Альда терпеливо наблюдала за тем, как покупатель вертел и мял в руках седельную сумку. Он искал, к чему бы придраться, чтобы сбить цену, но Альда уже решила, что не станет уступать. В конце концов, семья Льессум занималась кожевенным делом и держала лавку на Длинном рынке только для отвода глаз. Никого ведь не удивит, что в мастерской кожевника множество ножей, резаков, пилок и шилец; а то, что никак не могло сойти за рабочий инструмент, просто прятали лучше. Мирному мастеровому ни к чему кинжалы, кольчуги и стрелы, к тому же со столь умело сделанными наконечниками и оперением, что летели совершенно бесшумно.

— Бурта отдаёт похожую за пять серебряных монет, — сказал наконец покупатель, так и не найдя у сумки недостатков.

Ещё бы он нашёл! Дядя Альды, Микас Льессум, десять лет как отошёл от настоящих дел из-за увечья, и занимался только кожами. Может, он был не самым выдающимся из наёмных убийц в их роду, но кожу тачал отменно.

— Мастер Бурта будет рад новому покупателю, — ответила Альда.

Покупатель всё же не выпускал сумку из рук. Он хотел сказать ещё что-то, но тут дверь в лавку распахнулась, и на пороге появился мальчишка-слуга. По голубому кушаку и Альда, и покупатель сразу поняли, что он был из Небесного дома. Покупатель подобрался и отступил вглубь лавки — колдуны из Небесного дома простому народу внушали такой ужас, что даже слуг их боялись.

— Мой господин хочет знать, готов ли его кошель с подвесками в виде солнца и месяца? — спросил слуга.

— Доделан вчера, — ответила Альда условленными словами.

— И чего ты ждёшь?! Доставь его в башню не позднее полудня.

— Я передам мастеру Кафасу, он сочтёт за честь лично поднести кошель господину Небесного дома.

Младший дядя, Кафас, был сейчас настоящим главой рода, и заказы, которые приходили от столь важных людей, исполнял тоже он.

— Нет, сказали, что принести должна девчонка! — слуга ткнул пальцем в Альду и, крутанувшись на каблуках, вышел из лавки.

Покупатель не стал больше торговаться, видимо, впечатлённый тем, что сам господин Небесного дома заказывал вещи у мастера Льессума.

Как только Альда выпроводила покупателя, сразу же заперла лавку и бросилась к задней двери.

Почему слуга сказал явиться именно ей? Даже дядю Кафаса, главу рода, редко приглашали в Небесный дом. Может, мальчишка ошибся? К тому же, Альда вернулась в Карталь лишь восемь дней назад.

— Ошибки нет и быть не может, — уверенно сказал дядя Кафас, когда Альда пересказала ему случившееся в лавке. — Слуги Небесного дома не позволяют себе ошибок. Господа хотят видеть именно тебя. Собирайся. Оденься получше, возьми кошель и ступай в Небесный дом.

Альда видела, что дядя, хотя и старался не подавать виду, был взволнован. Заказы от Небесного дома не были редкостью: колдуны много с кем вели борьбу, особенно с левым берегом, и в большинстве случаев убить врага было легче кинжалом, чем магией. Сталь не оставляла следов, ни к кому не могла привести — если, конечно, убийца знал своё дело. А Льессумы знали.

Дядю явно смутило то, что призвали не его, а Альду. Девицу девятнадцати лет вместо главы клана.

— Не бери с собой ничего подозрительного, — предупредил дядя. — Тебя обыщут, и руками, и золотой пылью.

В Небесный дом Альда пошла не самым коротким путём. Короткий пролегал по широкой улице, на которой не было лавок, а значит, не было и навесов, и пришлось бы тащиться по жаре. Поэтому Альда пошла вдоль реки, прячась в тени выстроившихся по её берегу домов.

Когда из переулка ей наперерез вынырнула тёмная фигура, Альда резко отпрыгнула в сторону, инстинктивно отвела руку для удара, но остановилась.

— Что ты тут делаешь? — прошипела она.

Тервел, чуть вспотевший от бега, но ни капли не запыхавшийся, пожал плечами:

— Понятно что: иду с тобой!

— Тебя никто не звал! Даже дядю не звали…

— Именно поэтому я решил, что нельзя отпускать тебя одну.

— Тебя и на порог не пустят.

