— Но почему ваш выбор пал именно на меня? — Бьянка продолжала загадочно улыбаться. — Не думаю, что я единственная дама, которую сэр Джон почтил своим вниманием.

Я испустила раздраженный вздох.

— Господи! Да пусть ваш сэр Джон хоть величайший любовник современности, новоявленный Казанова, но в сутках всего-навсего двадцать четыре часа. Сэр Джон находился в Риме меньше недели, и у него хватало дел. Вы да Хелена — вот и весь его любовный список. Он просто не успел внести в него новые имена. Кроме того, Бьянка, вы заполнили огромный пробел в моих рассуждениях. Я беспрестанно спрашивала себя, кто же руководит всей этой грандиозной аферой? Вы единственный человек, у которого достаточно ума и честолюбия, чтобы организовать мошенничество с таким размахом. Помимо прочего, главарь должен был удовлетворять двум условиям: жить в Риме и знать о талантах Луиджи Караваджо. Кроме того, в детективах главный бандит никогда не появляется в последней главе, это противоречит законам жанра! Так что вычислить вас не составило особого труда. — И я гордо расправила плечи. — Что вы сделали с Джоном?

— Он здесь. — Бьянка больше не забавлялась. Она с любопытством рассматривала меня. — Мы думали использовать его в качестве заложника, чтобы обеспечить ваше молчание, дорогая. Кто мог предположить, что вы окажетесь настолько глупой, что заявитесь по собственной воле? Бога ради, объясните, зачем вы пришли?

Ответ я знала, но вряд ли могла внятно изложить его вслух. Слишком путано бы получилось. Всему виной мое трудолюбивое подсознание, это оно подкинуло мне разгадку, вот только бедному подсознанию пришлось трудиться на фоне моей откровенной глупости, и потому преуспело оно лишь отчасти. В общем, я догадалась, но как, сама не знаю. Просто в какой-то момент в голове всплыло имя Бьянки, но почему?.. Кто его знает. В будущем буду придерживаться другой тактики: ни о чем не думать, пусть подсознание вкалывает само. Если, конечно, у меня есть будущее...

— Надеюсь, вы понимаете, что я не могла прийти сюда, словно агнец на заклание, не приняв мер предосторожности? — Прекрасная фраза, только вот уверенности в голосе надо бы побольше. — Ха-ха! Таких идиотов на свете просто нет, дорогая княгиня Кончини. Если через пять минут я не выйду из этого дома живая и невредимая, с Джоном под мышкой, вас ждут серьезные неприятности.

Бьянка, казалось, не слышала меня. Она неподвижно сидела в кресле, слегка склонив голову набок, словно прислушиваясь к чему-то.

— Эй! Я сказала, будет лучше, если вы нас сейчас же отпустите! Мы дадим вам время для бегства. У вас наверняка припрятана кругленькая сумма. За несколько часов вы можете пересечь полмира. Вы же разумная женщина, Бьянка, и должны понять, что глупо оставлять после себя гору трупов.

— Верно, — пробормотала она.

— Тогда...

— Прошу прощения. — Бьянка покачала головой. — Боюсь, вы заблуждаетесь, дорогая, и рисуете всю картину в несколько искаженном виде.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что вовсе не я решаю вопрос о вашей судьбе. — Она подалась вперед и взмахнула тонкой рукой. Почему-то этот жест, несмотря на его театральность, выглядел весьма убедительно. — Да, задумка целиком и полностью моя. Вначале была моей... Неужели вы способны поверить, будто такой утонченный, такой, простите мне нескромность, изощренный ум мог совершить столь непростительную ошибку? Ну разве стала бы я убивать бедную глупенькую шлюшку? К чему эта нелепая и бессмысленная жестокость? Нет, я не такая идиотка, уж поверьте, Вики. У вас должны были возникнуть подозрения...

— Довольно, Бьянка! — произнес чей-то негромкий голос.

Сине-зеленые портьеры рядом с камином заколыхались и раздвинулись, открыв взгляду дверь.

На пороге стоял он, прекрасный, как скульптура Микеланджело... С пистолетом в руках.

Глава двенадцатая

I

Луиджи выглядел таким юным, таким беззащитным. Обиженно-надутое лицо делало его похожим на несчастного ребенка. Луиджи казался на несколько лет моложе, чем был на самом деле. Я не верила своим глазам.

