— Откуда вы узнали? — начала я. Его губы коснулись моих. Но на этот раз не задержались.

— Я же сказал — заткнись! Не воображай, будто я стану отвечать на твои вопросы. Так как? Будешь слушаться или натравить на тебя Джорджо?

Не думаю, чтобы он действительно выполнил угрозу, но я не собиралась испытывать судьбу. В этом вкрадчивом голосе таилось что-то безжалостное.

— Ладно, — покорно сказала я.

— Хорошо. Я тебя развяжу, но ты не должна снимать с глаз повязку. Ты мне обязана своей жизнью или, по меньшей мере... в наши дни употребляют слово «добродетель»? Сомневаюсь. А о девственности, разумеется, речь не...

— Хватит! — раздраженно зашептала я. — Согласна. Полагаю, вы прикажете мне не совать нос куда не надо?

— Именно. Ты ведь, в сущности, ничего не знаешь, иначе не заявилась бы в лавку как последняя дура. Хочешь дельный совет? Отправляйся-ка домой и копайся в книгах, как и полагается порядочному ученому. Приличная профессура не изображает из себя бестолковых сыщиков. А теперь пошли. И бога ради, не шуми!

Во время своего монолога (а этот дьявол большой говорун) он перерезал веревки на ногах и руках и принялся растирать мои конечности.

Пока он трепал языком, я пыталась выяснить как можно больше о том месте, где мы находились. Это оказалось совсем нетрудно. Ощущение замкнутого пространства, запах пыли, а также шторы, движение которых я ощущала... Мы прятались за тяжелыми портьерами, бархатными или плюшевыми, в той же комнате, где меня держали в плену. Теперь понятно, почему Джорджо и Антонио не видели нас... Вот только почему они не заглянули за шторы?.. Бестолковые нынче бандиты...

Я могла бы отпустить немало остроумных и жизнерадостных замечаний в адрес своих тюремщиков, но, по правде говоря, с запасами жизнерадостности наблюдались проблемы. Я не впервые очутилась в опасном переплете, вообще-то мне доводилось бывать в местах и похуже, но нельзя сказать, чтобы я к этому привыкла. И вряд ли когда-нибудь привыкну. Сейчас меня одолевало острое желание во что бы то ни стало выбраться из этой переделки живой. А потом... ну тогда и решу, что потом.

Поэтому я позволила обнять себя за плечи и в покорном молчании потрусила туда, куда меня подталкивала сильная рука. Поразительно, как много можно узнать об окружающей обстановке, даже если ни черта не видишь. Возьмем, к примеру, пол. Этот был гладким и немного скользким, — вероятно, хорошо отполированное дерево. А вот ковер... Я могла даже сказать, что это не одно из тех пушистых синтетических покрытий, которые сейчас в моде. Нет, ткань под ногами была тоньше, структурнее, а в одном месте я даже обо что-то споткнулась. Может, восточный ковер с бахромой?

Во всяком случае, уже через несколько секунд стало ясно, что мы находимся отнюдь не в дешевой квартирке. Запах воска и лака, общее ощущение простора, шаги, отдающиеся эхом, — все это наводило на мысль о большом и, быть может, даже роскошном доме. Некоторое время мы шагали по мрамору, — по крайней мере, под ногами ощущалось что-то твердое и скользкое. Мы все шли и шли. Безразмерное какое-то помещение... Уж не музей ли?..

Мой спутник хранил молчание. Его рука крепко держала меня, пальцы обхватили предплечье с силой, которая была красноречивее любых слов. Один раз я услышала далекие голоса, в другой он остановился и втолкнул меня в маленькое тесное помещение, пока вдали не стихли шаги.

Чем дальше мы шли, тем увереннее я себя чувствовала. Храбрость мало-помалу возвращалась, о любопытстве уж и не говорю, оно никуда и не пропадало. Где же мы находимся? Наверное, все-таки музей, что же еще?

Долгожданный шанс взглянуть на окрестности я получила, когда мы добрались до ведущей вниз лестницы. Насчет лестницы я поняла, лишь когда странный тюремщик подхватил меня на руки и начал спускаться. Видимо, ему проще было тащить меня, чем регулировать мое движение по ступенькам. Тем не менее меня не покидало чувство, что ему просто понравилось таскать меня на руках. Упускать такой случай было нельзя. Я обвила его шею и уткнулась лицом в плечо.

