Эми попыталась обернуться. В левом плече резко кольнуло, зато она сумела разглядеть круглое простодушное лицо с широко распахнутыми, голубыми, как у младенца, глазами. Его обладателю вполне могло быть и тридцать, и пятьдесят. Он подмигнул ей с такой обезоруживающей непосредственностью, что Эми неожиданно для себя ответила ему тем же.

Затем она перевела взгляд на водителя и спросила:

– А вас как зовут?

– Фокс.

– Фокс?

– Фокс.

– А… – Она внимательно изучила его профиль и подумала, что сбоку нос его выглядит более заостренным, а подбородок – менее. – Вот почему полицейский вами так заинтересовался! Предъявите-ка лучше свои права.

По-прежнему глядя прямо перед собой, он достал из кармана маленький кожаный бумажник и отдал ей. Она раскрыла портмоне, и в глаза ей сразу бросилось проставленное в соответствующей графе имя: «Текумсе Фокс».

– Меч правосудия и бич преступников! – воскликнул Покорный. – Знаете, кто он такой?

– Безусловно. – Эми вернула бумажник хозяину. – Кто же о нем не слышал? Так получилось, что я и сама детектив, хотя до него мне, разумеется, далеко.

– Ну и кто из нас более эксцентричен? – улыбнулся Фокс.

– Только не я. Правда. Я всего лишь рядовая сотрудница частного сыскного агентства. По крайней мере, пока еще числюсь ею… Чуть дальше, пожалуйста. Остановитесь за навесом…

Машина подъехала к краю тротуара у дома триста двадцать, Покорный вышел и открыл дверцу для Эми.

– Я рад, что вы целы, – произнес Фокс.

– Я тоже. – Эми продолжала сидеть. – Надо же было столкнуться именно с вами. В другой раз я бы от души посмеялась.

– Почему?

– О… – Эми замахала руками, подыскивая слова. – По разным причинам. Как мило с вашей стороны, что вы меня не задавили. – Она заглянула ему в лицо, на мгновение заколебалась, но затем решительно проговорила: – Я только что приняла решение. Вообще-то импульсивность мне не свойственна… – Она умолкла.

– Продолжайте.

– Знаете, я попала в переделку. И тут мне выпадает удача свести знакомство с самим Текумсе Фоксом… Я, правда, не знаю, принято ли у сыщиков обмениваться профессиональными любезностями, как у врачей… Знаете, врач никогда не возьмет денег с коллеги за лечение или совет… У вас, по слухам, холодная голова, но горячее сердце…

– А у вас маленькие пальчики, – вставил ожидавший на тротуаре Покорный.

Фокс, прищурясь, смотрел на нее:

– И что вам нужно – лечение или совет?

– Совет. Я постараюсь изложить все покороче, но здесь так холодно…

– Хорошо, выходите.

Фокс вслед за ней ступил на тротуар и обратился к Покорному:

– Тут на углу есть магазинчик. Будь добр, позвони Страттону. Скажи, что мы задержимся, и подожди меня в машине, ладно?

– Хорошо, – ответил Покорный. – Я и сам продрог не на шутку.

– Тогда останься в магазине и выпей чашку шоколаду. А то наслушаешься мисс Дункан и опять начнешь развивать свои бесконечные теории о свойствах человеческой натуры.

Покорный добродушно кивнул в ответ, опять подмигнул Эми, и она ушла в сопровождении Фокса. Девушка слегка прихрамывала, но от помощи спутника отказалась. Когда они поднялись в квартиру и вошли в гостиную, Фокс настоял, чтобы Эми сначала хорошенько осмотрела себя.

Она проковыляла в спальню, где удостоверилась, что цела и невредима, если не считать порванной одежды, безнадежно погибших чулок и ободранной коленки. Девушка вернулась в гостиную, устроилась на диване напротив сидевшего на стуле Фокса и приступила к делу:

– Беда в том, что мне, видимо, придется оставить работу, а я не могу себе этого позволить, да и не хочу.

– На кого вы работаете?

– «Боннер и Рафрэй». У них контора на Мэдисон-авеню…

Фокс кивнул:

– Знаю. Там заправляет Дол Боннер. Весь расчет делается на то, что в разговоре с хорошенькой женщиной у большинства мужчин рано или поздно развязываются языки. Особенно если женщина неглупа и владеет искусством беседы. Но ваши глазки, сдается мне, насторожат любого дуралея.

– А что с ними не так?

