Старик мог быть гордым потомком придворного историка царства Ци, «достойного», чья семья сохранила секретное учение для последующих поколений. Согласно военному историку, генералу Сюй Пэй-гэню, такое предположение основывается на хорошем знании местности — настолько детальном, что старец отождествил себя с большой желтой скалой (хуан ши), отсюда и произошло название книги: «Три стратегии Князя Желтой скалы». Так как Ци было одним из последних царств, завоеванных печально известной Цинь, Князь Желтой скалы вполне мог желать погибели ненавистной династии. Передача важнейшей книги по стратегии молодому беглецу, на которого охотились за попытку покушения на императора, была бы, в таком случае, весьма подходящим жестом.

Существует, таким образом, пять основных теорий происхождения «Трех стратегий». Первая, традиционная и описанная выше, приписывает их самому Тай-гуну. Вторая является вариацией первой и приписывает текст его ученикам или военным последователям. Она предполагает, что изначальный текст со временем подвергся обширной переработке в пред-циньский период, что объясняет устаревший характер идей и концепций и возможность его влияния на Сунь-цзы и Вэй Ляо-цзы (а не наоборот). Третья полагает, что под влиянием сочинений Тай-гуна Хуан Ши-гун сам написал книгу незадолго до известных событий. Это объяснило бы также концепцию книги и ее язык, а особенно — явно просматривающееся влияние даосизма. Четвертая версия, отождествляемая преимущественно с консервативными учеными классической школы, утверждает, что книга — подцепка периода Вэй-Цзинь (220–420 гг. до н. э.) или даже еще более поздняя. Некоторые ученые, такие, как, например, Чжэн Юань, считали «Три стратегии» «изобилующей пустыми словами даосизма и потому бесполезной книгой», другие подвергали ее критике за жестокость или нападали на безыскусность языка.

Наконец, последняя теория принадлежит современному ученому Сюй Бао-линю, который, основываясь на концепциях, языке и исторических ссылках, содержащихся в тексте, приходит к выводу, что сочинение написано около конца периода Ранней Хань, возможно, отшельником — последователем школы Хуан-Лао, прекрасно знавшим военное дело. Далее, по его мнению, книгой, переданной Чжан Ляну, были не «Три стратегии», а «Шесть секретных учений», отражающие военную мысль Тай-гуна — как об этом и сказано у Сыма Цяня во включенной в «Ши цзи» биографии. (Книга Хуан Ши-гуна, известная сейчас как «Три стратегии Хуан Ши-гуна», изначально называлась «Записи Хуан Ши-гуна» и обрела нынешнее название лишь при династии Суй). Это объясняет упоминание могущественных фамилий, узурпировавших власть, преобладание, среди всего прочего, идей школы Хуан-Лао, а также заострение внимания на государственных делах во время мира. Хотя аргументы Сюя и кажутся несколько натянутыми, при отсутствии археологических свидетельств обратного, его общие выводы, полагаем, должны быть, все-таки, приняты, а «Три стратегии» — признаны последним из подлинно древних сочинений, созданным на рубеже старой и новой эры[84].

Стиль «Трех стратегий» гораздо мягче в сравнении с «Шестью секретными учениями» и другими сочинениями, авторство которых установлено, — быть может оттого, что многотрудная и монументальная задача объединения империи и установления просвещенного правления была уже выполнена династией Хань. Хотя многие темы и идеи предыдущих пяти военных канонов также нашли отражение в «Трех стратегиях», основное внимание здесь уделяется управлению, а также военной администрации и контролю. За исключением короткого пассажа, развивающего теорию «сильных позиций», в целом стратегия кампании и тактика боя почти не обсуждаются. Вместо этого в тексте подробно рассматриваются концепции управления, организации сил и объединения народа; характеристики способного полководца; методы создания прочной материальной базы; мотивация подчиненных и солдат; применение наград и наказаний; пути проявления величия и вопрос о равновесии между твердым и мягким.

