Жозэ снова позвонил в Париж, поговорил с д'Аржаном. Ничего нового. Много шуток, много гипотез, ничего точного. В парижских литературных кругах все ошеломлены.
Даже самые серьёзные литературные журналы собираются послать в Муассак своих корреспондентов. С тревогой говорят, что затронут престиж всей французской литературы. Д'Аржан напомнил Жозэ слова Гастона Симони: Мы присудили премию преступнику! Это символично.
За ужином учитель не появился. Жино сказал репортёру, что Рессек иногда ест только один раз в день. И не из соображений экономии, а чтобы не терять времени.
Часов в пять он съедал бутерброд и, заперевшись в комнате, углублялся в огромные книги по археологии. Он готовил монографию о монастыре. Жино видел в комнате преподавателя толстые тетради, исписанные мелким почерком. Такого ещё никто не написал, — утверждал Рессек.
Жозэ поднялся к себе в номер.
С нижнего этажа, из зала, до него доносился гул голосов.
Игроки в карты, в домино — обычные вечерние посетители. Жозэ довольно долго проторчал с ними в надежде что-нибудь узнать. Но все без толку. Люди лишь повторяли написанное в газетах. По правде говоря, они букиниста не знали и не слышали о нем до самой его трагической гибели. Кто бывал в захламлённой лавке на улице Кабретт? Очень немногие. Безденежные школьники, мечтавшие раздобыть у букиниста по дешёвке недостающий том Трех мушкетёров или откопать какой-нибудь приключенческий роман. Редкие туристы, привлечённые в Муассак меланхоличным очарованием старинного монастыря да соседними с ним древними домишками. И ещё учитель Рессек… Да, он время от времени навещал старика Мюэ. Наверное, рылся среди потрёпанных книг в надежде обнаружить среди всякой макулатуры какую-нибудь редкость.
Рессек много беседовал со старым букинистом. Они спорили о капителях монастыря — к какому веку они относятся: к одиннадцатому или двенадцатому? По мнению Гюстава Мюэ, они были воздвигнуты в двенадцатом веке, никак не раньше. Рессек был убеждён, что капители старше и творение аббата Анскитиля хорошо сохранилось до наших дней.
Очень серьёзный, важный вопрос.
О чем сейчас думал учитель, склонившись над своей рукописью и над археологическими трудами? Одним клеветником стало меньше. Отныне букинист лишён возможности отстаивать свою версию о двенадцатом веке.
Жозэ пожал плечами. Преступление из-за какой-то капители!
Конечно, бывает всякое, не исключено и это. Человек, одержимый страстью к науке, может убить. Случались и более поразительные вещи.
Ну, а как же все остальное? Роман? Гонкуровская премия? Злосчастное Молчание Гарпократа?
Жозэ прислушался.
Гул голосов внизу постепенно стихал. Посетители кафе, и те, что приходили выпить, и те, что поиграть в карты, расходились, растворяясь в холодном тумане. В такую погоду люди не засиживаются в кафе. Да и вообще в маленьких городках любят в десять часов запереться в своей квартире на хороший замок и лечь в постель. Жино, его фамилия была Роберти, наверное, протирал мраморные столики и наспех подметал пол. Основательную уборку он делал по утрам. А его жена подсчитывала доходы.
Скоро они поднимутся к себе в спальню.
Из-за стены доносились едва слышные звуки: поскрипывание стула, глухие шорохи.
Вот, кажется, взяли книгу и положили её на стопку других.
Жозэ достал авторучку, записную книжку и, следуя своему излюбленному методу, записал: Бари родился в Муассаке. (Совпадение?) Убийца интересуется мной.
Убийца интересуется Пари-Нувель.
Убийца интересуется поэзией.
Интересуется ли он архитектурой?
Богат ли был старик Мюэ? Жозэ, отложив ручку, перечитывал написанное, когда на лестнице раздались торопливые шаги. В номер постучали, и Жозэ открыл дверь. Перед ним стоял Жино.
— Там пришёл жандарм. Он просит извинить его за беспокойство, но говорит, что ему необходимо срочно повидаться с вами, так как у него к вам серьёзное поручение.
— Ладно, сейчас спущусь, — ответил Жозэ, возвращаясь в комнату за плащом, — кстати, я все равно собирался выйти.