Он засмеялся, точнее, выпустил струю воздуха в мое левое ухо. Я ласково пощекотала ему шею. До омерзения сентиментальный жест. Странно, но ему эти телячьи нежности пришлись по душе. Он, конечно, может хоть пеной изойти, отрицая это, но я-то знаю правду...

Лестница осталась позади, но он и не думал меня опускать. Теперь мы шли по совершенно пустынному коридору с мраморным полом и зеркалами на стенах. Можете поверить, там были зеркала: я видела их собственными глазами. Точнее, единственным глазом, поскольку лишь чуть-чуть сдвинула повязку.

Коридор все тянулся и тянулся. Время от времени зеркала сменялись полотнами в массивных рамах. До сих пор мне не доводилось разглядывать великие творения с такого ракурса: перед моим глазом мелькали ноги, края развевающихся одежд и трава с камнями, служившая фоном.

Галерея была очень длинной. Когда мы добрались до конца, мой галантный тюремщик-спаситель совсем запыхался. Справедливости ради следует сказать, что дыхание у него сбилось не только от усталости: руки и рот у меня были свободны, и я в полной мере пользовалась ими. Повязку я предусмотрительно вернула на место, поскольку увидела все, что хотела.

Мы прошли через вращающуюся дверь — я слышала ее тихий шорох — и очутились в Другом, более узком коридоре, где стоял слабый запах кухни. Здесь меня наконец поставили на ноги. Продолжая обвивать руками шею спасителя, я доверчиво подняла незрячее лицо... И, как оказалось, очень кстати. Для него. Кулак точным ударом опустился на мой вздернутый подбородок...

Очнулась я в такси, голова покоилась на плече дьявола. Поначалу я не поняла, что это такси: мимо проносились огни, напоминавшие длинные языки пламени.

— Просыпайся, дорогая, — сказал знакомый голос. — Вставай, прекрасная луна, и затми завистливое солнце... Ну что за девушка!

Я повернула голову и увидела улыбающуюся физиономию. Именно ее я и предполагала увидеть. Давешний высокомерный англичанин... Кончик его носа щекотал мне щеку... Память вспышкой осветила мое сознание, и с яростным криком я накинулась на мерзавца. Англичанин лишь рассмеялся и поцеловал меня. Я не сопротивлялась. Нельзя же терять достоинство.

Покончив с поцелуями, он отстранился и критически осмотрел меня:

— Не так плохо. Юные дамы после ночных приключений выглядят утомленными, так что ничего странного в этих темных кругах под глазами нет. Не могу передать, какое я получил удовольствие.

— На вашем месте я и пытаться не стала бы! Где мы?

— У твоей гостиницы. Как думаешь, ты способна передвигать ногами самостоятельно?

Я разогнула конечности. Он поспешно отодвинулся, и я улыбнулась, точнее, оскалила зубы.

— Не бойтесь. Не стану я вас лягать, много чести. Хотя получила бы невыразимое наслаждение... Ну да ладно. Да, передвигать ногами, как вы изящно выразились, я способна. Ваши объятия могут деморализовать кого угодно, но только не меня.

— До чего же острый язычок! — восхитился англичанин. — Ум в сочетании с красотой... Ладно, любовь моя, сегодня тебе повезло, но я настоятельно советую завтра же утром покинуть Рим.

Такси остановилось. Англичанин открыл дверцу и вылез из машины, прежде чем я смогла придумать достойный ответ. В распахнутую дверцу нырнула холеная рука, ухватила меня за шкирку и бесцеремонно вытащила на свет божий.

Мы действительно находились перед моей гостиницей, одним из тех роскошных зданий эпохи Возрождения, которых полным-полно в Риме. На форме швейцара было больше позолоты, чем на каком-нибудь церковном куполе. Вытаращив глаза, швейцар пялился на меня, словно ему явился призрак.

Я вздохнула. И впрямь, наверное, призрак... Еще бы! Сначала мне вкололи какую-то пакость, потом связали, держали взаперти черт знает сколько времени, а напоследок еще и дали в челюсть. Выгляжу небось оборванкой... Ага, не беззащитная, но гордая героиня, угодившая в жуткую историю, а заурядная пьянчужка...

— Buona notte, carissima, — проворковал ненавистный блондин. — Grazie, per tutto [13]...