Провалялся Охотник так не меньше часа. Со стороны могло показаться, что юноша умер, однако, если внимательно приглядеться, было несложно заметить легкое шевеление травинки у его носа. Он дышал, а, значит, все-таки был жив.
Наконец способность к восприятию мира начала постепенно возвращаться к Глану, но это нисколечко его не обрадовало. Стоило лишь подумать, что ни Шуршака, ни Марры, ни его будущего ребенка уже не будет в этой жизни, захотелось вновь впасть в беспамятство, а лучше и вовсе умереть.
Охотник присел рядом с мертвыми телами жены и друга и неожиданно для себя горько разрыдался. Глан всегда считал себя брутальным мужчиной, не способным к столь низменному (по его глубокому убеждению) выражению чувств. Однако сейчас он рыдал отчаянно взахлеб и при этом ничуть не стеснялся.
Бурный поток горючих слез, как ни странно, прояснил сознание, заставил мысли течь в нужном направлении. Смерть оно, конечно, здорово: забыться вечным сном и больше не чувствовать терзающей грудь невыносимой боли, не видеть мертвые тела любимой и друга, не думать ни о чем, а главное, не терзаться мыслью, что не смог вовремя прийти на помощь. Однако существует такое понятие, как ОТМЩЕНИЕ, и он сделает все, чтобы наказать виновных в крушении его счастья и так наказать, чтобы адские муки показались убийцам всего лишь мелким неудобством.
Как только Глан осознал свое предназначение, боль утраты начала потихоньку отходить на задний план. Нет, она не прошла и даже не затаилась, просто стала чем-то привычным, наподобие ноющего больного зуба, который хоть и донимает, но не до такой степени, чтобы срочно отдавать себя на растерзание дантисту. Слепая ярость также куда-то пропала, на смену ей пришел холодный расчет.
"Первым делом нужно похоронить Марру и Шуршака. Вряд ли корабль работорговцев уйдет до завтрашнего утра — кузнец говорил, что матросы основательно упились и прихватили с собой несколько бочек вина. Под прикрытием орудий и боевых магов они чувствуют себя вполне спокойно, а после удачной экспедиции не грех и продолжить банкет. Значит, гулять будут как минимум до завтрашнего утра. К тому же, днем на корабль попасть весьма проблематично, а вот ночью…"
От предвкушения скорой мести у Глана аж скулы свело, а пальцы самопроизвольно сжались в кулаки.
"Твари, бесчеловечные твари, вы у меня узнаете, что такое гнев Одинокого Барса! И пусть капитаны-командоры и вычеркнули меня из списков личного состава, квалификации Охотника я не потерял".
Он резко вскочил на ноги, воздев руки к безоблачному небу, яростно потряс крепко сжатыми кулаками и грозно прокричал:
— Вы для меня теперь обычная нежить! Слышите, твари?! И мой долг Охотника отправить всех вас туда, где должна находиться всякая нежить.
Полчаса у него ушло на то, чтобы перетащить тела Марры и Шуршака к опушке леса, а также, отыскать лопату среди головешек. Еще какое-то время он был занят копанием могилы. Жену и друга он положил рядом, только Марру завернул в чудом сохранившийся лоскут серого домотканого холста и аккуратно закопал. Коричневый холмик земли он заботливо обложил нарезанной поблизости дерниной и украсил охапками ярких цветов. Марра любила плести из них венки, и в их доме всегда стояли свежесрезанные букеты. Затем прочитал над могилкой короткую молитву, обращенную ко всем известным ему богам.
Посчитав обряд исполненным, не стал далее задерживаться в скорбном месте. Закинул мешок за спину, Волыну повесил на плечо и, не оборачиваясь, пошагал прочь. До вечера у него была куча дел: ему предстояло провести рекогносцировку на местности, разработать план предстоящей операции и подготовиться к его реализации.
Неразлучные Хэш и Фести еще не начали свою традиционную гонку по небосводу, когда босая нога юноши ступила в основательно прогретую лучами дневного светила воду залива. Как он и предполагал, в ознаменование великой победы над беззащитными туземцами экипаж корабля устроил грандиозную гулянку. Запасов вина и крепкой фруктовой водки, захваченных в деревне, было достаточно, чтобы пьянствовать не один день. Праздновали широко с размахом, о чем свидетельствовали долетающие до берега громкие возгласы, пение, а иногда шум остервенелой потасовки.
