Хаттон знаком указал адмиралу на кресло, а сам, поднявшись, закрыл дверь кабинета.
— Простите меня за бессердечие, только я эти байки про опасности слышу очень часто.
— А вот вам такая, какой вы еще не слышали. Через шестнадцать дней город Гонолулу и большая часть острова Оаху вымрет.
Взгляд Хаттона убежал куда-то в пустоту.
— Да будет вам, Джим! Что за страшилки!
— Ученые и аналитики у меня в НУМА разгадали тайну той напасти, что убивает людей и опустошает животный мир в Тихом океане. — Сэндекер раскрыл портфель и выложил на стол Хаттона папку. — Здесь отчет о том, что мы обнаружили. Мы зовем это акустической чумой, поскольку смерть несут звуковые потоки. Они идут из разных источников, распространяются в морской воде и сходятся воедино, убивая все живое в радиусе до девяноста километров.
Некоторое время Хаттон посидел молча, соображая, не тронулся ли адмирал умом. Решив, что Сэндекер не из тех, кто пробавляется чепухой, он раскрыл папку и стал вникать в содержание отчета. Адмирал сидел и терпеливо ждал. Наконец руководитель аппарата поднял голову:
— Ваши люди в этом уверены?
— Абсолютно, — сказал как отрезал Сэндекер.
— Ошибка всегда возможна.
— Никаких ошибок, — твердо заявил адмирал. — В лучшем случае схождение произойдет на безопасном расстоянии от острова, но это пять процентов из ста.
— Из нашего парламентского вертепа до меня дошли слухи, что вы обращались с этим к сенаторам Раймонду и Айбарре, но не смогли заручиться их поддержкой в вопросе о нанесении военного удара по владениям «Дорсетт консолидейтед».
— Мне не удалось убедить их в серьезности положения.
— И теперь вы пришли к президенту.
— Для спасения двух миллионов жизней я и к Господу Богу пойду на прием.
Хаттон в сомнении побарабанил карандашом по столу, кивнул и встал.
— Ждите здесь, — велел он и исчез за дверью, ведущей в Овальный кабинет.
Не было его добрых десять минут. Вновь появившись, Хаттон жестом пригласил Сэндекера пройти в кабинет:
— Прошу вас, Джим. Президент ждет вас.
Сэндекер бросил взгляд на Хаттона:
— Спасибо, Уилл. Я у вас в долгу.
Когда адмирал вошел в Овальный кабинет, президент любезно вышел из-за стола, служившего еще президенту Рузвельту, и пожал гостю руку:
— Рад видеть вас, адмирал Сэндекер.
— Признателен, что вы нашли для меня время, мистер президент.
— Уилл говорит, что у вас что-то срочное по поводу всех этих смертей на «Снежной королеве».
— И множества других.
— Расскажите президенту то, о чем вы сообщили мне, — сказал Хаттон, передавая на ознакомление отчет по акустической чуме.
Сэндекер, давая пояснения, бил из всех орудий. Он был напорист и убедителен, благо безусловно доверял суждениям и выводам сотрудников НУМА. Порой он умолкал, как бы подчеркивая сказанное, а в заключение потребовал остановить алмазодобычу Артура Дорсетта при помощи военной силы.
Президент внимательно выслушал речь Сэндекера, прочитал доклад и поднял на адмирала взгляд:
— Вы, разумеется, понимаете, что я не имею права по собственной воле уничтожать чью бы то ни было личную собственность.
— И подвергать опасности жизнь ни в чем не повинных людей, — добавил Хаттон.
— Если мы сумеем остановить работы хотя бы на одной шахте «Дорсетт консолидейтед», — сказал Сэндекер, — то значительно ослабим поток акустической энергии и избавим от мучительной смерти почти два миллиона мужчин, женщин и детей, которые живут в самом Гонолулу и вокруг него.
— Согласитесь, адмирал, что акустическая энергия не та угроза, защиту от которой готово предоставить правительство. Для нас это нечто совершенно новое. Мне нужно время, чтобы мои советники из Национального научного совета изучили данные, представленные НУМА.
— Схождение произойдет через шестнадцать дней, — мрачно напомнил Сэндекер.
— Мы с вами снова вернемся к этому через четыре дня, — уверил его президент.
— Тогда у нас останется еще немало времени для выработки плана действий, — сказал Хаттон.