— Посмотрим! — улыбнулся Тервел.

Дорога с ним была не такой долгой и скучной. Они не разговаривали, просто за тринадцать лет Альда привыкла к тому, что Тервел был рядом.

Тервела, к удивлению Альды, всё же пропустили за высокие расписные ворота Небесного дома. Слуга, по традиции осыпав гостей с ног до головы золотой пылью, проводил их через большой двор к незаметной боковой дверце. За ней их ждал пышно разодетый мужчина. Он высокомерно махнул рукой в сторону Тервела:

— Твой слуга? Пусть дожидается здесь!

— Это мой брат, — ответила Альда, надеясь, что Тервела всё же впустят. Она была обучена бесчисленным техникам убийств, и мало чего боялась, но внутри Небесного дома ей делалось жутко.

Она сомневалась, что её поведут к самому первому господину, — много чести! — но Иммед Дзоддиви был одним из самых опасных людей в столице. На всех землях до самого Грозового моря нашлось бы не более двух чародеев, кто бы сравнился бы с ним. И младшие господа Небесного дома были ему под стать.

Толстяк присмотрелся.

— Нет. Этот юноша не может быть твоим братом. Он с Красных равнин, — добавил он презрительно.

— Он мой названный брат, — поправилась Альда.

— Он не может войти. Ждут девицу из рода Льессум.

Альда не стала ничего говорить. Ей достаточно было взглянуть на Тервела, чтобы он всё понял: не здесь и не сейчас.

К людям с Красных равнин в Картале относились пренебрежительно, и Тервел выбил немало зубов по этому самому поводу. Кочующие племена с Красных равнин считались варварскими; многие говорили, что кочевники так глупы, что их невозможно обучить читать, сколько ни бейся. Людей, живших на Красных равнинах, подобное отношение нисколько не волновало, потому что они никогда почти не сталкивались с жителями столицы и прочих городов. Но пятнадцать лет назад дождливое лето, наводнения и мор среди скота вынудили тысячи людей с севера бежать в города, чтобы не погибнуть с голоду. Кто-то находил работу, кто-то воровал, кто-то продавал детей в рабство, кто-то просил подаяние… Тервел умирал от голода на улице. Он плохо знал свободный язык, сумел объяснить лишь, что потерял мать в толпе четыре дня назад, а отец и братья давно умерли. Ему было семь или восемь, он и сам не знал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дядя Микас привёл его в дом из жалости, думая накормить, подлечить и отправить потом в сиротский дом, но родители Альды, присмотревшись, решили взять его в семью и воспитать как сына. Ими двигал больше расчёт: рождение Альды сильно подорвало здоровье матери, и со временем стало ясно, что второго ребёнка ей не выносить, а её мужу нужен был сын, которому он мог передать свои умения. Про Альду они уже знали, что она скоро их покинет и войдёт в блистательный Изумрудный дом, — правда, этому не суждено было сбыться…

Толстяк прислужник всё вёл и вёл Альду по длинным переходам, пока они не оказались наконец в зале с потолком высоким, как в храме. В дальнем конце на кресле роскошном, словно это был царский трон, восседал Иммед Дзоддиви.

Это всё же был первый господин. Сам первый господин Небесного дома!

Альда никогда раньше не видела его вблизи, но узнала по описаниям. Иммед Дзоддиви был высоким и худым, и на голове его, как и на лице, не было ни единого волоска. По слухам, он в ранней юности допустил ошибку, проводя какой-то ритуал, и магия сожгла всю его кожу; он сумел нарастить её, но вот ресницы, брови и прочее вернуть не удалось.

Пока Альда шла к нему по длинному залу, Дозддиви ни разу не шевельнулся. Если бы не обострённое чутьё убийцы, Альда могла бы решить, что перед ней искусное изваяние. Колдун даже не моргал.

Неподвижность стоявшего рядом с ним старика не была настолько мертвенной.

Подойдя ближе Альда узнала второго… Она не видела его больше десяти лет, и он сильно постарел. Но глаза не изменились: всё те же сухие веки, как у змеи, и безумный взгляд, обращённый внутрь. Безумный Шкезе… Альда знала, что его взял под свою защиту Небесный дом, знала, что он сделался десятым господином, но не предполагала, что этот безумец пользовался таким доверием главы дома, чтобы стоять рядом, когда тот призывает клятвенных убийц.