В дом я проникла через один из многочисленных боковых входов, стараясь не попадаться никому на глаза, точнее... гм... под нос. Учуять меня можно было за милю. А все подлый Смит! Если бы не лез со своими гнусными советами, я давно бы уже добралась до ванной. Ладно, теперь все позади, скорей, скорей на встречу с мылом и горячей водой!

И надо же было случиться, что, проскользнув в дом запашистой тенью, я первым делом напоролась на ослепительную княгиню Кончини. Со мной подобные казусы происходят сплошь и рядом, — как говорится, не повезет, так с детства.

Княгиня стояла в холле, стаскивая безукоризненно белые перчатки. Рядом в подобострастном поклоне вдвое сложился дворецкий, ожидавший, когда ее светлость вручит ему перчатки и элегантный жакет песочного цвета. Судя по всему, синьора Кончини ехала в машине стоя, ибо на ее юбке не было ни складочки. Туфли сверкали чистотой, а каждый глянцевый волосок прически выглядел так, словно над ним колдовали несколько часов, укладывая строго в соответствии с тщательно продуманным планом.

Прекрасные глаза княгини внимательно оглядели меня, и она улыбнулась своей легкой античной улыбкой. Я почти физически ощутила, сколь грязна и неопрятна каждая клеточка моего немытого существа. Одежда в зеленых пятнах от травы, слюнявые следы Цезаря, в волосах земля, физиономия в поту... А запах! Я содрогнулась и поспешила с независимым видом откинуть со лба липкие, спутанные космы. Княгиня едва заметно наморщила свой патрицианский носик.

— Привет! — бодро сказала я.

— Добрый день. Как приятно вас видеть, дорогая Вики.

Она протянула дворецкому перчатки и, раскрыв объятия, шагнула ко мне. Я испуганно отпрянула и прохрипела:

— Только не прикасайтесь ко мне, Бьянка! Я... играла с собакой.

— С собакой? А-а, наверное, тот огромный ужасный зверь, которого завел Пьетро. Странный вкус, моя дорогая.

— Мне нужно принять душ, — промямлила я, пятясь к лестнице.

— Поднимусь-ка я с вами, дорогая. Мне тоже не помешает привести себя в порядок перед обедом.

— Да вы само совершенство, Бьянка!

— Очень любезно с вашей стороны, Вики. А если серьезно, я хочу поговорить с вами наедине до того, как мы увидимся с остальными. Это касается вопроса, о котором мы беседовали в день нашего знакомства... Я обещала показать вам свою коллекцию.

У нее было такое серьезное лицо, что я замерла как вкопанная на середине лестницы.

— Вы хотите сказать, что нашли?!

Бьянка покачала головой:

— Разумеется, я проверила еще далеко не все экспонаты. Но кое-что отобрала... Мне кажется, эти ценности могли бы привлечь ваших гипотетических преступников. Кубок курфюрста, изумруды Сигизмунда и несколько других вещиц. С ними все в порядке.

— Что ж, это хорошая новость, — разочарованно пробормотала я. — Поверьте, я не рассчитывала, что вас ограбили только для того, чтобы подтвердить мою гипотезу.

— Но это не значит, что она неверна.

Княгиня была сама любезность, но явно не верила в мою теорию. Я вдруг испытала прилив раздражения. И с какой стати она держится со мной так покровительственно?

— Моя гипотеза верна! Я пока не могу ее доказать, но докажу, непременно докажу!

— Вы выяснили что-нибудь новое?

— Пока нет. Но думаю, я на правильном пути. Этот англичанин, о котором я вам говорила... тот, что был в антикварной лавке. Оказывается, он секретарь Пьетро.

— Мне это известно, — спокойно ответила Бьянка. — Вы находите мистера Смита подозрительным... Но почему? Для этого нет никаких оснований. У него превосходные рекомендации.

— А вы их видели? — спросила я напрямик.

Княгиня улыбнулась своей слегка зловещей улыбкой этруска.

— Я знакома с самим сэром Джоном, этого вполне достаточно. И нахожу его на редкость привлекательным мужчиной. А вы?

Я пожала плечами и сухо ответила:

— Внешность этого человека не имеет ничего общего с его моральными устоями.