– Ничего. Они очень любопытные. Прошу прощения. Продолжайте.

– Так вот, я проработала там около года. Прежде я жила с родителями в Небраске. Пять лет назад – мне тогда было двадцать – мама умерла. Вскоре после этого я переехала в Нью-Йорк и устроилась на работу в фирму своего дяди. Там мне не слишком-то нравилось. Главным образом – из-за дяди. Но я честно отработала на него почти год. Потом уволилась и поступила в юридическую контору.

– Если вы рассорились с дядей не по пустякам, расскажите подробнее.

– Не знаю, можно ли это назвать пустяками. Повод для ссоры имелся, потому я о ней и упомянула. Дядя – человек грубый и вспыльчивый. С ним вообще неприятно иметь дело. Но эта размолвка… Во всем повинно его нетерпимое отношение к незамужним матерям.

– Ах вот как, – кивнул Фокс.

– О нет! – затрясла головой Эми. – Я имела в виду не себя, другую девушку. Она работала в консервном цехе. А потом выяснилось, что раньше было еще два случая. Дядя просто вышвырнул ее на улицу. Вы бы слышал, что? он говорил! Я разозлилась и высказала ему все, что думаю. А потом ушла – сама, прежде чем он смог выставить меня за дверь. После этого я три года проработала в юридической конторе, была секретаршей одного из партнеров фирмы. И наконец познакомилась с мисс Боннер. Она предложила мне работу, и я согласилась. Вы ее знаете?

– Никогда не встречались.

– А как же… Вы говорили об умных женщинах…

Эми, забыв о ссадине на коленке, машинально скрестила ноги, поморщилась и тут же приняла прежнюю позу.

– Послушали бы вы, как она меня инструктирует! Я младшая из четырех сотрудниц – она зовет нас «русалочьим батальоном». Когда я на задании, мне строго запрещено появляться в конторе. А если я случайно встречу мисс Боннер на улице, ни в коем случае не должна с ней заговаривать. Весной я воочию убедилась в… Нет, не стоит вам об этом рассказывать.

– А сейчас у вас есть задание?

– Есть. Вы когда-нибудь слышали о «Деликатесах Тингли»?

– Конечно. Закуски в стеклянных банках с красной этикеткой и эмблемой в виде козла, поедающего павлиний хвост. Огромный ассортимент. Дороговато, но вкусно.

– Не просто вкусно – это лучшее из того, что есть на прилавках. Даже я это признаю?. Однако месяц назад в деликатесы начали добавлять хинин.

Фокс озадаченно уставился на нее:

– Прошу прощения?

– Представьте себе! Покупатели стали жаловаться, что закуски горчат – в рот не возьмешь. Посредники стали тысячами возвращать банки на склады. Содержимое отправили на анализ, и выяснилось, что в него подмешан хинин. Тингли… Мистер Артур Тингли, нынешний глава фирмы, поручил Дол Боннер расследовать это дело.

– Вы знаете, почему он обратился к мисс Боннер?

Эми кивнула:

– Фабрику Тингли уже довольно давно пытается купить «Пи энд би»…

– Вы имеете в виду корпорацию «Провижнс и бевериджиз»?[2]

– Именно. Пищевой спрут. За фабрику предложили триста тысяч долларов. Сделкой занимался один из вице-президентов «Пи энд би». Однако Тингли отказался продавать дело. Заявил, что одно только имя и репутация, которая создавалась больше семидесяти лет, стоят полмиллиона. Естественно, когда все это приключилось, на фабрике сразу решили, что это козни «Пи энд би». Корпорация подкупила кого-то из работников, и тот начал подмешивать в консервы хинин, чтобы довести Тингли до отчаяния и заставить его продать фирму. Началось внутреннее расследование среди служащих. Потом было решено, что надо одновременно зайти с другого конца.

– И они натравили Боннер на «Пи энд би».

– Верно. На фабрике Тингли, на Двадцать шестой улице, работает дама по фамилии Йейтс, отвечающая за производство. Она знает мисс Боннер – обе состоят членами Манхэттенской лиги деловых женщин. По ее предложению Тингли обратился к Дол Боннер. Мне дали задание поработать с вице-президентом «Пи энд би» – тем самым, который занимался делом Тингли. Я говорила мисс Боннер, что Артур Тингли – мой дядя и что когда-то я работала на фабрике, но поругалась с ним и ушла. А она ответила, что не станет отменять из-за этого задание и что остальные сотрудницы все равно заняты.