Джанверт вдруг почувствовал аппетитные запахи, исходившие из кухни, и стал сомневаться, не ведет ли он себя по-глупому. Разве эти люди рискнут здесь, на ферме, отравить его? Конечно, верить им нельзя, но… Да, они могут попытаться сделать это. Хотя тщательные приготовления смущали его. Хелльстром, конечно, знал о смерти Перуджи. Кто еще мог приказать убить его? Но кого тогда они дожидались к ленчу? Если они знали о смерти Перуджи, значит, лишний прибор был поставлен для отвода глаз. Это означает, что в пище нет никакой отравы. Господи! До чего же аппетитно пахнет! Его любимые отбивные!

Хелльстром спокойно смотрел за окно с противоположного конца стола, ведя себя в той же самой небрежной и безучастной манере.

– Знаешь, Фэнси, мне всегда нравилось обедать здесь. Нам следует почаще обедать здесь, а не второпях на съемочной площадке.

– Или вообще пропускать ленч, – заметила она. – Да, я несколько раз замечала это.

Хелльстром похлопал по своему животу.

– Особого вреда не будет, если пропустишь разок обед. Я все-таки толстею.

– Я как раз хотела напомнить вам об этом, – продолжила молодая женщина.

– Вы испортите себе желудок, если будете продолжать в том же духе.

– У нас слишком много дел, – произнес Хелльстром.

«Да они просто сумасшедшие! – подумал Джанверт. – Болтают о всякой всячине в такой-то момент!»

В дверях снова показалась миссис Нильс Хелльстром, повернулась, и они увидели по тарелке в каждой руке. Она несколько секунд постояла в нерешительности рядом с Хелльстромом, но потом первой обслужила молодую женщину. Когда обе тарелки были поставлены на стол, Хелльстром дал ей знак принести пиво, которое считалось у них поощрением за особые услуги и в которое иногда добавлял снотворное и кое-что посильнее специалистам, признанным негодными и подлежащими отправке в чан.

Джанверт посмотрел на тарелку, стоявшую перед женщиной, сидевшей рядом с ним. От нее поднимался пар. В соусе, которым была залита свинина, можно было разглядеть большие грибы. Гарниром служил шпинат и жареный картофель, и миссис Нильс Хелльстром ложкой перемешала его со сметаной. Молодая женщина пока просто сидела, сложив руки и потупив взор. О Господи, она что, молится?

Он вздрогнул от неожиданности, когда Хелльстром сложил обе руки над своей тарелкой и начал говорить нараспев:

– Великий Боже, за пищу, которую мы сейчас станем есть, возносим тебе благодарение. Да осенит твое божественное провидение нас, разделяющих эту жизнь. Аминь.

Молодая женщина повторила за ним:

– Аминь.

Полнота чувства в голосе Хелльстрома вызвала смущение у Джанверта. Как и эта дамочка, когда она в конце присоединилась к его молитве. Наверное, так принято у них. Этот ритуал потряс Джанверта сильнее, чем он хотел признаться самому себе, и вызвал гнев. Они продолжают, черт побери, играть!

Аромат, исходивший от тарелки, добавил еще больше раздражения. Молодая женщина потянулась за вилкой. Сейчас они начнут уминать это проклятое мясо!

– Вы уверены, что не будете ничего есть? – поинтересовался Хелльстром.

С неожиданным злорадством Джанверт протянул руку мимо молодой женщины, взял тарелку Хелльстрома и ответил:

– Конечно. Рад, что вы спросили. – Он торжествуя поставил тарелку перед собой, намеренно одарив их сияющей улыбкой, когда похищенная им тарелка с мясным блюдом ударилась о тарелку с гарниром. «С блюдом, которое собирался отведать Хелльстром, – подумал он, – все должно быть в порядке».

Хелльстром отбросил голову назад и рассмеялся, не в силах сдержаться. Он вдруг подумал, что Улей в его лице получил новые качества, которые повысят его жизнеспособность и помогут ему в сражении с Внешним миром. Джанверт вел себя именно так, как он надеялся.

