— Ты это почему? — лениво спросила я.

Никакого ответа.

— Я говорю, ты почему удрал из дому? Он правда такой злой?

— Н-не-ет…

— А помнишь, ты писал — будете мастерить лодку? Не смастерили?

— Ничего мы не мастерили. Он только обещал.

Я приподнялась на локте и в полутьме поглядела на Дилла.

— Из-за этого ещё не стоило удирать. Большие много чего обещают, а не делают…

— Да нет, я не потому… просто им не до меня.

Никогда ещё я не слыхала, чтобы из дому бегали по такой чудной причине.

— Как так?

— Ну, они всё время куда-то уходят, а когда вернутся домой, всё равно сидят в комнате одни.

— И что они там делают?

— Да ничего, просто сидят и читают… А я им совсем не нужен.

Я приткнула подушку к спинке кровати и села.

— Знаешь что, Дилл? Я сегодня сама хотела сбежать, потому что наши все были тут. Они нам тоже не всё время нужны…

Дилл устало вздохнул.

— Спокойной ночи… а знаешь, Аттикуса целыми днями нет дома, а вечером часто тоже, то он в законодательном собрании, то уж не знаю где… они нам тоже не всё время нужны, Дилл, если они всё время тут, так и делать ничего нельзя.

— Да я не потому.

Дилл начал объяснять, и я подумала, что бы у меня была за жизнь, будь Джим другой, даже не такой, как стал теперь; или вдруг бы Аттикусу не надо было всё время, чтоб я была тут, и помогала ему, и советовала, — что тогда? Да нет, он без меня дня прожить не может. Кэлпурния и та не может без меня обойтись. Я им нужна.

— Дилл, ты что-то не то говоришь… твоим без тебя не обойтись. Просто они, наверно, на тебя злятся. Вот я тебе скажу, что делать…

В темноте Дилл опять заговорил упрямо:

— Нет, ты пойми, я тебе вот что хочу сказать: им и в самом деле куда лучше без меня, и ничем я им не помогаю. Они не злые. И покупают мне всё, что я захочу. А потом говорят — ну вот, на тебе и иди играй. У меня уже полна комната всего. Только и слышно — вот тебе книжка, иди читай. — Дилл старался говорить басом. — Что ты за мальчик? Другие мальчики бегают, играют в бейсбол, а не сидят дома и не надоедают взрослым. — Тут Дилл опять заговорил своим обыкновенным голосом. — Нет, они не злые. Они меня и целуют, и обнимают, и говорят спокойной ночи, и доброе утро, и до свиданья, и что они меня любят… Знаешь, Глазастик, пускай у нас будет ребёнок.

— А где его взять?

Дилл слышал, что есть один человек и у него лодка, он уходит на вёслах к какому-то острову, где всегда туман, и там сколько угодно маленьких детей, и можно заказать ему привезти ребёночка…

— Вот и неправда. Тётя говорит, бог кидает их прямо через каминную трубу, да, по-моему, она так и сказала.

(На этот раз тётя говорила как-то не очень разборчиво.)

— Нет, всё не так. Детей рождают друг от друга. Но у этого человека с лодкой тоже можно взять… у него на острове их сколько хочешь, только надо их разбудить, он как дунет, они сразу оживают…

Дилл опять замечтался. Он всегда придумывал необыкновенное. Он успевал прочесть две книги, пока я читала одну, но всё равно больше любил сам сочинять какие-то удивительные истории. Он считал с быстротой молнии, решал задачки на сложение и вычитание, но больше любил какой-то свой туманный мир, где младенцы спят и только ждут, чтобы их собирали, как цветы, рано поутру. Он всё говорил, говорил и совсем убаюкал сам себя и меня тоже, мне уже мерещился тихий остров в тумане — и вдруг смутно привиделся унылый дом с неприветливыми побуревшими дверями.

— Дилл…

— М-м?

— Как по-твоему, отчего Страшила Рэдли не сбежал из дому?

Дилл протяжно вздохнул и повернулся на бок. И сказал через плечо:

— Может, ему некуда бежать…

Много было телефонных звонков, много речей в защиту преступника, потом от его матери пришло длинное письмо с прощением, и, наконец, порешили, что Дилл останется. Неделю мы прожили спокойно. После этого мы, кажется, уже не знали покоя. Всё стало как в страшном сне.

