Внизу около дюжины человек вовсю орудовали тяжелыми двуручными мечами, действуя не столько с умением, сколько с энтузиазмом. В мгновение ока двое из дерущихся уже оказались на земле. Послышались стоны и проклятия. На снег потекла кровь, окрашенная луной в черный цвет.

Бой продолжался недолго. Одна из сторон, решив, что с нее хватит, по сигналу бросилась наутек. Вторая, словно стая гончих, почувствовав добычу, бросилась вдогонку. Два человека остались неподвижно лежать на снегу; еще один поковылял прочь, опираясь на меч как на костыль и зажимая рукой рану на боку.

Аристократ и асассин отошли от окна.

— Эти банды черни просто наводнили город в последнее время, — сказал человек в черном бархате. — И все орудуют этими двуручными тесаками. Да, в былые времена настоящие мужчины встречались в поединках на палашах или даже шпагах. И он прикоснулся к рукоятке своего изящного клинка.

— Былые времена были куда более изящны, — согласился Нистур. — Единственным преимуществом выбора этих ребят является возможность в короткое время нанести максимальный урон при минимуме умения. Для людей, которых мы только что видели, это главное. Я ведь тоже пользуюсь довольно старомодным оружием.

Нистур кивнул в сторону стоящего в углу комнаты меча. Перевязь была обмотана вокруг ножен и спиралью спускалась на пол. Этот клинок не был ни тонкой рапирой аристократа, ни двуручным мастодонтом уличных бузотеров. Не был он похож ни на длинный прямой широкий меч — излюбленное оружие пехоты в строю, ни на палаш матроса. Это был клинок средней длины, быть может, на три пальца длиннее двух футов, с глубокой вогнутой гардой. Рядом с мечом лежал на полу и маленький кованый щит, выдающийся вперед заостренным конусом не более фута в диаметре.

— Да, глубокая гарда теперь не в моде, — согласился аристократ. — Но, по крайней мере, это оружие благородного человека. Обоюдоострый? — деловито поинтересовался он.

Высший свет Тарсиса традиционно отождествлял себя с рыцарской, воинской аристократией. И хотя на самом деле защита города еще много поколений назад была отдана наемным профессионалам, среди благородных горожан считалось достойным мужчины заниматься воинским искусством и уж по крайней мере разбираться в оружии.

— Нет, заточен с одной стороны, — коротко ответил Нистур и добавил:

— Его выковали двести лет назад гномы из клана Дробителей Наковален.

— Да, они знали толк в своем деле, — подтвердил аристократ. — У меня есть кое-что из их произведений в домашней коллекции. Ну да ладно, перейдем к делу. Похоже, дело свое ты знаешь, и теперь тебе известно и имя жер… скажем, объекта приложения твоих знаний. Что-нибудь еще тебе нужно?

— Я, конечно, сомневаюсь, стоит ли беспокоить столь благородного господина по таким пустякам, — закрутил фразу Нистур, — но остался вопрос вознаграждения.

— Вот, — с гримасой презрения посетитель извлек из складок плаща небольшой мешочек и положил его на стол, — здесь половина, как договорено. Выполнишь задание — сообщи трактирщику и получишь остальное.

Торговаться не имело смысла. Плата за такие услуги устанавливалась по древнему обычаю, оставаясь неизменной уже несколько веков.

— Еще одно дело, — продолжил аристократ. — Пустяк, но я хочу, чтобы оно было выполнено.

— Что именно? — поинтересовался Нистур.

— На этом человеке — очень необычные доспехи. Выполнив свое задание, потрудись снять их с него и передать мне. Можешь получить за это надбавку к плате за работу.

Нистур вспыхнул от негодования.

— Господин, вы меня оскорбляете! Я — асассин с высокой репутацией, и я не занимаюсь мародерством. Признаю, что для героев и даже рыцарей снять латы с поверженного противника, столь же благородного и знатного, — обычное дело. Но это возможно только на поле боя, после открытого поединка. Для человека моей профессии это было бы деградацией. Я уверен, что у вас найдется немало слуг, которые с превеликим удовольствием сделают это по вашему требованию. Но меня — увольте.

Человек в бархате, казалось, с трудом сдерживает себя от гневного взрыва.