Четыре основных линии рассуждения — их различия явно примиряются, и в конечном счете они удивительным образом сплетаются воедино — ясно прослеживаются в «Трех стратегиях». Дальнейшие исследования требуются, чтобы определить, намеренно ли автор создал такой синтез на новой интеллектуальной основе идей школы Хуан-Лао, как заявляет Сюй Бао-линь, или современные исследователи лишь поддаются искушению усматривать целостность там, где ее нет, после длительных размышлений и обширного анализа текста. Вообще говоря, фундаментальные понятия конфуцианства— такие, как справедливость, гуманное правление, обеспечение благосостояния народа, правление с помощью добродетели, использование достойных — лежат в основе всего сочинения.

Основные меры, предлагавшиеся легистами— такие, как укрепление государства, суровое насаждение законов, строгое применение наград и наказаний, твердая власть и авторитет правителя — дополняют по сути конфуцианскую концепцию сочинения, что делает его по духу и взглядам ближе скорее Сюнь-цзы, чем Конфуцию и Мэн-цзы. Даосские идеи, воспевающие пассивность, гармоничность, отсутствие соперничества, сохранение жизни, Дао и Дэ (добродетель), и осуждающие зло войны — пронизывают книгу. Однако они достаточно модифицированы, и в тексте мы находим тому подтверждение— утверждается принцип справедливой войны и борьбы за гармонию.

Сочинения предшествующих военных стратегов— особенно «Вэй Ляо-цзы» и «Шесть секретных учений» (которое иногда упоминается как «Военные речи») — дают основные концепции управления, организации и контроля. Многие из слившихся воедино конфуцианских и легистских политических воззрений, таких, как утверждение народа в качестве основы и строгое применение наград и наказаний, насчитывали уже долгую традицию среди стратегов ко времени создания текста. Некоторые из них достигают в «Трех стратегиях» своего апогея. Несомненно, что текст в философском плане гораздо замысловатее обычных сочинений по военному управлению. Безусловно, он требует дальнейшего изучения. Мы вынуждены оставить детальный анализ для специальных монографий, и предпослать ему лишь краткое перечисление наиболее ярких моментов в качестве введения в мир Хуан Ши-гуна.

В своем нынешнем виде сочинение состоит из трех частей, названных в традиционной манере «высшей», «срединной» и «низшей». К сожалению, возможны две интерпретации данных терминов: это обозначение или места в сочинении, или первенства в приоритетах. Пассаж в самой книге, который скорее может быть интерполяцией комментатора, чем отражением мысли автора, показывает, что каждая часть необходимо соответствует определенному периоду нравственного и политического упадка. Не существует никаких указаний на то, что иерархия глав может соотноситься с различными типами правления и «эпохами добродетели», как можно было бы ожидать.

В течение тысячелетий китайские интеллектуалы рассматривали историю через призму повторяющихся династийных циклов, накладывающихся на подлежащую им модель нравственного упадка. Начиная с эпохи совершенномудрых императоров, цивилизация становилась все многограннее, притворнее и порочнее, что достигло своей кульминации в период, когда случайные люди узурпировали власть, и ученым пришлось создавать и развивать концепцию добродетели в тщетной попытке обуздать зло. Каждая философская школа трактовала этот упадок со своей, удобной ей, точки зрения, в предельно упрощенной форме, конфуцианцы считали создание культуры и цивилизации важнейшей заслугой мудрецов и легендарных героев прошлого, средством достижения и сохранения порядка в обществе, где добродетель должна преобладать, а нравственность — править. Даосы, во главе с Лао-цзы, порицали концепции добродетели и задач цивилизации, считая, что они лишь способствовали ускорению упадка спонтанности, простоты и естественной гармонии. Легисты извлекли другой урок из этого падения, рассматривая его как доказательство необходимости драконовских мер: закон и власть должны препятствовать беспорядкам в обществе, способствовать созданию сильного государства и гарантировать безопасность правителя.