Луиджи!..

Кто бы мог подумать?! И если бы не пистолет, я бы наверняка решила, что от усталости и отчаяния у меня начались галлюцинации.

— Вам лучше перестать обзывать меня идиотом и глупцом! — Юноша обжег Бьянку ненавидящим взглядом. — Вы всегда разговаривали со мной свысока. Глупый ребенок, невинный младенец... это я-то?! Я? Человек, без которого ничего у вас не вышло бы... Да что бы вы делали без меня! Любого из вас можно заменить, но без меня весь замысел пошел бы насмарку! Жаль, что я раньше до этого не додумался. Но теперь все будет иначе! Отныне я здесь главный, король занял подобающее ему место. И больше никто из вас не посмеет смеяться надо мной, ясно?!

Надо отдать должное Бьянке — трусихой она не была. В ту минуту ей грозила куда большая опасность, чем мне. Уязвленное самолюбие делало Луиджи таким же неуравновешенным, как колченогий стул, но Бьянка не съежилась от страха, не сжалась под его яростным взглядом и не стала извиняться.

— Видите, меня свергли, как и всех других тиранов. Дворцовый переворот. Что ж, дорогая Вики, приветствуйте нового правителя.

— Луиджи безусловно прав, — сказала я спокойно. — Без него у вас ничего бы не вышло. Он истинный гений. Знаешь, Луиджи, ты мог бы стать самым величайшим ювелиром в истории человечества.

Первая часть моего лицемерного панегирика ему определенно понравилась. Он взглянул на меня, и надутое лицо чуть смягчилось. Но концовка удалась мне хуже. Луиджи снова набычился.

— Ювелиры — это жалкие ремесленники. А я художник! Если бы мой отец не пытался уничтожить мой талант, в этом занятии не было бы необходимости. Я не ремесленник!

— Челлини тоже был ювелиром. А знаменитый Холбейн творил свои чудесные вещицы для Генриха Восьмого.

В глазах Луиджи появилось задумчивое выражение.

— Верно...

Это было все равно что идти по ломкому, подтаявшему льду: один шаг в сторону, одно неверное слово могло нарушить то хрупкое взаимопонимание, которое наметилось между нами. К тому же Луиджи вовсе не был глуп. Безумен — да, конечно, но отнюдь не глуп.

— О чем это вы сейчас говорили? Хотели убедить Бьянку отпустить вас, так? Вы нам подстроили ловушку. Какую именно?

Я медлила с ответом. Глаза Луиджи сузились, палец лег на спусковой крючок.

— Все так запуталось, — зачастила я. — Так перемешалось. Я не знала, что ты тоже в этом замешан, Луиджи. Думала, что они используют твой редкий талант, думала, что ты невинен, как всякий истинный художник. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Постойте, постойте... — Луиджи словно говорил про себя. — Дайте подумать. У вас есть какой-то план... А-а! Вы же куда-то звонили... Отец как-то сказал мне об этом. Какому-то человеку в Мюнхене. В этом состоит ваш план? Если вы не позвоните своему приятелю, он обратится в полицию. Видите, я умнее, чем вы думали!

Его юное лицо так и лучилось удовольствием. Умом я понимала, что этот красивый, очаровательный мальчик на самом деле жестокий убийца, но сердце отказывалось принимать правду.

— Ты и вправду очень умен, Луиджи. Все правильно, именно в этом состоял мой план. Но я не буду...

— Звоните! — Дуло пистолета качнулось в сторону низкого столика, на котором стоял телефонный аппарат. — Давайте же, звоните! И будьте осторожнее. Скажете, что все в порядке. А чтобы вы не наделали глупостей... — Он оглянулся через плечо: — Бруно! Приведи его сюда.

Я посмотрела на княгиню. Она лишь приподняла узкие плечи. Так пожимать плечами умеют только итальянцы.

— Да уж, много от вас помощи, — с горечью буркнула я.

Дверь, из которой появился Луиджи, все еще оставалась открытой. Послышались шаги, неуверенные, шаркающие, им вторил гулкий топот. Затем появился Джон, которого поддерживал Бруно. Лицо Джона было в кровоподтеках, а фингал под глазом — настоящее произведение абстрактного искусства.