Мира вспомнила разговор с Реем, который произошел в самый разгар холодов. Тогда они лежали в объятиях друг друга на жаркой печи и разговаривали.

— Не хочу показаться грубым, — вдруг произнес он, задумчиво накручивая ее локон на длинный палец. — Но ваш князь сам виноват в том, что мы нападаем.

Мира возмущенно подскочила и, упершись ладонями в его обнаженную грудь, спросила:

— Это еще почему?!

Он завороженно смотрел в ее рассерженное лицо и молчал. Мира пихнула его.

— Рей! Почему ты так говоришь?

— Когда ты так на меня смотришь, я забываю ваши слова, — он улыбнулся, и Мира сама готова была прекратить спор, но уж слишком сказанное ее задело.

— Ты все прекрасно помнишь, — сощурилась она, призывая остатки самообладания, чтобы не приникнуть к его губам.

Мужчина улыбнулся, но потом стал серьезным и объяснил:

— Ваш князь мог бы оставить несколько отрядов дружины, которая патрулировала бы берег, но вместо этого — что?

— Что? — спросила так, словно не понимала, к чему он клонит.

— Вы полностью открыты, незащищены. Ты заметила, что мы никогда не нападаем на купцов из других стран? Никогда не разрушаем Прибрежный град, грабим только поселения вятичей.

Глубокая морщина прорезала лоб Мирославы. Она отстранилась от Рейчара и обняла колени руками.

— А ты заметил, что я обычная селянка? Откуда я могла это знать? Для нас вы всегда были чудовищами…

— Эй, Мир, ну иди ко мне, давай же, — он погладил ее по спине.

Она поддалась этой ласке и снова легла рядом, положив голову на грудь. В тот момент она казалась самым уютным местом на всем белом свете.

— Во-первых, тебе очень далеко от обычной селянки, у меня иногда от твоей близости волоски по всему телу приподнимаются. А во-вторых, мы действительно никогда не нападаем на другие народы. Знаем, что последует ответный удар. А от вас — нет.

Мира вздохнула.

— Дедушка когда-то рассказывал нам, малышам, что прапрапрадед нашего князя Беримира захотел сделать сторожевую башню, в которой жили бы дружинники и охраняли наши земли…

— И почему же не построил? — его руки легко порхали по ее горячему обнаженному телу, чуть касаясь подушечками пальцев мягкой кожи.

— А он простроил. Высокий каменный форпост. Но первой же зимой гигантская ледяная волна смыла все. С тех пор там остались лишь развалины, которые барды используют как площадку для выступления и развлечения толпы, — Мира надолго задумалась, уткнувшись макушкой ему в подмышку. — Знаешь, иногда мне кажется, что боги против того, чтобы мы жили на этих землях… Слишком суровые и длинные у нас зимы, слишком короткие лета…

— Но почему ваш князь не выделит несколько отрядов, чтобы охранять береговую линию? Они могли бы обходить ее и не допустить того, чтобы мы высаживались на ваших берегах.

Мира вздохнула.

— Возможно, по той же причине, по которой у нас до сих пор не строят свои ладьи и не ходят на них торговать в другие земли.

— Это еще по какой?

— Не хватает людей, не хватает материалов, не хватает денег на то, чтобы нанять опытных кораблестроителей… По крайней мере, так говорят мужики у нас в Топях, а как на самом деле — откуда же я могу знать?

— Можно найти кучу отговорок, почему ваш Беримир не защищает свой народ. Но он этого не делает!

Мира тогда ничего не ответила. В этом вопросе она была на стороне своего князя, но все же червячок сомнения закрался после слов монойца. Действительно, почему князь ничего не делает для их защиты? То, что он оказался с дружиной рядом, когда они в нем нуждались — чистая случайность. Или ему легче сносить не такие уж и частые набеги врагов на простых, босоногих, как когда-то сказал Рей, северян, чем выставить для их защиты воинов?

Резкий окрик выдернул Миру из воспоминаний:

— Куда прешь?! — вопил какой-то толстый мужик на другого, неудачно попытавшегося объехать его телегу. Раздался треск — от повозки кричавшего отвалилось колесо. Мира скривилась и постаралась скорее покинуть место конфликта. Ей становилось от этого не по себе. Нужно найти свободное место и начать разведывать обстановку. Все-таки главная цель поездки состояла вовсе не в желании подзаработать. В покрытой тканью телеге сидел Рейчар, которого предстояло посадить на любое торговое судно.

