Террела шумно вздыхает и жестом останавливает подругу.

— Бренда, думаешь, Александрина тебя поймет? У нее нет лишней недели-другой, чтобы разбираться в твоих головоломках. — Террела поворачивается ко мне. — Был какой-то человек по имени Леонардо да Винчи, так вот он писал задом наперед. Он был гений. И Бренда думает, что если она будет говорить задом наперед, то тоже поумнеет — мозги у нее по-другому начнут работать, что ли…

Бренда кивает.

Террела добавляет:

— Этот Леонардо еще и каждое слово писал задом наперед, получалось «ток»вместо «кот».Бренда тоже пыталась так говорить, но тогда даже мы понять не могли, что она хотела сказать. Поэтому она переставляет только слова. Ясно все?

«Ясно все».Я задумываюсь на мгновение — «все ясно».И киваю в ответ.

— Бренду никто, кроме нас, не понимает, — добавляет Эпата. — Это очень полезно, если вдруг надо поговорить при взрослых. Вроде тайного кода.

— Понимает не мама моя даже меня, — говорит с довольной улыбкой Бренда.

Я пытаюсь расшифровать ее слова, но тут танцующей походкой входит девочка в диадеме и ее подружка.

— Ах, как мило, — говорит она. — Тарабарка и Кривозубка теперь дружат с Электропопой.

Девочки садятся и надевают пуанты, а кроссовки оставляют под скамейкой.

Бренда не обращает на насмешниц никакого внимания — она снова погружена в карточки с викториной, но вот Террела не сводит с обидчиц глаз. Когда они уходят в душевую, Террела быстро и ловко обвязывает вокруг ножки скамейки шнурки кроссовок, которые оставила девочка в диадеме.

Едва Террела возвращается к нам, как в раздевалку входит немолодая женщина. Она и так высокая, а намотанный на голове тюрбан делает ее еще выше. На темно-коричневом лице ярко выделяются ядовито-зеленые тени для век. Она очень элегантная, властная, а держится так, как будто она королева Нью-Йорка. В одной руке у нее трость, а в другой — красивая деревянная шкатулка в резных узорах.

Женщина поднимает трость. В раздевалке сразу же наступает тишина.

— Начнем наше занятие, — говорит она, резко поворачивается и идет к лестнице. За ней летят, развиваясь, широкие рукава блузки. Трость постукивает по ступенькам.

— Это мисс Деббэ, — шепчет Эпата, пока мы шагаем следом. — Сейчас она наверняка толкнет нам речь про пуанты.

— Это как? — спрашиваю я.

— Сама увидишь.

Мы входим в зал и рассаживаемся на полу. Мисс Деббэ неподвижно стоит перед нами. Когда последняя девочка опускается на пол, мисс Деббэ простирает руку вбок.

— Я рада приветствовать вас в моей школе балета, — говорит она. Акцент у нее как у мультяшных героев — видно, она француженка. — Здесь вы научитесь двигаться. Вы научитесь танцевать. А кроме того, вы научитесь жить. Движение — это танец. Движение — это жизнь. Танец — это жизнь.

Она обводит нас взглядом, словно проверяя, не осмелится ли кто-нибудь возразить ей.

О чем она вообще?

Эпата восхищенно смотрит на наставницу. Террела косится на меня и поднимает одну бровь. У Бренды взгляд отсутствующий — наверное, думает об эпидермисе.

Мисс Деббэ откидывает крышку резной шкатулки и достает пару поношенных пуантов. Она держит их так, чтобы все могли разглядеть.

— У меня нет ничего дороже, — она делает драматическую паузу, — этих пуантов, этих крошечных туфелек. Некогда их носила мисс Камилла Фримен.

Мисс Деббэ показывает нам подметку правой туфельки — на ней виднеется поблекший автограф, сделанный черной ручкой.

— Когда я впервые приехала в эту страну, мисс Камилла Фримен стала моей наставницей, — при этих словах мисс Деббэ словно бы становится еще чуть выше. — Когда мисс Камилла Фримен только начинала танцевать, все утверждали, что ей никогда не стать звездой из-за цвета ее кожи. Но разве она стала их слушать?

Мисс Деббэ смотрит прямо на меня и чего-то ждет.

— Э-э… не стала? — говорю я.

