— А-а-а-!.. — Женский истошный вопль вонзился в барабанные перепонки. Это выскочила из машины и побежала в поле Асоль. Дура! Она бежала туда же, куда и зигзагами двигался Змей! Она обезумела! Она понеслась очертя голову к лесистому островку кладбища!
Сухо прозвучал пистолетный выстрел. Как будто на кладбище у одной из сосен сломалась ветка. Бегунья Асоль упала в траву.
Короткая очередь. Пули скосили сухие стебли там, где удар сердца тому назад находился Змей. А сердце у Змея уже билось с частотой более двухсот ударов в минуту. «Маятник» рассчитан на сокращение дистанции в десять-тридцать метров всего лишь. «Качание маятника» предполагает полную самоотдачу и, хочешь не хочешь, но на стайерских дистанциях начнутся сбои в системах жизнеобеспечения организма даже у самых выносливых бойцов.
Еще одна, снова короткая очередь. Опять мимо, однако пули просвистели критически близко. А мозг бесстрастно отметил, что бьют из «Калашникова». Значит, нет среди врагов спецов-снайперов с винтовками, снабженными оптикой. Уже хорошо. Но удручает, что автоматчик... Нет! Автоматчики! Еще очередь, с другого места, звучит по-иному! Эх, удручает, что автоматчики стреляют грамотно, коротко, без суеты, присущей дилетантам.
Сухой одиночный выстрел из пистолета. Враг, что подстрелил Асоль, бил на опережение и почти угадал траекторию бега Змея. Плохо! Тело халтурит! Оно не выдерживает нагрузок, а впереди еще половина пути. «Маятник» становится предсказуемым, как у салаги, который впервые пробует его «качать». Это очень плохо. Это смерть...
А это что?.. Что это там, впереди, в пяти буквально метрах?.. Неужели?.. Да!!! Ложбинка! То есть вмятина в почве площадью этак соток семь! Трава во вмятине растет реже, но она выше, зеленее и толще. Наверное, это старая рана земли, еще не зарубцевавшаяся после Второй мировой. Или когда-то здесь был родник, да высох пару десятилетий назад... Без разницы! Главное, что здесь можно и нужно устроить передышку — края у вмятины-ложбинки приемлемо круты, будто брустверы...
Две автоматные очереди из двух точек, одиночный пистолетный выстрел с вражеской огневой позиции номер три. Пули пропели песню гибели справа, слева и над измочаленным телом Змея, прыгнувшего, словно в воду с трамплина, в темно-зеленое редкотравье.
Тело перекатилось через голову и покатилось бревном под прикрытием края ложбинки, столь похожего на бруствер. Тело легло на спину, спряталось. Сердце по инерции колотило в виски, казалось, что височные кости не выдержат, вот-вот треснут. Пот залил глаза, в которых двоилось и сверкало. В легких полыхал пожар...
Кстати, и в поле очаги пожаров разгорелись на славу. А уж остатки джипа дымили, точно вулкан. И очень кстати ветерок гнал дымы к укрытию Змея. Очень! Очень кстати!
Автоматы умолкли. Несколько пистолетных выстрелов и несколько пуль жужжат над ложбинкой. Вооруженный пистолетом неведомый враг, наверное, занервничал. И есть повод — ветерок у Змея в союзниках, он все гонит и гонит дымовую завесу, которая все гуще и гуще.
Змей лежал на спине, Змей дышал по схеме, вбитой в подкорку на спецкурсах в начале восьмидесятых, а в голове включилась и прокручивалась, все повторялась и повторялась формула самовнушения. Мозг внушал телу, что оно отдохнуло и готово к работе, и тело внимало мозгу — сердце забилось реже, исчезло жжение в легких, обострился слух... Вовремя!
Змей услышал, как двое... Двое?.. Да, двое врагов шуршат травой, идут, приближаются к его укрытию. Последний, третий враг... Последний?.. Да, наверное, их всего трое, и последний прикрывает своих, оставаясь в тени деревьев...
Елы-палы! Вот незадача — внезапно изменилось направление воздушных потоков! Только что ветерок очень кстати гнал дымы к ложбинке, и вот ветродуй погнал дымовую завесу прочь, в совершенно другую, противоположную сторону.
А враги приблизились на расстояние броска ручной гранаты, если слух не обманывает. И вряд ли он обманывает...
Змей перевернулся на живот, бесшумно пополз вдоль бруствера, медленно, с умом, так, чтобы не колыхалась трава. Переворачиваясь, Змей подмял под себя полы расстегнутого пиджака и почувствовал ребрами мобильные телефоны во внутренних карманах. Своя и мобила Игоря плотно сидели в узких карманах. Узость кроя удержала мобильники во время всех боевых гимнастических действий Змея.