Мира старалась не думать, не прислушиваться к тому, что происходит у нее внутри. Не обращать внимания на то, как болезненно сжимается сердце каждый раз, когда Рей смотрит на нее. После того злополучного разговора, во время которого он предложил ей ехать с ним, они больше не засыпали вместе. Она отстранилась от него. Загородилась всеми стенами, которые только смогла возвести. А он только глядел на нее, не предпринимая больше попыток поговорить. И в этом взгляде сквозила беспомощность. Странно видеть такое выражение на мужественном лице. Оно как будто вовсе не предназначалось для таких эмоций. Однако они были. Мира чувствовала их, но ничего не могла поделать ни с собой, ни со всей этой ситуацией. Так будет лучше и ей, и ему. Их жизни слишком разные. И то, что они пересеклись однажды, ничего не значит. Ей казалось, он это тоже прекрасно понимал. Иначе вел бы себя настойчивее.

Но нет, он больше ни разу к ней не подошел, не обнял и не поцеловал. И хотя одна часть Миры оказалась эму рада — лучше отвыкать уже сейчас, не так больно будет при расставании, другая ее часть безмолвно кричала от желания хотя бы взять его за руку.

Она подвела телегу к окраине спонтанно возникшего городка, к самому лесу, и, убедившись, что никому не мешает, принялась распрягать лошадь. Ближайшая соседка, завидев ее, приветливо помахала рукой и направилась знакомиться. Мира отвернулась, чтобы та не заметила ее недовольное выражение лица. Она прекрасно понимала, что расспросов все равно не избежать, но не думала, что ими кто-то заинтересуется так скоро.

— Ванда, — представилась женщина. Высокая, сухая, две косы оплетают голову.

— Мирослава, — улыбнулась она в ответ.

— Покупать аль продавать приехала?

— Всего понемногу, — не стала вдаваться в подробности Мира. — С мужем ехали, а он по дороге захворал, лежит с лихорадкой в телеге.

При этих словах Рей, которого от них отделяла лишь натянутая ткань, демонстративно раскашлялся.

Они понимали, что в таком городке вряд ли удастся скрыть присутствие человека, поэтому сразу заранее придумали легенду, чтобы ни у кого вокруг не возникло вопросов, если Рея кто-то заметит. Главное, чтобы он не снимал капюшон. А к больному человеку никто первым не полезет.

— Ох, бедняга, — всплеснула рукам Ванда. — Немудрено, погода еще не устоялась. Ну, коль чем подсобить надо, обращайся!

Она развернулась, чтобы уйти к своему шалашу, как Мира окликнула ее:

— Ванда! А не знаешь ли, что говорят, купцы уже прибывают?

— Так вчера несколько ладей уже пришли, во-о-о-он там, — она показала пальцем на море.

И вправду Мира увидела там несколько больших суден, которые остановились поодаль от берега. От этого кольнуло в груди. Неужели он вправду ее покинет? Умом она понимала это, но все равно трудно было поверить в то, что она вот-вот лишится какой-то слишком важной части своей жизни.

— А где найти самих купцов?

Женщина рассмеялась.

— В первый раз тут?

Мира опустила глаза.

— В третий, но все равно очень непривычно пока.

— Так на звук иди! Где бойче всего торговля разошлась, где горлопанят да народу полно — там чужестранцев этих и найдешь.

Мира еще раз улыбнулась и поблагодарила женщину. Решив не тянуть кота за хвост, она заглянула в телегу. Два черных глаза мелькнули под капюшоном в свете заходящего солнца.

— Жди здесь, я попробую договориться с кем-то из них.

По его недовольному выражению лица она поняла, что он хотел бы сделать это сам. Трудно доверять кому-то в столь важном деле, но просто так разгуливать монойцу даже в капюшоне слишком опасно. Он протянул ей свой нож, заранее обернутый в мешковину. Это оружие, по словам Рея, стоило очень дорого. Именно оно должно было купить ему место на торговом судне, а значит — жизнь и свободу.