— Нет! Не стала! Она не стала слушать разговоры этих глупцов. Она работала изо всех сил. Она стала первой чернокожей прима-балериной Балета Нью-Йорка. И танцевала она вот в этих туфельках! — Мисс Деббэ машет ими в воздухе. — Это не просто пуанты, — продолжает вещать она, — это символ ваших возможностей. Они напоминают нам о том, что в мире нет невозможного.

— Спорю, они напоминают нам о том, что туфли хоть полвека держи в ящике, а они все равно будут вонять, — шепчет мне Эпата. Мисс Деббэ поворачивается к нам и смотрит на Эпату. Та умолкает.

— Если вам покажется, что силы ваши иссякли, что вы готовы бросить балет, что прелесть и очарование этого искусства не для вас, — вспомните эти пуанты.

И мисс Деббэ бережно убирает туфельки обратно в шкатулку.

— Так. Теперь поговорим о нашем концерте, о чудесном концерте, который мы устраиваем в конце лета.

Было видно, что историю о пуантах все слышали уже тысячу раз. Но при этих словах девочки оживляются и слушают очень внимательно.

— В этом году все будет не так, как прежде, — мисс Деббэ поднимает бровь и обводит нас взглядом, слегка при этом кивая.

По залу ползут шепотки.

— Как же, жди, — шепчет Эпата, — тут никогда ничего нового не бывает. Общий школьный концерт всегда проходит одинаково — я-то знаю, у меня тут обе сестры учились.

— Мы поставим о-ча-ро-вательные новые танцы, — говорит мисс Деббэ.

Девочка в диадеме поднимает руку.

— А танец Феи Драже останется?

—  Oui, oui, — отвечает мисс Деббэ. — Но и здесь мы поступим не так, как прежде. Раньше роль Феи Драже доставалась лучшей ученице класса.

— Ха, — шепчет Эпата, — а теперь что — выберут самую худшую?

— На прошлой неделе я была на конференции преподавателей танцев, — продолжает мисс Деббэ. — Мы много говорили о том, как раскрыть потенциал наших учеников. Так как же мы будем выбирать исполнителей ролей в этом году? Мы устроим лотерею, будем тянуть бумажки с именами наугад. Теперь все вы имеете равный шанс стать Феей Драже.

Девочки перешептываются. С лица Эпаты сползает улыбка. Террела настроена решительно. Даже Бренда морщит лоб.

— Кстати очень будет роли главной о запись колледж в поступать буду я когда.

Террела тяжело вздыхает.

— Слушай, тебе всего девять! — говорит она. — До поступления в колледж еще семь лет, чего ты сейчас-то дергаешься?

Мисс Деббэ стучит тростью о пол, призывая к вниманию.

— Лотерею мы устроим на следующем занятии. Исполнители будут выбраны сразу и окончательно — никаких изменений. Никаких споров. Но какая бы роль вам ни досталась, в ней вы расцветете.Расцветете, как цветочки! А теперь — к станку!

После занятий все только и говорят о лотерее. Девочки, которые танцуют хорошо, расстроены — они-то думали, что роль Феи Драже достанется кому-нибудь из них. Те, кто танцует похуже, просто в восторге, ведь у них появился шанс. Что до меня — я просто хочу отзаниматься и ничего себе не сломать.

Мы собираем вещи. С другого конца раздевалки слышен визг.

— Кто привязал мои кроссовки? — вопит девочка в диадеме.

Террела улыбается.

Я выскакиваю наружу, где меня ждет мама. Пусть мисс Деббэ сколько угодно твердит про мой потенциал, я-то знаю: нет у меня никакого потенциала. По крайней мере по части балета. Мне все равно, кто получит роль Феи Драже, — это точно буду не я. Это просто невозможно, ну, и слава богу. В классе двадцать три человека, а в лотерею мне никогда не везло. Даже когда лотерея беспроигрышная — все равно не везло. Как-то раз на дне рождения Кейши мы тянули бумажки с именами и получали призы. Каждому должно было достаться хоть что-нибудь, но бумажка с моим именем куда-то потерялась. Ее нашли два дня спустя, в куче крошек под холодильником.

Ладно — меня заставляют заниматься балетом, и пусть, но одно я знаю точно: проклятие Феи Драже мне не грозит.

— Александрина! Надевай свой славный костюмчик и пойдем! — кричит мама.