– Как мы смотримся вместе? – хихикнула она. – Она такая крошечная, Франко!

Франко рванулся вперед, темный и удивительно грозный в своем белом свободном льняном костюме. Его глаза полыхнули, как пламя, чувственные губы сжались. Полетт увидела, как он напружинился, но исказившая затем губы улыбка явила собою шедевр хладнокровия.

– Как ты себя чувствуешь, cara?

Рука Бонни упала, а Полетт, облегченно вздохнув, отошла от нее подальше.

– Чувствую, что мне никогда больше не захочется летать на вертолете.

Франко поднял ее руку и нежно коснулся губами ладони.

– Ты выглядишь восхитительно.

Акт первый, сцена первая… Франко усадил ее на диван, сделал жест, чтобы подали вина, и бросил на Бонни разъяренный взгляд. Полетт потупила взор. Лоредана, усевшись рядом с ней и успешно загораживая от ее взгляда свою мачеху, стала болтать о чем-то глупом и никчемном. Франко, прогулявшись по комнате, остановился у окна, повернувшись спиной к присутствующим. Не прошло и нескольких мгновений, как Бонни оказалась возле него.

Неожиданно до ушей Полетт донесся какой-то шум. В дверном проеме появился крупный, крепко сложенный мужчина в инвалидном кресле. Густая копна седых волос украшала голову Карлоса Мендосы. За креслом возвышалась фигура слуги. Запавшие глаза жестко обозрели помещение, пока наконец не вперились в хрупкую фигурку Полетт.

Хозяин дома поднял руку.

– Подойдите-ка сюда, мисс, – отрывисто приказал он тоном старорежимного помещика.

Полетт беспомощно взглянула на Франко, а тот улыбался с искренним любопытством. Полетт поднялась и оказалась в центре лучей света, излучаемых огромным канделябром, высоко вскинула голову, распрямила плечи и двинулась вперед.

– Она шествует, словно королева, Франко! – Карлос бесцеремонно осмотрел девушку с ног до головы испытующим взглядом. – Невелика росточком. Грудь хорошая. Своенравна, – заключил он со знанием дела, заглянув ей в глаза.

– Может, заодно посмотрите и зубы? – с язвительностью предложила Полетт.

Мендоса на мгновение изумленно уставился на нее, затем одобрительно и громогласно расхохотался.

– Норовиста и с чувством юмора… Мне нравится. Но способны ли вы подарить Франко детей? – спросил он напрямик. – Вот в чем вопрос. Это главное.

Франко обхватил рукой ее напрягшиеся плечи.

– Для меня – нет.

– Пять лет замужем – и без детей, – свирепо возразил Карлос. – Тебе стоит об том подумать, Франко… пусть она хотя бы пройдет тесты на бесплодие – тогда я успокоюсь!

Полетт с трудом могла поверить, что весь этот отвратительный разговор ведется так, словно ее здесь и нет. Франко что-то быстро проговорил по-испански, отец бросил что-то в ответ, затем недовольно воздел руки.

Последовало приглашение к столу.

Когда они покидали комнату под пристальным взглядом Мендосы, Полетт прошипела на ухо Франко:

– Мне нужно с тобой поговорить!

– Если хочешь поссориться, то давай сделаем это наедине, – пробурчал он в ответ.

Полетт посмотрела в его глаза, которые прямо-таки пылали яростью. Она все же осмелилась поинтересоваться причиной его недовольства.

– Оттого, что ты спала с этим Трампом все пять проклятых лет! – швырнул он ей с откровенным отвращением. – Вне зависимости от того, принесло это какие-то плоды или нет.

Полетт побледнела, но сочла за благоразумие пока не затевать скандала.

Обед подавали за круглым столом, Полетт с облегчением обнаружила, что оказалась рядом с Лореданой. Она больше не могла выносить присутствия Франко рядом с собой.

– Для того поколения, к которому относится отец, семья и дети играют первостепенную роль в жизни, – вздохнув, прошептала сестра Франко. – Он вовсе не хотел вас обидеть, дорогая.