Это началось однажды вечером после ужина. Дилл ещё был у нас; тётя Александра сидела в своём кресле в углу, Аттикус — в своём; мы с Джимом растянулись на полу и читали. Неделя прошла мирно: я слушалась тётю; Джим, хоть и стал уже слишком большой для нашего домика на платане, помогал нам с Диллом мастерить для него новую верёвочную лестницу; Дилл придумал новый верный способ выманить Страшилу Рэдли из дому и самим остаться целыми и невредимыми: надо просто насыпать лимонных леденцов по дорожке от чёрного хода Рэдли до калитки, и он сам пойдёт по ней, как муравей. В дверь постучали. Джим пошёл открывать, потом вернулся и сказал, что это мистер Гек Тейт.

— Так пригласи его войти, — сказал Аттикус.

— Я уже приглашал. Там во дворе ещё какие-то люди, они хотят, чтоб ты вышел к ним.

В Мейкомбе взрослые остаются за дверью только в двух случаях: если в доме покойник и если замешана политика.

Я подумала, кто же это умер? Мы с Джимом пошли было к дверям, но Аттикус крикнул:

— Сидите дома!

Джим погасил свет в гостиной и прижался носом к стеклу. Тётя Александра запротестовала.

— Одну секунду, тётя, — сказал он, — я только посмотрю, кто там пришёл.

Мы с Диллом стали смотреть в другое окно. Аттикуса окружили какие-то люди. Кажется, они говорили все разом.

— …завтра переведём его в окружную тюрьму, — говорил мистер Тейт. — Я вовсе не хочу никаких неприятностей, но не могу поручиться, что их не будет…

— Не глупите, Гек, — сказал Аттикус. — Мы не где-нибудь, а в Мейкомбе.

— …говорю, мне просто неспокойно.

— Гек, мы для того и получили отсрочку, чтобы не надо было ни о чём беспокоиться, — сказал Аттикус. — Сегодня суббота. Суд, вероятно, состоится в понедельник. Неужели вы не можете подержать его здесь одну ночь? Навряд ли кто-нибудь в Мейкомбе поставит мне в вину, что я не отказываюсь от клиента, все знают — времена сейчас тяжёлые.

Все вдруг развеселились, но сейчас же затихли, потому что мистер Линк Диз сказал:

— Из здешних-то никто ничего не затевает, меня беспокоит эта шайка из Старого Сарэма… А вы не можете добиться… как это называется, Гек?

— Передачи дела в другой округ, — подсказал мистер Тейт. — Сейчас от этого, кажется, толку не будет.

Аттикус что-то сказал, я не расслышала. Обернулась к Джиму, но он только отмахнулся — молчи, мол.

— …и потом, — продолжал Аттикус погромче, — вы ведь не боитесь этой публики, верно?

— …знаете, каковы они, когда налакаются.

— По воскресеньям они обычно не пьют, они полдня проводят в церкви, — сказал Аттикус.

— Ну, это случай особый, — сказал кто-то.

Они всё гудели и переговаривались, и, наконец, тётя сказала — если Джим не зажжёт свет в гостиной, это будет позор для всей семьи. Но Джим не слышал.

— …не пойму, во-первых, чего ради вы за это взялись, Аттикус, — говорил мистер Линк Диз. — Вы на этом деле можете всё потерять. Всё как есть.

— Вы серьёзно так думаете?

Когда Аттикус задаёт этот вопрос — берегись! «Ты серьёзно думаешь сделать этот ход, Глазастик?» Хлоп, хлоп, хлоп — и на доске не остаётся ни одной моей шашки. «Ты серьёзно так думаешь, сын? Тогда почитай-ка вот это». И целый вечер Джим мается, одолевая речи Генри В. Грейди.

— Послушайте, Линк, может быть, этот малый и сядет на электрический стул, но сначала все узнают правду, — ровным голосом сказал Аттикус. — А вы её знаете.

Поднялся ропот. Аттикус шагнул назад к крыльцу, но все подступили ближе, и шум стал каким-то зловещим.

— Аттикус! — вдруг крикнул Джим. — Телефон звонит!

Все вздрогнули от неожиданности и отодвинулись; этих людей мы видели каждый день: тут были лавочники, кое-кто из мейкомбских фермеров; тут были и доктор Рейнолдс и мистер Эйвери.

— Так ты подойди к телефону, — отозвался Аттикус.