— Ну что ж, если ты о себе такого высокого мнения… Ладно, просто выполни работу, и получишь оставшиеся деньги.

— Именно это я и предполагал сделать, — сказал Нистур. — Вы сами узнаете о том, что заказ выполнен. Не сомневаюсь, что у вас в городе найдется немало добросовестных осведомителей. Деньги пришлите сюда.

— Как хочешь, — согласился аристократ, поправляя маску на лице. — Надеюсь больше с тобой, не встречаться. Лучше, если ты исчезнешь из города, как только получишь свои кровавые деньги, убийца.

— Даже не знаю, что, кроме вашего общества, удерживало бы меня в этом городе по окончании работы, — подчеркнуто вежливо ответил Нистур.

Человек в черном бархате резко развернулся и, сверкнув серебристой отделкой плаща, исчез в темном коридоре.

Дверь закрылась, Нистур вздохнул. С того дня, когда он занялся этой работой, он понял, что ему суждено выполнять заказы таких людей. Этот человек был бы рад убить самого Нистура по окончании дела. Быть может, это попытается сделать человек, передающий деньги. Такие люди много говорят о чести, но действуют, опираясь на ее законы, только когда общаются с равными и когда это явно идет им на пользу. Не в меру нечестных клиентов часто приходилось карать за нарушение слова — не из тяги к справедливости, а просто из стремления спасти свою жизнь.

Вновь наполнив кубок вином, он подошел к окну. Попытавшись продолжить сочинение поэмы, Нистур обнаружил, что первые строчки вылетели из памяти. Ну и пусть, поэт-убийца пожал плечами. Тарсис в его глазах не заслуживал теперь и пары куплетов. Пусть он исчезнет и останется забытым.

Ночная стража уже утащила куда-то тела двух погибших в недавней стычке. На снегу остались лишь черные лужи крови. Луна ярко освещала все вокруг, но одновременно лишала мир красок, делая его черно-серебристым. Нистур обнаружил, что в его мозгу родилось другое произведение — что-то в стиле элегантного, изящного пятистишья истарских стихотворцев.

Весьма удовлетворенный удачным упражнением своего дара, Нистур подготовился к выполнению полученного заказа.

Привычным движением его рука скользнула за застежку куртки и легла на рукоятку висящего на шее обоюдоострого кинжала. Затем другой рукой он прикоснулся к чуть торчащей из-за отворота правого сапога плоской костяной ручке длинной, тонкой, как шило, заточки. Все было в порядке. Он застегнул перевязь меча на поясе и приторочил к ножнам клинка свой маленький щит. С крюка у входа он снял шляпу, в поля которой были вставлены тонкие, острые, как бритва, лезвия. Поверх всего Нистур накинул подбитый мехом плащ, а на руки надел перчатки из тонкой козьей кожи, украшенные разноцветными лоскутками.

Собравшись, асассин вышел из комнаты, спустился по лестнице и, миновав общий зал, вышел в темную морозную ночь. Больше всего он походил на самого обычного горожанина, вооруженного всего лишь одним клинком — мечом бюргера, не считающимся серьезным оружием ни аристократами, ни профессиональными бойцами.

Таверна называлась «У утопленника». Здание было смешанной постройки — камень чередовался с деревом, в основном фрагментами обшивки и каркасов старых кораблей. Некогда море плескалось почти у самого порога этих домов. Но и сейчас, отступив, оно оставило о себе не только воспоминания, но и целый мир вещей, так или иначе связанных с мореплаванием. Таверну освещали старые корабельные лампы, с потолка свисали модели древних судов, а стены были расписаны морскими батальными сценами. Стойка бара была сделана из лопатки морского дракона — так клялся и божился хозяин. В любом случае эта кость принадлежала какому-то огромному созданию.

Несмотря на исчезновение из города моряков, в таверне собиралась шумная, многолюдная и весьма пестрая публика. Погонщики, проводники и охранники многочисленных караванов наполняли такие заведения. Ведь в Тарсисе и по сей день перекрещивались четыре крупнейшие караванные дороги, не считая множества менее важных троп. Немало здесь болталось и наемных солдат, пропивавших в тавернах деньги, полученные за участие в бесчисленных мелких войнах.