера я уже на осмотре у врача.

Да здравствует быстрота «скорой помощи»!

От боли у меня мелькают звездочки перед глазами. Милая женщина-врач осторожно поливает ожог какой-то жидкостью и накладывает повязку. Прописывает болеутоляющее и отправляет меня домой.

С неимоверной болью в перебинтованной руке отправляюсь искать аптеку.

Как это обычно бывает, ближайшая аптека — в какой-то глуши. Купив все необходимое, возвращаюсь домой, измученная и раздраженная болью. Подойдя к подъезду, слышу позади:

— Не вздумай больше уезжать, не предупредив меня.

Его голос меня парализует. Он злит меня, но в то же время придает сил. Мне нужно было его услышать.

Поворачиваюсь и вижу, что в метре от меня стоит мужчина, который сводит меня с ума. У него серьезное выражение лица. Не знаю почему, я поднимаю руку и с глазами, полными слез, говорю:

— Я обожгла руку утюгом, и она жутко болит.

Он меняется в лице.

Смотрит на повязку, затем на меня, и вся его самоуверенность пропадает. Айсмен исчезает, уступая место Эрику. Эрику, которого я обожаю.

— Боже мой, малышка, иди сюда.

Я подхожу, и он осторожно обнимает меня, стараясь не зацепить руку. Вдыхаю его аромат, и меня переполняет счастье. Несколько минут мы стоим не двигаясь, а потом я слегка шевелюсь, он приближает свои губы к моим и дарит мне короткий, но сладкий и нежный поцелуй.

Он никогда меня так не целовал. Наверное, это удивление отпечаталось на моем лице.

— Что с тобой?

Прихожу в себя и улыбаюсь.

Он поцеловал меня с нежностью!

Вручаю ему ключи от квартиры:

— Замок в подъезде сломан… дерни, и двери откроются.

Он делает то, о чем я попросила. Берет меня за руку, и мы поднимаемся на лифте. Открыв двери квартиры, он осматривается и бормочет:

— Что, черт возьми, здесь произошло?

Я улыбаюсь.

— Генеральная уборка, — отвечаю, осматривая окружающий нас хаос. — Когда я в гневе, меня это успокаивает.

Он тихо смеется и закрывает за собой дверь. Бросив на диван ремень, забываю о боли и поворачиваюсь к нему:

— Что ты здесь делаешь?

— Я волновался за тебя. Ты уехала без предупреждения и…

— Я оставила тебе записку, и, кроме того, ты был в отличной компании.

Эрик снова напрягается.

— Я не хочу больше слышать те унизительные вещи, которые ты говорила. Я имею в виду то, что ты моя шлюха. Ради бога, Джуд, конечно же, ты не моя шлюха! Ты никогда ею не была и не будешь, понятно? — Я киваю, и он продолжает: — Послушай, Джуд, разве ты до сих пор не поняла, что для меня секс — это игра и ты самая важная ее составляющая?