Жандарм пришёл по поручению следователя, который дожидается Жозэ в полицейском участке. Он должен сообщить Жозэ что-то очень важное. Черт побери, неужели есть какие-то новости, — подумал Жозэ и ускорил шаг вслед за жандармом.
Следователь Рамонду, нахмурившись и скрестив руки на груди, стоял у железной печки. Взглянув на его мрачное лицо, репортёр сразу же догадался, что новости, может, и есть, но вряд ли они прояснят дело.
— Добрый вечер, Робен. Садитесь. Ну и погодка!
— Добрый вечер, мосье Рамонду. Как дела?
Следователь пожал плечами и ничего не ответил.
— Вы напали на след? — продолжал расспрашивать репортёр.
— Не-ет, — проговорил следователь. — Никакого следа, есть одна бумажка, ещё одна бумажка, которая вас очень заинтересует…
— Какая?
Следователь помахал перед глазами репортёра довольно плотным желтоватым листком.
— Нате-ка почитайте!
Репортёр осторожно взял листок.
И вздрогнул.
На бумажке было неумело выведено печатными буквами: Тому, кто сунет свой нос.
А ниже несколькими штрихами были нарисованы череп и кости.
— Это шутка, — сказал Жозэ. — Где вы это нашли?
Следователь ухмыльнулся и погладил свою бородку. Ошеломлённый вид журналиста доставлял ему, казалось, горькое удовольствие.
— Если бы я подобрал этот листок на улице, я мог бы, как и вы, сказать, что это шутка. Но я, вернее не я, а судебно-медицинский эксперт, обнаружил его в кармане убитого!
Жозэ опустил голову.
— Каково? Ну, что вы теперь скажете, сыщик-любитель? Это похоже на угрозу.
Сформулировано грубо, но чётко. Прекратите, мол, ваше расследование, иначе…
— Ну, хорошо, мосье Рамонду, а в котором часу была найдена эта… любовная записка?
— Только что. Эксперт хотел внести в свой акт некоторые уточнения. Я просил его подробно описать, как были произведены выстрелы. У него возникли сомнения, и он пошёл снова осмотреть труп. Тут-то, совершенно случайно, он заметил, что из жилетного кармана мертвеца высовывается край белой бумажки. Это и была любовная записка, как вы её назвали.
— Но ведь все карманы были осмотрены раньше?
— Конечно, это первое, что делают жандармы.
Следователь опять ухмыльнулся.
— Значит, вы хотите сказать, — медленно проговорил Жозэ, — что эта бумажка была всунута в карман мертвецу совсем недавно?
— По-видимому, так. Хотя жандармы, стоящие на карауле, уверяют меня, что в морг никто не заходил, не считая, конечно, тех, кто должен там бывать по долгу службы.
— Он приехал сюда, — стиснув зубы, сказал Жозэ.
— Что вы сказали? — оживился следователь.
— Ничего, просто сказал, что это меня очень заинтриговало.
— И меня тоже!
Толстячок принялся расхаживать по кабинету. Он то скрещивал руки на груди, то разнимал их, вздыхал, сжимал кулаки.
— Я дал указание просмотреть регистрационные карточки в гостиницах, расспросил соседей — ничего. Никаких улик. Скажу вам откровенно, все покрыто мраком. Я, понятно, не прошу вас так же откровенно высказываться в ваших репортажах, но это факт. Вы-то хоть напали на какой-нибудь след?
— Нет, мне кажется, что я продвинулся не больше вашего.
— Вообще, я ничего не понимаю в этом деле. В нем замешаны парижане, пусть они и распутывают.
Следователь остановился и положил руку на плечо Жозэ.
— Знаете, будьте поосторожнее. Всем известно, что вы большой дока в подобных делах. Ваша газета вас очень расхвалила… Я того же мнения… Только теперь вам надо остерегаться. Никогда не знаешь, что тебя ждёт. Я был бы крайне огорчён…
Жозэ улыбнулся.
— Вы думаете, этот господин хочет у меня отбить охоту заниматься этим делом?
— Я вам повторяю, никогда не знаешь…
— Нет, — Жозэ тряхнул головой, — мне кажется, все как раз наоборот: этот господин нуждается во мне. …