— Вы говорите, как королева Виктория! — Бьянка улыбнулась шире. — Успокойтесь, дитя мое, и наслаждайтесь жизнью. Любопытно, была ли я когда-нибудь столь же убийственно серьезной, как вы сейчас?.. Боюсь, даже в вашем нежном возрасте я воспринимала жизнь с долей здорового цинизма. Послушайтесь совета, дорогая, жизнь — это игра, а играть надо весело!

И Бьянка не спеша поплыла по коридору, а я осталась столбом торчать на последней ступени лестницы, чувствуя себя полной дурой трех лет от роду.

В сравнении с предыдущими сосредоточенно-унылыми трапезами этот обед можно было смело назвать оживленным. Катализатором веселья выступила, разумеется, Бьянка Кончини. Княгиня, словно опытная хозяйка, направляла разговор, втянув в него даже угрюмую Хелену. По крайней мере дважды Бьянка предотвратила ссору между Пьетро и юным Луиджи. Одновременно она умудрялась в весьма элегантном стиле флиртовать с подлым Смитом, чья глупая голова тотчас пошла кругом от такого (явно незаслуженного, на мой взгляд) внимания. Сэр Джон молол языком не переставая, хохотал и острил так, словно его наняли специально для этого. Единственное, что немного омрачило всем настроение, это внезапно испортившаяся погода. Когда мы не торопясь пили кофе, начали собираться тучи. Старая графиня беспокойно взглянула на внука:

— Луиджи, обещай, что ты останешься дома! Не стоит в дождь сидеть в мастерской.

Луиджи, который находился в превосходном настроении, послал мне улыбку.

— Бабушка боится, что в меня ударит молния, — объяснил он, ласково похлопывая старушку по руке.

Я улыбнулась в ответ:

— А моя бабушка не разрешала мне во время грозы играть на пианино.

— Ваша бабушка была разумной дамой, — твердо сказала графиня. — Электричество — очень сомнительная вещь. Разве кто-нибудь понимает, что это такое? Нет. То-то и оно. Луиджи, мальчик мой, обещай, что не пойдешь в мастерскую. Лучше почитай мне, ты же знаешь, как я люблю тебя слушать.

Юноша кивнул:

— Хорошо, бабушка, только сначала мне надо сделать несколько звонков, а потом я поднимусь к тебе.

— Ох уж эти звонки, — пробормотал Пьетро. — Мальчишка болтает по телефону днями напролет. Луиджи, не вздумай звонить своему приятелю в Швейцарию, последний счет был просто чудовищным.

Улыбка спала с красивого лица Луиджи, но он промолчал. Что за извращенное свойство натуры заставляет людей грубить своим близким? Замечания Пьетро были совершенно излишни, и все же он явно не мог без них обойтись.

После обеда мы с княгиней Кончини и Пьетро отправились осматривать коллекцию редкого фарфора. Бьянка готовила к изданию альбом, посвященный фарфоровым изделиям, хранящимся в частных европейских коллекциях, и хотела выбрать, какие из экспонатов Пьетро включить в книгу. Надо сказать, что в фарфоре я практически ничего не смыслю, да и не имею такого желания. На блюда изумительной красоты, которые показывал нам Пьетро, и впрямь стоило взглянуть, но разговор хозяина и Бьянки был мне совершенно непонятен. Так что, налюбовавшись вдоволь, я извинилась и направилась к себе в комнату.

Дождь за окном хлестал нешуточный, его монотонный шелест навевал дрему. Я прилегла на кровать и не заметила, как вскоре уснула.

В то, что сны — это посланцы из мира сверхъестественного, я не верю, но думаю, что сновидения могут помочь проанализировать неосознанные тревоги. В тот день мне приснился весьма необычный сон. Он был посвящен искусству: эротические рисунки Рафаэля, «Пиета» Микеланджело, греческие статуи в зале Пьетро — и все вымазано красной и лазурной краской, словно взятой с жутковатых полотен Луиджи...

Когда я проснулась, дождь все еще нудно моросил, с балкона доносился перестук капель. Какое-то время я лежала, вглядываясь в серые сумерки и пытаясь понять, что же меня так гнетет.

Очевидно, тревога как-то связана с Луиджи и его студией. Эти кипы рисунков, набросков, акварелей... Мальчик экспериментировал с различной художественной техникой. Но почему он не попробовал себя в скульптуре?

Имелось несколько разумных объяснений. Возможно, Луиджи просто не умеет работать с объемными вещами. И все же в некоторых набросках, которые я видела днем сквозь пелену пота, было нечто такое...