Президент протянул руку.
— Благодарю вас, адмирал, за то, что вы обратили мое внимание на это дело, — пустил он в ход официальный жаргон. — Обещаю, что подойду к вашему отчету самым серьезным образом.
— Благодарю, мистер президент, — слегка поклонился Сэндекер. — О большем я не смел и мечтать.
Провожая адмирала из приемной Овального кабинета, Хаттон ободряюще сказал:
— Не беспокойтесь, Джим. Я лично прослежу, чтобы ваше предупреждение прошло по всем каналам.
Взгляд Сэндекера гневно вспыхнул.
— Да, черт возьми, тщательно проследите, чтобы президент не спустил все это на тормозах, иначе в Гонолулу у него не останется ни единого избирателя.
35
Четыре дня без воды. Сильная жара и постоянная влажность обезвоживали организм. Питт не позволял своим товарищам застревать мыслью на пустынных морских просторах, способных кого угодно лишить последних физических сил и разума. Они едва с ума не сошли от монотонного плеска волн о борта лодки, пока не привыкли к нему. Питт был знаком со множеством отчетов о гибели кораблей и знал, как много моряков терпели крушение, совершенно обессилев. Он тормошил Мэйв и Джордино, убеждая их спать только ночью, а в светлое время дня находить для себя любые занятия.
Понукание помогало. Мэйв, например, изготовила нечто вроде трала, привязав нейлоновые нити к уголкам шелкового платка и бросив его за корму лодки. Платок, действуя как заправская мелкоячеистая сеть, собрал целую коллекцию планктона и микроскопической морской живности. После нескольких часов траления Мэйв разложила свой улов на крышке сиденья тремя аккуратными кучками, словно образцы морских салатов.
Джордино, пустив в ход швейцарский армейский нож, сделал засечки на крючке, изготовленном из острия ременной пряжки Питта. Он взял на себя ловлю рыбы. Мэйв, применяя на практике теоретические познания в биологии и зоологии, мастерски чистила и потрошила каждодневный улов. Большинство потерпевших крушение моряков попросту забрасывали крючки в море и сидели в ожидании удачи. Джордино перескочил через предварительное заманивание рыбы. Насадив на крючок привлекательные для рыб кусочки акульих внутренностей, он, словно ковбой, усмиряющий быка, неторопливо наматывал леску на локоть, подергивая на каждом метре, от чего приманка казалась живой. Первым поддался соблазну небольшой тунец. И десяти минут не прошло, как тушка гурмана распласталась на доске.
История потерпевших кораблекрушение полна сказаний о моряках, умерших от голода в окружении рыб просто из-за отсутствия элементарных навыков удильщика. Джордино был не из таких. Уловив хитрость рыбалки, он отточил свое умение до высокой науки, а потому тянул рыбу за рыбой с ловкостью заядлого рыбака. Будь в его распоряжении невод, он всего за несколько часов завалил бы уловом всю лодку. Морские обитатели, как свита, сопровождали изгнанников. Самые маленькие, переливчато раскрашенные рыбешки приплывали первыми, за ними подтягивались рыбы покрупнее, а те привлекали здоровенных акул, которые устраивали жуткие игрища, бухаясь с налету о лодку.
Грозные и грациозные одновременно, глубинные убийцы скользили взад-вперед возле лодки; треугольные плавники, словно мясницкие ножи, резали поверхность воды. Сопровождаемые прихлебателями из легендарных рыбок-лоцманов, акулы, проплывая под днищем, переворачивались на бок. Вознесясь на гребень волны, они окидывали возможные жертвы холодными, будто кубики льда, взглядами. Питт припомнил картину Уинслоу Хомера, репродукция которой висела у них в классе в начальной школе. Называлась она «Морская бездна». Изображен на ней был чернокожий, плывущий на потерявшем мачту баркасе в окружении косяка акул, а фоном служил надвигающийся смерч. Так Хомер представлял себе взаимоотношения человека и природы.
Следуя способу, завещанному поколениями терпевших кораблекрушение, они извлекали влагу, пережевывая сырую рыбу. Их меню пополнилось двумя летающими рыбами, которых они обнаружили ночью на дне лодки. Маслянистый вкус сырой рыбы не отличался изысканностью, зато уменьшал муки от голода и жажды. Желудки переставали ныть уже после нескольких кусочков.