– Понятно…

– Хотите, чтобы мы отвезли вас домой?

– Нет… Нет, не хочу. Хотя думаю, от присутствия ваших людей мне в любом случае не избавиться.

– Это делается исключительно из соображений вашей же безопасности, – холодно сказал Фоссет.

Таннер зашел в «Виллидж-паб» – самый популярный бар Сэддл-Вэлли – и позвонил Тримейнам.

– Джинни? Это Джон. Мне нужно поговорить с Диком. Он дома?

– Джон Таннер?

Почему она переспросила? Почему так странно произнесла его фамилию? Она ведь знает его голос.

– Да. Дик дома?

– Нет… Конечно, нет. Он на работе. А что случилось?

– Так, ничего серьезного…

– Ты не можешь мне сказать?

– Мне просто нужно посоветоваться с ним как с юристом. Попробую позвонить ему в офис. Пока.

Таннер чувствовал, что сыграл плохо. Все получилось натянуто. Но и Вирджиния Тримейн явно не справилась с ролью.

Таннер набрал номер нью-йоркской конторы Тримейна…

– Сожалею, мистер Таннер, но мистера Тримейна сейчас нет. У него важная встреча.

– Мне нужно срочно переговорить с ним. Как с ним можно связаться?

Секретарша Тримейна нехотя назвала номер. Таннер снова принялся накручивать диск…

– К сожалению, мистера Тримейна у нас нет.

– Но в его офисе мне сказали, что он уехал к вам.

– Он позвонил сегодня утром и отменил встречу. Мне очень жаль, сэр…

Таннер повесил трубку. Затем, немного помедлив, он позвонил Кардоунам…

– Папа и мама уехали еще утром, дядя Джон. Сказали, что вернутся после обеда. Сказать, чтобы они позвонили вам?

– Нет… нет. Это не обязательно.

Внутри у него похолодело. Он вызвал междугородную, назвал адрес и номер, и вскоре за три тысячи миль от Сэддл-Вэлли в Беверли-Хиллз зазвонил телефон.

– Резиденция Остерманов.

– Можно мистера Остермана?

– Его нет. Кто его спрашивает?

– А миссис Остерман дома?

– Нет.

– Когда они будут?

– Обещали вернуться на следующей неделе. А кто звонит?

– Моя фамилия Кардоун. Джозеф Кардоун.

– Кар-до-ун…

– Верно. Давно они уехали?

– Вчера вечером. Они вылетели в Нью-Йорк десятичасовым рейсом.

Джон Таннер повесил трубку. Значит, Остерманы в Нью-Йорке! Уже сегодня утром они были там.

Тримейны, Кардоуны, Остерманы.

Все здесь, поблизости. И все скрываются.

Неужели правда, что они члены «Омеги»? Теперь слова Фоссета уже не казались Таннеру абсурдом.

К тому времени, когда Таннер вернулся домой, в комнатах был восстановлен относительный порядок, но следы деятельности «грабителей» были еще видны. Стулья стояли не на своих местах, ковры сбиты. Торшер сдвинут от стены к центру комнаты. Настольная лампа, книги, вещи, бумаги загромождали стол в гостиной. Женщина, которая вместе с Элис убирала в доме, еще не успела расставить все по местам.

Элис рассказала ему, как им помогали полицейские. Если она что-то и заподозрила, то не подала виду.

Впрочем, Элис Маккол еще в детстве пришлось столкнуться с различными проявлениями насилия. Присутствие в доме полицейских не было для нее чем-то необычным, поэтому ее реакция оказалась очень взвешенной.

Иным было состояние ее мужа. Он оказался не готов к отведенной ему роли. Вторую ночь он не мог заснуть. Он смотрел на телефон, на часы, на стоявший рядом приемник. Было уже половина третьего, а он так и не сомкнул глаз. Мысли его лихорадочно крутились вокруг единственного слова – «Омега».

Он попытался закрыть глаза.

«Нет, все равно не заснуть. Нужно встать, – сказал он себе. – Встать и пройтись по дому. Может быть, что-нибудь съесть, почитать, покурить. Любым способом отвлечься от навязчивых мыслей».

Перед тем как пойти спать, они с Элис выпили несколько рюмок бренди. Для Элис этого было достаточно, она уснула почти сразу: сказались пережитые волнения и усталость.