Почувствовав телефоны, Змей передумал смещаться ползком. Мягко перевернулся обратно на спину. Взял в зубы рукоять револьвера, освободил руки. Вытянул из узких карманов оба мобильника. Телефон Игоря, аккуратно, по низу, бросил влево, к левому краю ложбинки. Свою мобилу взял в левую руку, револьвер вернулся в правый кулак. Змей поджал ноги, сел на корточки, лицом к врагам за бруствером. Большим пальцем набрал номер мобилы Игоря, расслабился...
Телефон в траве, в пяти метрах слева заверещал пронзительно, и Змей напряг разгибатели, толчковые мышцы ног, затем прыгнул, выпрыгнул вверх и вправо.
Оба врага — один с «Калашниковым», второй с пистолетом — подчинились воле рефлексов, они чуть повернули головы, скосили глаза и стволы туда, откуда раздалась телефонная трель. Разумеется, спустя миг их головы, глаза и стволы дернулись, фиксируя, ловя на прицел взлетевшего над травами Змея, однако форы протяженностью в один краткий миг Змею оказалось вполне достаточно, чтобы дважды спустить револьверный курок.
Оба выходца с кладбища осели в траву. Обоим пули попали в головы. Автоматчик, оседая, выронил «Калашников». Враг с пистолетом... Ого! Этот враг держал пистолет — кажется, спецназовский «Вектор» — левой, а из его правой руки выпала и закатилась в травяную гущу, кажется, «эфка» — ручная граната, прозванная народом «лимонкой». Этот враг был худым и малорослым, скорее всего, он тянул с броском гранаты, боясь не добросить, но, проживи он еще пару лишних секунд, еще пара-тройка крадущихся шагов, и он бы вырвал кольцо зубами и метнул «лимонку» в ложбинку. И абзац. Приплыли...
Толково израсходовав два патрона, Змей свалился под прикрытие природного бруствера, нажал кнопку на мобильнике в тисках пальцев, и телефон друга, сослуживший добрую службу, прекратил трезвонить. И как-то вдруг на душе стало тяжко, вдруг возникла иллюзия, будто бы сам Леший, а вовсе не его мобила только что помог Змею выжить...
Едва оба мертвых врага упокоились в травах, как застрекотал автомат с огневой точки на кладбище.
Вот что примечательно — совсем не так, как раньше работал стрелок, а бил одной длинной очередью, попусту опустошая рожок. Ха! Сдали нервы у последнего из врагов! Трюк Змея с прыжком и стрельбой дуплетом произвел впечатление на осиротевшего зрителя.
Автомат замолчал...
Прошла минута. По-прежнему тишина...
Лишь цикады стрекочут да еле слышно трещит догорая то, что еще может гореть в остатках подбитого джипа. И потрескивает горящая трава едва-едва слышно...
У них был только один выстрел для гранатомета?.. Похоже на то. Иначе на фига двое из троицы покидали укрытие, на фиг худенький готовился метать «эфку»...
Прошла еще минута. Шалун-ветер куда-то исчез, сгинул, и дымы поднялись столбами, потянулись вверх, к небу. Рано или позже — а быть может, уже? — они станут заметны издалека, из-за лесов, окруживших поле...
Минула еще минута. Чем занят сейчас автоматчик?.. Сменил рожок и выцеливает Змея?.. Или бросил «Калашников» и пробирается через кладбище, чтобы потом припустить к лесу, через лес к дороге, где ожидал их троих... нет, пятерых, считая Шурика и шоферюгу, автомобиль, а дождется только одного, да?..
Змей стянул с плеч пиджак, скомкал его, приподнял над краем бруствера, пошевелил так, чтобы зашевелилась трава...
Автомат молчит...
Змей бросил пиджак, перевалился через край бруствера, вскочил на ноги, упал на живот...
Автомат молчит...
Змей пополз к трупу того врага, рядом с которым валялся «Калашников». Дополз. Сунул револьвер за пояс, подобрал шедевр оружейника Калашникова, вскочил и побежал к деревьям, петляя и пригибаясь, но вовсе и не думая всерьез «качать маятник». Почти на все сто процентов Змей был уверен, что стрелок покинул огневой рубеж, что киллер дезертировал. И его, последнего киллера, можно понять — четверо подельников погибли ни за грош, будто статисты-злодеи из голливудского кинобоевика, и ясно, кто по сценарию должен почить следующим, а кто победить...
