С огромным облегчением я выбралась из сырых и темных подвалов в солнечное тепло парка. Мои блуждания по аллеям сопровождались приглушенной музыкой лета: плеском фонтанов, пением птиц, шелестом листвы на ветру. Но через некоторое время я начала ощущать зуд между лопатками. Это ощущение возникает, когда за тобой пристально наблюдают.

В парке хватало мест, где можно было спрятаться, — заросли кустов, живые изгороди, каменные статуи. Но нигде никаких признаков человека. Пустыня, да и только. Должно быть, это все нервы. Мы, горожане, непривычны к одиночеству. Словно крысы, мы плодимся и кусаем друг друга в толпе. Искрошившиеся от времени статуи, казалось, цинично взирали на меня разбитыми глазницами, фавны и сатиры гнусно ухмылялись, будто знали какой-то мерзкий секрет, неведомый мне.

Парк был создан для пеших прогулок. Повсюду тропинки, дорожки, скамьи для отдыха: мраморные и из кованого железа, резные и украшенные мозаикой. Я обнаружила не меньше четырех беседок, оснащенных мягкими банкетками и низкими столиками. Одна из беседок напоминала миниатюрный круглый храм с изящнейшими коринфскими колоннами по кругу. А вот и давешняя голова! Вчера я была слишком увлечена препирательствами с подлым Смитом и забыла осмотреть этот каменный кошмар. При детальном знакомстве голова оказалась еще ужаснее. Я обошла ее по кругу — благо чудище обвивала дорожка, вымощенная темным камнем, — и сделала открытие: оказывается, голова охраняет вход в другой парк! И не просто парк, а настоящий парк ужасов! Отвратительная башка с клыкастой пастью была детской забавой по сравнению с каменными монстрами, населявшими второй парк.

Чудища прятались за деревьями. Я наткнулась на них внезапно и едва не потеряла сознание от ужаса. Первым из чащи вынырнул огромный каменный слон — я решила, что это слон, хотя тварь была оснащена не только бивнями, но еще рогами и жуткими когтями. Хобот слоника обвивал человека — очаровательное животное явно намеревалось разорвать беднягу на части. Лицо человека поражало реалистичностью — именно так, на мой непросвещенный взгляд, выглядят люди, когда их рвут на куски.

Остальные статуи были еще хуже. Судя по всему, их создатель был помешан на жестокости. От отвращения я шла будто в тумане. Прекрасные цветочные клумбы и маленькие журчащие фонтанчики, разбросанные там и сям, лишь усугубляли впечатление от скульптур.

В конце концов ноги вынесли меня на террасу, огороженную барельефом с особо мерзкой сценой. От внезапного звука за спиной я резко обернулась.

Одна из статуй двигалась!

Это была фигура человека в натуральную величину, с лицом демона, клубком змей вместо волос и кошмарными клыками. Скрипучий звук, которым сопровождались шаги статуи, походил на смех. Смех демона... Исчадие ада двигалось прямо на меня... Я отпрянула, да кто на моем месте не испугался бы! Сзади в плечо ткнулось что-то твердое и холодное. Я повернулась как раз вовремя, чтобы избежать каменных объятий еще одного монстра. Мерзкая тварь пряталась в зарослях азалий, ее лапа с раздвоенным копытом была увита нежными цветами. Все вокруг вдруг ожило, все шевелилось, отовсюду несся скрипучий хохот. Каменные руки-лапы медленно поднимались, головы поворачивались, пустые глазницы искали меня...

Я споткнулась и шлепнулась на землю прямо под носом драконоподобного чудища, которое с безжалостным скрипом ковыляло ко мне.

Мой вопль вовсе не был мольбой о помощи, о нет, то был крик ярости. Разум отказывался принимать творящийся бред. Странно, но вопль возымел эффект: дракон вдруг заскрежетал и резко остановился, остальные монстры тоже замерли. В наступившей тишине лишь какая-то птаха разливалась мелодичной трелью.

И тут появился он... Словно сам Нижинский перепорхнул через резной парапет — длинным, плавным прыжком — и пружинисто приземлился. Забыв о своих страхах, я молча таращилась на него. А он стоял передо мной, словно само Возмездие, — руки уперты в бока, взгляд суров. Но вот он шевельнулся, и все встало на свои места. Вовсе не так он спокоен, как желает казаться. Золотистые волосы растрепаны, грудь тяжело вздымается — и как я сразу не заметила! Хватит глазеть, Вики, на этого типа, как на восьмое чудо света! Захлопни рот и прими надменный вид. Вот так...