Таннер поднялся с постели и спустился вниз. Он походил по дому, доел остатки дыни в кухне, просмотрел старые газеты в коридоре, полистал журналы в гостиной. Затем пошел в гараж. Там еще чувствовался слабый – теперь уже едва ощутимый – запах газа, которым отравили его жену и детей. Постояв немного, он развернулся и возвратился назад, в дом, забыв погасить свет в гараже.

Докурив сигарету, Таннер заметил, что пачка пуста, и огляделся. Джон помнил, что где-то в кабинете был целый блок. Ему не хотелось больше курить, он сделал это чисто автоматически. Когда он выдвинул верхний ящик стола, раздавшийся рядом шум заставил его поднять глаза. В окно кабинета постучали, и слабый луч фонарика замелькал по стеклу.

– Это я, Дженкинс, мистер Таннер, – раздался приглушенный голос. – Подойдите к двери, ведущей во двор.

Облегченно вздохнув, Таннер кивнул темному силуэту по другую сторону окна.

– Задвижка на двери почему-то сорвана, – пояснил Дженкинс, когда Таннер вышел во двор. – Мы не знаем, как и когда это случилось.

– Это я сорвал. Что вы здесь делаете?

– Следим, чтобы не повторилось то, что произошло днем. Нас тут четверо. Мы подумали, чем это вы занимаетесь среди ночи? Во всех окнах первого этажа свет. И в гараже тоже. Что-нибудь случилось? Вам никто не звонил?

– А если бы кто-нибудь звонил, разве вы об этом не знали бы?

Дженкинс улыбнулся и вошел в дом.

– Мы должны знать обо всем, но вы сами понимаете, никто не застрахован от случайных накладок.

– Пожалуй. Хотите чашку кофе?

– Только если вы приготовите на всех четверых. Парни не могут оставить пост.

– Конечно. – Таннер налил воды в чайник. – Растворимый устроит?

– Вполне. Спасибо… – Дженкинс сел за кухонный стол, передвинув кобуру большого полицейского «кольта». Он внимательно посмотрел на Таннера, затем огляделся по сторонам.

– Я рад, что вы рядом, – помолчав, признался Таннер. – Я очень ценю это, поверьте. Конечно, я понимаю, что это ваша работа…

– Не только работа. Мы все озабочены и… сочувствуем вам.

– Спасибо. У вас есть жена, дети?

– Нет, сэр.

– А мне казалось, что вы женаты.

– Женат мой напарник Макдермотт.

– Ах да… Вы поступили сюда на службу года два назад, да?

– Около того.

Таннер отвернулся от плиты и взглянул прямо в лицо Дженкинсу.

– Вы – один из них?

– Простите…

– Я спрашиваю, вы один из них? Вчера днем вы произнесли слово «Омега». Значит, вы – человек Фоссета?

– Меня просто проинструктировали относительно того, что я должен вам говорить. Хотя, разумеется, я встречался с мистером Фоссетом.

– Но ведь вы не просто провинциальный полицейский, разве не так?

Дженкинс не успел ответить. Снаружи раздался душераздирающий крик, и они оба вздрогнули. Им обоим уже доводилось раньше слышать, как кричат люди перед смертью: Таннеру – во Франции, Дженкинсу – у реки Ялу. Поэтому они одновременно вскочили со своих мест. Дженкинс бросился к двери, ведущей во двор. Таннер последовал за ним. Из темноты возникли еще две фигуры.

– Это Фергюссон! Фергюссон! – хриплым голосом повторяли оба полицейских.

Дженкинс обогнул бассейн и бросился к роще, начинавшейся прямо за участком Таннера. Журналист, спотыкаясь, бежал за ним, изо всех сил стараясь не отстать.

…Изуродованное тело лежало на куче травы. Голова была отрезана. Мертвые глаза почти вылезли из орбит.

– Остановитесь, мистер Таннер! Не подходите! Не смотрите! – Дженкинс схватил оцепеневшего Таннера за плечи, пытаясь оттеснить его от трупа. Два охранника, держа наготове пистолеты, скрылись в глубине рощи.

Таннера мутило. У него подкашивались ноги, и он, зашатавшись, рухнул на землю. Никогда раньше он не испытывал такого дикого ужаса.

– Послушайте меня, – прошептал Дженкинс, опускаясь на колени рядом с Джоном, которого била нервная дрожь. – Этот труп предназначен не для того, чтобы его увидели вы. У этой игры свои законы, свои правила, которые хорошо известны профессионалам. Эта смерть – знак для Фоссета. И вся кровавая трагедия разыграна не для вас, а для него.