Знатно гуляли. А почему бы, собственно, не погулять? Трюмы под завязку набиты рабами не какими-нибудь согбенными старцами или хилыми недорослями, а молодыми крепкими парнями и девками. За каждую голову плантаторы с островов отвалят большие денежки. Рабство на Хаттане хоть официально и объявлено вне закона правительствами практически всех государств, однако редкий добропорядочный гражданин обойдется утром без чашечки крепкого горячего кофе или душистого сладкого чая, а вечером после трудов праведных, сидя у камина, не грех себя побаловать на сытый желудок ароматной сигарой. А если вдруг не станет рабов, кто будет выращивать кофейное дерево, чайный куст, сахарный тростник и табак? Вольнонаемные рабочие с Рагуна и Гариды? Полная ерунда! Во-первых, вряд ли кто-то добровольно согласится гнуть спину под палящими лучами Анара даже за очень большие деньги. Во-вторых, если и согласится, платить ему придется столько, что цена за означенные товары подскочит так, что добропорядочный гражданин уже не сможет позволить себе ни утреннюю чашку кофе или сладкого чая, ни вечернюю сигару. Проклятая экономика, Вельх бы её побрал! Поэтому до тех пор, пока на Рагуне и Гариде идут непрерывные войны и, соответственно, имеются военнопленные, а на Данис регулярно наведываются охотники за живым товаром, плантаторам не о чем волноваться: принимай работников и готовь смирительные ошейники, чудовищное изобретение магов, позволяющее разумных существ превращать в дармовую рабочую скотину. Разумеется, каждый раб стоит приличных денег, однако за какие-то полгода он с лихвой отработает, вложенные в его приобретение и содержание средства, а потом еще несколько лет станет приносить хозяину чистую прибыль. Проклятая экономика, Вельх бы её побрал! В результате никто не задумывается над тем, как механизировать или еще каким-нибудь образом облегчить каторжный труд людей. Зачем? Сдохнет один раб, на смену ему придет другой: людишки поиграть в войну любят, да и на Данисе народишко худо-бедно плодится. Все довольны, все смеются: и плантатор, и работорговец, и что самое главное, добропорядочный гражданин, попыхивающий ароматным сигарным дымом за чашкой крепкого кофе, искренне считающий работорговлю "раковой опухолью на теле цивилизации". Проклятая экономика, Вельх бы её побрал!
Помимо закатанных до колен штанов и поясного ремня с ножнами, на шее Охотника болтались два маскировочных амулета — вся его одежда. Зато карманы были туго набиты всякой убойной всячиной: метательными ножами и звездочками, несколько гранат, эльфийская удавка, сплетенная из тончайшей, но сверхпрочной паутины черного птицееда, что встречается лишь в центральной части Гиблых топей, области, тщательно охраняемой зеленокожими гоблинами от вторжения непрошеных гостей. Помимо вышеназванного арсенала за пояс юноши был заткнут легкий боевой цеп, незамысловатая на вид конструкция, состоящая из двух буковых палок, соединенных короткой стальной цепочкой. Тем не менее, это оружие весьма эффективно в ближнем бою. Магов он планировал взять живьем. Для этого при нем было то самое заклинание полного отрицания, коим ему не удалось воспользоваться в крипте Древних в схватке с ужасным халикарканом. В предстоящей операции оно ему непременно пригодится. Достаточно смешать содержимое двух пузырьков и на целых пять минут маги лишатся своих чародейских способностей. Пять минут — бездна времени для предприимчивого человека. Вполне достаточно, чтобы устроить на судне основательный переполох. Жаль, невозможно захватить в плен всю команду, но те, кто выживут, будут очень долго завидовать своим мертвым товарищам, ибо в свое время его наставник лайр Энкин посвятил древнему эльфийскому искусству пытки достаточное количество учебного времени. Услужливая память тут же нарисовала перед внутренним взором Охотника корчащегося от невыносимой боли осипшего от криков могучего тролля, который на свою беду устроил охоту на человеческого детеныша, в результате сам стал дичью, а впоследствии объектом для практической отработки полученных мальцом теоретических знаний определенного рода. Учитель тогда был им очень доволен, даже похвалил — не банально замучить до смерти, а лишить с помощью пыток толстокожего великана рассудка не всякому эльфу по плечу. Лет как восемь ему не доводилось применять полученные навыки на людях или каких-либо еще разумных существах, но это дело поправимое, мастерства не пропьешь и в карты не проиграешь.