Но слова эти, хотя и произнесенные, вероятно, с добрыми намерениями, были лишь полуправдой. Понаблюдав за Карлосом Мендосой с полчаса, можно было с полной очевидностью убедиться, что ему совершенно наплевать на то, как отнесутся к его словам посторонние. Уже сам факт, что Полетт была женщиной, ставил ее в униженное положение. В присутствии мужа Бонни повела себя иначе. Она улыбалась и весело болтала, проявляя признаки крайнего расположения к Полетт. Ела Бонни очень немного, но ее высокий бокал для вина требовал постоянного наполнения. Отец с сыном разговаривали по-испански. Лоредана поддерживала беседу вежливо, несколько обеспокоенно, время от времени кидая тревожные взгляды на мачеху.

Это случилось, когда Полетт уже потягивала кофе. С гортанным яростным звуком Карлос протянул руку, выхватил бокал из рук жены и изо всех сил швырнул его о стенку. Как ни в чем не бывало Бонни вежливо прикрыла рот ладонью, подавляя зевок.

– Пойду, пожалуй, прилягу, – заметила она, а тем временем слуга с каменным выражением лица спокойно принялся собирать с пола осколки стекла.

Карлос что-то гневно прорычал по-испански и закурил толстую сигару, безразличный к повисшей тишине. Затем поглядел на Полетт и нетерпеливо кивнул дочери.

– Не хотите ли подышать свежим воздухом, дорогая? – поняв его намек, прошептала Лоредана. – Мы можем выйти на террасу.

Бросив взгляд на Мендосу, Полетт заметила, как тяжело он дышит, посасывая сигару, но при всем своем желании не смогла испытать к нему ни малейшего сострадания.

– Мой отец не относится к числу чувствительных и чересчур щепетильных людей, – осторожно отметила Лоредана, когда двери столовой за ними затворились, – Пусть это вас не расстраивает. Жаль, что вы не оказались свидетельницей его радости и удовлетворения, когда он узнал о вашей помолвке. Брату уже тридцать три, и новость эта была отцу крайне приятна. А то мы уже начали было опасаться, что он никогда не женится.

– А Франко давно не виделся с отцом? Он не слишком много рассказывал мне о своей семье, – быстро вмешалась Полетт, стараясь уклониться от скользкой темы.

– Да, несколько лет. Конечно, я-то всегда поддерживала с Франко контакты. Говорила, что отправляюсь за покупками, и мы встречались в Майами. Я очень привязана к брату, – призналась Лоредана с большой теплотой в голосе. – Еще с тех пор, как он был маленьким мальчиком. Когда он родился, мне уже исполнилось шестнадцать. Он рос на моих глазах. И я любила его почти по-матерински.

Они прогуливались по вымощенной камнем террасе, и Лоредана излагала ей историю детских лет Франко. Ее гордость была трогательна, в равной степени как трогательным было и удовольствие, с которым делилась она своими воспоминаниями с женщиной, в которой видела будущую жену брата. Полетт чувствовала себя ужасающе виноватой оттого, что ей приходится обманывать эту чудесную женщину. Лоредана оказалась добра и доверчива, явно не предполагая никаких странностей во внезапном обручении брата.

– А какой была его мать? – спросила Полетт, желая поддержать разговор.

– Она была удивительно красивой. Впрочем, иначе Карлос не женился бы на ней, – усмехнулась Лоредана, но тут же улыбка ее потускнела. – Думаю, сперва он действительно любил Софи, но ему хотелось иметь побольше детей, а она не могла. Поэтому он с ней и развелся. Это было очень печально. Франко безумно любил мать, хотел жить с нею, но отец не позволил Софи забрать ребенка с собой…

– Почему?

– Ведь Франко – его сын, – вздохнула Лоредана. – К несчастью, брат был необычайно сильно привязан к матери и стал обвинять отца в том, что тот обижает ее. Тогда-то между ними и начались ссоры. Карлос пришел в ярость… Как! Его сын – и смеет обвинять отца в том, что он себя неправильно ведет! Потом отец снова женился, а Софи умерла. Франко не видел мать месяцами, и это причиняло ему еще больше горя. Затем его отправили в школу. А когда Франко исполнилось восемнадцать, он из упрямства взял фамилию матери. Я не помню, чтобы видела отца в большей ярости, чем когда он узнал об этом. Для Карлоса это было высшим оскорблением. Он ведь чрезвычайно гордился своим именем…

Однако отец и сын вновь сошлись восемь лет назад, и Полетт горела желанием узнать, из-за чего же они вновь не поладили на сей раз. Настолько, чтобы порвать все семейные узы, если пользоваться фразеологией Франко.