Заставить другого говорить первым — старая дипломатическая уловка. Еще американские индейцы знали, что в молчании твое преимущество. К этому же приему прибегают современные начальники, когда просят секретаршу связаться с кем-нибудь, прежде чем самим взять трубку. Мы с подлым Смитом могли бы заниматься игрой в гляделки несколько дней, если бы я вдруг не почувствовала, как ноет рука. Я опустила глаза, ладонь была в крови. На земле, почти скрытый травой, лежал металлический рельс. Наверное, падая, содрала об него кожу.

— Ты не ранена? — спросил Смит. И тут же, осознав, что я выиграла игру в молчанку, сердито добавил: — А если и ранена, так поделом. Те, кто сует нос не в свое дело, часто нарываются на неприятности.

— Уж не хотите ли вы сказать, дражайший мистер Смит, что все эти каменные уроды автоматически сработали на мое появление?

На мгновение он замешкался, размышляя, сможет ли отделаться этой отговоркой, потом пожал плечами:

— Нет. Механизмами управляют из грота за стеной. Там находится несколько выключателей. Наверное, кто-то включил рубильники.

— Кто-то? — Я внимательно разглядывала кровоточащую ладонь.

— Я их выключил! — с негодованием ответил Смит. — С какой стати мне...

— Могу назвать пару-тройку причин. — Поскольку он не предложил мне помочь, я поднялась самостоятельно. — Но если вы думаете, что напугаете меня таким глупым трюком, то...

— Ты уверена, что тебя хотели всего лишь напугать?

— Господи, и почему наш разговор состоит из одних вопросов? — раздраженно воскликнула я. — Как в современных пьесах ни о чем... Эти тошнотворные каменные страшилища способны причинить вред только в том случае, если на кого-нибудь рухнут. Впрочем, они выглядят вполне устойчивыми.

Здоровой рукой я злобно пихнула дракона.

— С какой стати им быть устойчивыми?! — рявкнул Смит. — Они же на колесах, глупая женщина! Конечно, чтобы свалить их, надо очень постараться, но ты могла запросто грохнуться в обморок, и какая-нибудь из этих громадин попросту переехала бы тебя.

— Ага, и я окончила бы свои дни подобно Анне Карениной. — Я постаралась рассмеяться как можно убедительнее. — Чушь несусветная. Это всего лишь садовые игрушки. У кого-то своеобразное чувство юмора. Интересно, у кого? У Пьетро?

— Сомневаюсь.

Сунув руки в карманы и всем своим видом изображая беззаботность, Смит направился к выходу из сада чудовищ. Я последовала за ним.

— Чувство юмора у Пьетро отсутствует начисто, — продолжал Смит. — Он в жизни своей не запускал этих миляг. Если б ты была понаблюдательнее, то наверняка бы заметила, как проржавели рельсы.

— Тогда кто подвел к ним электричество? — спросила я, по большой дуге огибая ящерицу размером с человека. — Не в шестнадцатом же веке?

— Нет, разумеется, но в те времена монстры приводились в движение с помощью хитроумной системы противовесов и сжатого воздуха, шкивов и железных стержней. Юмор в шестнадцатом веке был грубоватым, а тогдашний граф Караваджо во всем следовал моде. Электричество подвел дед нашего старины Пьетро. Не правда ли, довольно остроумно?

Он похлопал по оттопыренному заду саблезубого тигра, который вгрызался в глотку кричащего крестьянина.

— Восхитительно, — согласилась я. — А как это вы оказались в саду, дражайший сэр? Наверное, совершенно случайно шли мимо, да?

— Пьетро попросил отыскать тебя. Скоро обед. Один из садовников видел, как ты шла в этом направлении.

— Что ж, благодарю за спасение.

— Чистая случайность, — холодно ответил Смит. — Не рассчитывай, что тебе и в следующий раз так повезет.

После обеда Пьетро снова отправился спать, а я продолжила свои изыскания. Утро оказалось хотя и занимательным, но бесплодным, служебные помещения найти так и не удалось. До сих пор за пределами гостиной и столовой я видела не так много слуг, разве что однажды углядела садовника, и у меня было предчувствие, что именно среди слуг попадется знакомое лицо. Кроме того, я хотела исследовать расположенные на территории поместья постройки. Если таинственная ювелирная мастерская спрятана где-то здесь, ее не станут выставлять напоказ. Но по крайней мере я смогу разведать подозрительные места, а осмотрю их попозже, когда работники отправятся по домам. Меня охватил детективный зуд. Я нутром чуяла, что надо поторопиться. Возможно, в подсознании родилась мысль, что таинственный мастер-виртуоз — скорее жертва, чем член банды. Мне представлялся благообразный старец приятной наружности, в стареньких очках на кончике носа и с одуванчиковым пухом на голове, — в общем, добродушный персонаж из сказок братьев Гримм. Что, если негодяи держат бедного старичка в плену, заставляя день и ночь творить шедевры?