Мимека с улыбкой на лице сквозь приспущенные ресницы посмотрела на Хелльстрома. Поведение Джанверта было легко предсказуемым, как и у большинства Чужаков. Он вел себя точно так, как говорил Хелльстром. Она должна была признаться самой себе, что была охвачена сомнениями, когда Хелльстром знаками на языке жестов Улья объяснил ей свой план. Вот Джанверт накладывает гарнир в свою тарелку, берет нож и вилку. Так, очень скоро он станет послушным.

Хелльстром вытер слезы смеха из глаз уголком салфетки и крикнул:

– Миссис Нильс! Принесите еще одну порцию.

Дверь открылась, и из проема на них посмотрела пожилая женщина.

Хелльстром указал на пустое место перед собой, делая знак принести еще одну порцию. Она кивнула, нырнула обратно в кухню и почти тут же возвратилась с еще одной, наполненной доверху тарелкой. «Наверное, своей собственной», – подумал Хелльстром. Он надеялся, что еще осталось. Нейтрализованные работники так радовались редкому случаю съесть что-либо, отличное от обычной кашицы, поступающей из чанов. Он успел даже спросить себя, откуда взялась эта свинина – вероятно, это плоть того молодого работника, который погиб прошлой ночью в генераторной. На вид мясо казалось нежным. И он подумал, беря в руки нож и вилку: «Благослови его, вошедшего в вечный поток жизни, ставшего частью всех нас!»

Мясо было не просто нежным, оно было сочным, и Джанверт не скрывал своего восхищения.

– Ешьте, сколько хотите, – сказал Хелльстром, махнув рукой с вилкой. – Мы употребляем лишь продукты высшего качества, а миссис Нильс – великолепный повар.

«И это действительно так», – мысленно продолжил он, вонзаясь зубами в сочное мясо. Он надеялся, что она оставила по крайней мере одну порцию для себя. Она заслужила эту награду.

45

Из записей Тровы Хелльстром:

«Моделью проникновения Улья в окружающие нас формы жизни может служить четырехмерный тессеракт-куб. Наш тессеракт представляет собой мозаичную конструкцию, ни одна из частей которой не может быть изъята и чьи грани нерасторжимо сцеплены между собой. Таким образом, модель дает нам полностью независимые среду обитания и временную линию, входящими при этом в значительно большую планетарную систему и во Вселенную. Никогда не забывайте, что наш тессеракт неразрывно связан с другими системами столь сложным и запутанным образом, что мы не можем бесконечно маскироваться. Мы рассматриваем физические измерения нашего Улья как среду обитания лишь на определенной стадии развития. И мы перерастем эту стадию.

И поэтому главной заботой наших специалистов-руководителей должно быть расширение генетического спектра такого важного качества, как приспосабливаемость. Впоследствии нашей целью станут и другие среды обитания».

– Разговор был довольно любопытный, если судить по его концовке, – заметила Кловис Карр.

Линкольн Крафт посмотрел на нее через большой плоский стол. За ее головой в окне он видел край горы Стинс. Из расположенного этажом ниже торгового комплекса уже начал доноситься шум дневного оживления. Слева от него висел плакат, дающий детальные рекомендации, как предотвратить кражу скота. Третьим пунктом был «нерегулярный обход оград», и его взгляд все время возвращался к этой цифре, находя в ней какое-то волшебство. Было уже почти три часа дня. Трижды ему звонили из офиса в Лейквью, и каждый раз ему приказывали «оставаться на месте».

Кловис Карр поудобнее устроила свое маленькое худое тело на жестком сиденье своего деревянного стула. Теперь, когда она расслабилась, на ее обманчивом молодом личике появились резкие морщины, указывавшие на возраст. Она была с Крафтом с начала одиннадцати, сперва еще в мотеле, где им сообщил о смерти Перуджи нахальный коротышка, назвавшийся просто Джанвертом. Крафт почти сразу же понял, что Джанверт и эта Кловис Карр связаны, и картина после этого начала проясняться. Эти двое были из команды Перуджи. С этого момента Крафт вел себя крайне осторожно: каждый, кто был связан со Службой Безопасности Улья, отлично знал о подозрениях Хелльстрома относительно последних «непрошеных гостей» из Внешнего мира. Эти двое подозревают его, вскоре понял Крафт. Эта женщина прилипла к нему, словно пчела к меду.